Адам предупредил: – Хелен тебя возненавидит. – Она пришлет эсэмэс, если слишком разозлится, – сказал Ганси. В знак доказательства он вытащил из кармана мобильник. – О… здесь нет связи. Учитывая их местонахождение, отсутствию связи не стоило удивляться, но Ганси вдруг остановился. Когда они, все четверо, выстроились в неровный круг, он принялся тыкать пальцем в экран мобильника. Датчик в другой руке светился ярко-красным. Слегка изменившимся голосом Ганси спросил: – У кого-нибудь есть часы? В выходные Блу не требовалось точно рассчитывать время, поэтому она не надела часы; у Ронана на запястье были только узловатые кожаные шнурки. Адам поднял руку и продемонстрировал дешевые часы на потертом ремешке. – У меня, – уныло сказал он, – но, кажется, они не работают. Не сказав ни слова, Ганси повернул к ним экран телефона. На нем были часы. Блу не сразу поняла, что они стоят. Долгое время все четверо просто смотрели на три неподвижные стрелки на циферблате. Сердце Блу отсчитывало каждую секунду – вместо часов. – Это… – начал Адам и замолчал. А потом попытался еще раз. – Это потому что на технику влияет энергия линии? – На твои часы? С механическим заводом? – резко спросил Ронан. – Да, – подтвердил Ганси. – Мой телефон по-прежнему включен. И датчик. Сбилось только время. Я думаю, что… Но ответов не было, и они все это знали. – Я хочу пойти дальше, – сказал Ганси. – Еще немножко. Он помедлил, ожидая, что его остановят. Никто ничего не сказал, но, когда Ганси двинулся дальше, карабкаясь через валун, и Ронан вместе с ним, Адам взглянул на Блу. Выражение его лица гласило: «Ты в порядке?» Блу была в порядке – так, как до полета. Не то чтобы она испугалась ярко горящих лампочек на датчике или часов Адама, переставших работать; но, встав поутру, Блу вовсе не ожидала, что окажется в таком месте, где времени нет. Она вытянула руку. Адам, не колеблясь, взял ее, как будто ничего другого не ожидал. Он негромко произнес, только для Блу: – Сейчас у меня сердце бьется, как сумасшедшее. Как ни странно, не их сплетенные пальцы действовали на Блу сильнее всего, а теплое запястье Адама, прижавшееся к ее запястью. «Нужно сказать ему, что он не может меня поцеловать», – подумала она. Но только не теперь. Теперь ей хотелось ощущать прикосновение его руки. У обоих пульс бился быстро и неровно. Держась за руки, они лезли по камням вслед за Ганси. Деревья стали еще выше, некоторые из них срослись стволами и напоминали замки – огромные, увенчанные башнями. Благоговейно шелестящий полог листвы поднялся высоко над головами. Всё было зеленое, зеленое, зеленое. Где-то впереди плескалась вода. На одно короткое мгновение Блу показалось, что она услышала музыку. – Ной? В голосе Ганси звучало отчаяние. Он остановился под могучим буком и теперь осматривался. Поравнявшись с ним, Блу поняла, что Ганси стоит на берегу озерца, из которого и вытекает ручей, вдоль которого они шли. Оно было всего несколько дюймов в глубину и абсолютно прозрачное. Такое чистое, что вода как будто умоляла до нее дотронуться. – Мне показалось, я слышал… – Ганси замолчал. Он взглянул на сцепленные руки Адама и Блу. И вновь на лице у него почему-то отразилось удивление. Адам сильнее сжал пальцы, хотя Блу сомневалась, что он сделал это намеренно. Между ними происходил какой-то безмолвный разговор, но Блу сомневалась, что хоть один из парней знал, о чем шла речь. Ганси повернулся к озерцу. Датчик в его руке померк. Присев на корточки, Ганси провел свободной рукой, с широко растопыренными пальцами, над самой поверхностью воды. Под его ладонью вода двигалась и темнела, и Блу поняла, что там кишат тысячи крохотных рыбок. Они взблескивали то серебряным цветом, то черным, двигаясь вслед за слабой тенью, которую отбрасывал Ганси. Адам спросил: – Как тут оказалась рыба? Ручей, вдоль которого они шли по лесу, был слишком мелким для рыбы, а озерцо, очевидно, пополнялось дождевой водой, стекавшей с горы. Рыба не берется с неба. Ганси ответил: – Не знаю. Рыбы суетились и перескакивали друг через друга. Непрестанно двигавшиеся крохотные загадки. И вновь Блу показалось, что она услышала музыку, но потом она посмотрела на Адама и решила, что, возможно, это всего лишь звук его дыхания. Ганси посмотрел на них, и Блу поняла, что ему очень нравится это место. Откровенное выражение его лица содержало нечто новое: не просто восторг от обнаружения силовой линии или коварную радость от возможности дразнить Блу. Она читала на нем странное счастье, которое бывает, когда ты что-то любишь, не понимая, почему… то самое странное счастье, которое порой напоминает грусть. Именно так Блу чувствовала себя, когда смотрела на звезды. И таким он капельку больше походил на Ганси, которого она видела на церковном дворе. Блу поняла, что не в силах смотреть на него. Тогда она высвободила руку из ладони Адама и направилась к буку, рядом с которым стоял Ганси. Она осторожно перешагнула через обнаженные узловатые корни, а затем коснулась ладонью гладкой серой коры. Как и его собрат, растущий на заднем дворе, этот бук был холодным, словно зимой, и приносил странное успокоение. – Адам… – позвал Ронан, и Блу услышала, как Адам осторожно и медленно зашагал вокруг озерца. Треск веточек под ногами делался тише, по мере того как он удалялся. – По-моему, рыбки ненастоящие, – негромко сказал Ганси. Это было так нелепо, что Блу вновь повернулась к нему. Он наклонял ладонь туда-сюда, глядя в воду. – Кажется, они здесь только потому, что я думал, что они должны быть здесь. Блу насмешливо откликнулась: – Здравствуй, бог. Ганси вновь покачал рукой, и Блу увидела, как в воде опять мелькнули рыбы. Он с сомнением продолжал: – Что сказала твоя родственница во время сеанса? Та, с длинными волосами. Она сказала – всё дело в восприятии… или нет, в намерении. – Ее зовут Персефона. Намерение воздействует на карты, – объяснила Блу. – Это нужно для того, чтобы другой человек мог проникнуть в твою голову, увидеть образы в будущем и прошлом. Но рыба? Как может твое намерение вызвать рыб? С жизнью нельзя договориться. Ганси спросил: – Какого цвета были рыбки, когда мы пришли сюда? Они были серебристо-черными, ну или, по крайней мере, такими казались. Блу понимала, что Ганси искал признаки необъяснимой магии, но лично она не собиралась так легко поддаваться. Синий и коричневый вполне могли показаться черным или серебристым, в зависимости от освещения. Тем не менее она подошла к Ганси и присела на мокрой земле возле озерца. Рыбки были сплошь темными, неразличимыми в тени его ладони. – Я наблюдал за ними и гадал, как они сюда попали, а потом вспомнил, что есть форель, которая водится в маленьких ручьях, – сказал Ганси. – Дикая ручьевая форель – кажется, она так называется. Я подумал, что теперь всё понятно. Возможно, ее в этот прудик выпустил человек, ну или где-то дальше есть другое озеро. Вот что я думал. Ручьевая форель сверху серебристая, а снизу красная. – Так, – отозвалась Блу. Протянутая рука Ганси оставалась неподвижной. – Ведь в этом озерце, когда мы пришли, не было красных рыб? Блу промолчала, и он взглянул на нее. Она покачала головой. В озерце совершенно точно не было красных рыб. Ганси быстро убрал руку. Крохотная стайка рыб заметалась в поисках укрытия, но Блу успела заметить, что они все были серебристо-красные. Не красноватые, а ярко-красные, цвета заката – или мечты. Как будто они никогда и не были другими. – Не понимаю, – сказала Блу. Что-то в ее душе ныло, как будто она всё понимала, но не могла выразить словами, мысленно зафиксировать. Ей показалось, что она – часть сна, в который погружено это место. Ну или оно было частью ее сна. – И я тоже. Оба одновременно повернулись, когда слева послышался чей-то голос. – Адам? – спросила Блу. Казалось странным, что ей пришлось уточнить, но ничего определенного здесь не было. И вновь они услышали голос Адама, на сей раз отчетливее. Адам и Ронан стояли на другой стороне озерца. За ними возвышался дуб. В его стволе зияла выгнившая полость размером с человека. В воде отражались и Адам, и дерево, и эта картинка казалась холоднее и дальше, чем реальность.