Адам энергично растирал руки, как будто замерз. Ронан стоял рядом с ним и смотрел через плечо на что-то, чего Блу не видела. – Идите сюда, – попросил Адам. – И влезьте внутрь. А потом скажите, что я сошел с ума. Он говорил с отчетливым акцентом. Блу уже поняла: это значило, что Адам слишком взволнован, чтобы его скрывать. Блу посмотрела на дупло. Как и положено, оно выглядело влажным, неровным, черным, и росшие на коре грибы продолжали трудиться над его увеличением. Края были зазубренными и тонкими. Казалось чудом, что дерево продолжало жить. – Ты в порядке? – спросил Ганси. – Закрой глаза, – сказал Адам. Он стоял, скрестив руки и обхватив себя за плечи. Слыша его дыхание, Блу вспомнила, каково проснуться после кошмара, когда сердце колотится, легкие сжимаются, а ноги болят от безуспешных попыток бежать. – В смысле, когда встанешь здесь, – уточнил Адам. – Ты залезал туда? – спросил Ганси у Ронана. Тот покачал головой. – Это он его нашел, – сказал Адам. Ронан абсолютно спокойным голосом произнес: – Я туда не полезу. И это прозвучало как незыблемый принцип, а не как признание в трусости. Как в ту минуту, когда он отказался взять карту на сеансе. – А я не против, – заявила Блу. – Я слазаю. Было трудно представить, что ей что-то угрожает внутри дерева, и неважно, насколько странным казался лес снаружи. Шагнув в дупло, она повернулась лицом к внешнему миру. В дупле стоял сырой и спертый воздух. А еще там было тепло, и, хотя Блу знала, что это просто результат гниения, дерево стало для нее таким же живым существом, как она сама. Адам маячил перед ней, по-прежнему обхватывая себя руками. «Что, по его мнению, здесь может случиться?» Она закрыла глаза. И почти сразу почуяла дождь – не предвестие его, а живой, постоянно меняющийся аромат уже идущей грозы, раздольный запах ветра, летящего сквозь струи ливня. Что-то касалось ее лица. Блу открыла глаза. Она одновременно находилась в своем теле и наблюдала за собой со стороны. Никакого дупла не было. Блу, которую она видела, стояла рядом с мальчиком в школьном свитере. Он слегка сутулился, и его плечи потемнели от дождя. На своем лице Блу ощущала его пальцы. Он прикасался их тыльной стороной к ее щекам. По лицу той, другой Блу текли слезы. Благодаря какой-то странной магии Блу чувствовала их и на своей коже. А еще она, как когда-то на церковном дворе, ощутила болезненно вздымающуюся в душе печаль – горе, которое казалось больше ее самой. Слезы той, другой Блу казались бесконечными. Они текли, текли – и скатывались, промывая дорожки на щеках. Мальчик в школьном свитере прижался лбом к ее лбу. Она ощутила прикосновение его кожи и вдруг почуяла запах мяты. «Всё будет хорошо, – сказал Ганси той, другой Блу. Она видела, что ему страшно. – Всё будет хорошо». Хоть это было невероятно, но Блу поняла, что та, другая Блу плачет, потому что любит Ганси. И Ганси так бережно прикасается к ней, так осторожно проводит по ее лицу пальцами потому, что знает: поцелуй будет смертельным. Она чувствовала, как сильно та, другая Блу хотела поцеловать его, хоть и боялась этого. Хотя она не понимала почему, ее реальные, нынешние воспоминания оказались вытеснены другими, фальшивыми воспоминаниями о том, как их губы почти соприкоснулись, о жизни, которую уже прожила та, другая Блу. «Ладно. Я готов… – голос Ганси дрогнул – совсем чуть-чуть. – Блу, поцелуй меня». Потрясенная, Блу открыла глаза по-настоящему. Она увидела вокруг себя темноту дупла и вновь ощутила тяжелый запах гниющего дерева. Внутри у нее всё перевернулось от призрачного горя и от желания, которые она ощутила в видении. Ей было дурно и тревожно, и, выйдя из дупла, Блу не решилась взглянуть на Ганси. – Ну? – спросил тот. Она ответила: – Что-то такое… Блу не стала уточнять, и он занял ее место в дупле. Увиденное казалось таким реальным. Это было будущее? Альтернативное будущее? Или просто сон? Блу не могла вообразить, что влюбится в Ганси, именно в Ганси, но в видении это казалось не только возможным, но и бесспорным. Когда Ганси, стоя в дупле, отвернулся, Адам взял Блу за руку и притянул ближе. Он был не очень нежен, но Блу сомневалась, что это намеренная грубость. Она, впрочем, испугалась, когда он вытер ей лицо свободной рукой; она по-настоящему плакала. – Я хочу, чтоб ты знала, – гневно шепнул Адам. – Я бы ни за что этого не сделал. Это просто глюк. Я бы никогда так с ним не поступил… Он крепко сжимал ее руку, и Блу почувствовала, что он дрожит. Хлопнув глазами, она посмотрела на Адама, который продолжал вытирать ей щеки. Лишь через несколько секунд Блу поняла, что он, вероятно, увидел нечто совершенно иное, нежели она. Но если бы она спросила, что он видел, ей пришлось бы рассказать свое видение. Ронан с мукой смотрел на них, как будто узнал, что произошло в дупле, даже не заходя туда. Ганси стоял, опустив голову и сцепив руки перед собой. Он напоминал статую в церкви. В ту минуту, когда над ним нависали ветки, а веки казались бесцветными в тени, в Ганси чувствовалось нечто очень древнее. Он был собой, но в то же время чем-то еще – чем-то, что Блу впервые увидела в нем, когда Воронята явились на сеанс. Ощущение чего-то иного, большего, словно исходило от этого неподвижного портрета Ганси в раме темного дерева. Адам отвернулся, и теперь – ТЕПЕРЬ – Блу поняла, что такое было у него на лице. Стыд. Что бы ему ни явилось, когда он стоял в дупле, Адам полагал, что Ганси тоже это видел, и нестерпимо мучился. Ганси открыл глаза. – Ну что? – спросила Блу. Он наклонил голову набок – медленно, как во сне. И сказал: – Я видел Глендауэра. 24 Как и предупреждал Адам, понадобились далеко не две секунды, чтобы изучить ворона, вырезанного на земле, зайти по течению ручья в лес, посмотреть, как рыбы меняют цвет, обнаружить галлюцинаторное дерево и вернуться к Хелен. Если верить часам Ганси, это заняло семь минут. Хелен была в бешенстве. Когда Ганси сказал ей, что семь минут – это чудо, и по-хорошему им понадобилось бы сорок, последовала такая ссора, что Ронан, Адам и Блу сняли наушники, позволяя брату и сестре выговориться. Без наушников, конечно, трое на заднем сиденье сами лишились дара речи. Могла бы повиснуть неловкая тишина, но оказалось, что без слов проще. – Это невозможно, – сказала Блу, как только вертолет улетел с парковки и стало достаточно тихо, чтобы говорить. – Не могло же время остановиться, пока мы были в лесу. – Ничего невозможного, – ответил Ганси, шагая по парковке к зданию. Он рывком распахнул дверь на первый этаж и крикнул в темноту лестницы: – Ной, ты дома? – Ганси прав, – сказал Адам. – Согласно теории силовых линий, непосредственно на линии время становится гибким. Это был один из наиболее часто упоминаемых эффектов, особенно в Шотландии. В шотландском фольклоре существовал давний миф о том, что путешественников порой «водит» – то есть местные духи сбивают их с пути. Путники шагают по прямой тропе и вдруг понимают, что необъяснимо заблудились; они оказываются в месте, которое совершенно не помнят, в нескольких метрах, а то и нескольких милях, от точки старта, и часы показывают некоторое время до или после того, как они двинулись в путь. Как будто они споткнулись о складку во времени и пространстве. Энергия силовых линий играла с людьми. – А что такое было в дереве? – спросила Блу. – Галлюцинация? Сон? «Глендауэр. Это был Глендауэр. Глендауэр. Глендауэр». Ганси не мог перестать видеть его. Он радовался, боялся или то и другое сразу. – Не знаю, – сказал он. Ганси вытащил ключи и хлопнул Ронана по руке, когда он потянулся за ними. Это был бы очень, очень холодный день, невзирая на вирджинское лето, если бы ему позволили сесть за руль. Ганси видел, что Ронан сделал с собственной машиной, и мысль о том, чтó он мог бы натворить, имея в распоряжении еще несколько десятков лошадиных сил, была невыносима. – Но я намерен это выяснить. Поехали. – Поехали? Куда? – спросила Блу. – В тюрьму, – покладисто сообщил Ганси. Остальные двое уже подталкивали ее к машине. Ганси как будто парил… его переполняла эйфория. – К зубному врачу. В какое-нибудь ужасное место. – Мне надо домой к… – Блу не договорила. – Не знаю когда. Но в какое-то разумное время. – Разумное – это как? – поинтересовался Адам, а Ронан заржал. – Мы вернем тебя, прежде чем ты превратишься в тыкву… – Ганси хотел добавить «Блу», но почему-то показалось странным так ее называть. – Блу – это прозвище?