Мора поджала губы. Бровь Каллы взмыла к волосам. Они быстро переглянулись. Блу достаточно хорошо знала обоих, чтобы истолковать эти взгляды. Мора спросила: «Что думаешь?» Калла ответила: «Дохлый номер». Персефона ничего не сказала. Мора коснулась пятерки пентаклей. – Денежные проблемы, – заметила она. На этой карте мужчина с костылем ковылял по снегу под витражным окном, а идущая рядом женщина куталась в шаль. Мора добавила: – Из-за женщины. Взгляд мужчины оставался невозмутимым. – У моих родителей было значительное состояние. Мой отец оказался втянут в деловой скандал. Они развелись, и денег у них нет. Во всяком случае, для меня. Он произнес это каким-то странно неприятным тоном. Безжалостная констатация факта. Мора вытерла ладони о брюки и указала на другую карту. – Теперь вы занимаетесь каким-то утомительным делом. Вы преуспеваете, но сильно устаете. Его поджатые губы подтвердили правду. Персефона коснулась первой карты, которую вытянула. Рыцарь пентаклей. Человек в доспехах смотрел в поле холодными глазами, сидя на коне и держа в руках монетку. Блу подумала, что если получше приглядеться, то на монетке видно какое-то изображение. Три изогнутых линии, удлиненный треугольник с клювообразными вершинами. Рисунок, который она видела на кладбище, когда его бездумно начертила Мора. И в тетради, забытой в «Нино». Но нет, когда она пригляделась, на монетке оказалась всего лишь слабо намеченная пятиконечная звезда. Пентакль, в честь которого и называлась карта. Наконец Персефона заговорила. Тихим и внятным голосом она произнесла: – Вы что-то ищете. Он резко повернулся к ней. На карте Каллы, которая лежала перед Персефоной, тоже был рыцарь пентаклей. Блу подумала: как необычно, что две колоды согласились между собой. Еще более странно было видеть, что у Моры тоже выпал рыцарь пентаклей. Три рыцаря смотрели холодным взглядом в пространство. Снова три. Калла с горечью произнесла: – И вы готовы сделать что угодно, чтобы найти это. Вы много лет потратили на поиски. – Да, – резко ответил мужчина, удивив их всех жестокостью, прозвучавшей в его голосе. – Но сколько еще искать? И… я это найду? Женщины вновь стали рассматривать карты, ища ответ. Блу тоже смотрела. Пускай у нее не было дара, зато она знала, что означают карты. Ее взгляд упал на Башню, которая предвещала гостю, что его жизнь круто изменится, а затем на последнюю карту в ряду – пажа кубков. Блу посмотрела на нахмурившуюся Мору. Не то чтобы паж кубков был чем-то плох; более того, по мнению Моры, когда та гадала себе, эта карта символизировала Блу. «Ты – паж кубков, – сказала ей когда-то мать. – В его чаше содержится большой потенциал. И посмотри, он даже похож на тебя». Паж кубков в этом раскладе тоже был не один. Как и рыцарей пентаклей, их оказалось три. Трое юношей, державших чаши, полные силы, и все – с лицом Блу. Вид у Моры сделался очень, очень мрачный. Блу почувствовала, что покрывается мурашками. Ей вдруг показалось, что несть числа судьбам, с которыми она связана. Ганси, Адам, то незримое место в гадальной миске Нив, странный мужчина, сидящий рядом… Сердце у нее бешено забилось. Мора поднялась так быстро, что стул стукнулся о стену. – Сеанс окончен, – резко сказала она. Персефона удивленно посмотрела на Мору; Калла как будто смутилась, но и обрадовалась, почуяв скандал. Блу буквально не узнавала мать. Мужчина удивился. – Что? А другие карты… – Вы слышали, – ядовитым тоном произнесла Калла. То ли она тоже забеспокоилась, то ли просто прикрывала Мору. – Сеанс окончен. – Уходите из моего дома. Сейчас же, – сказала Мора – и добавила, вспомнив про вежливость: – Спасибо. До свиданья. Калла отступила на шаг, и Мора буквально пронеслась мимо нее по направлению к входной двери. Она указала за порог. Мужчина поднялся и произнес: – Я страшно оскорблен. Мора не ответила. Как только гость вышел, она захлопнула за ним дверь. Посуда в шкафу вновь зазвенела. Калла подошла к окну. Она раздвинула занавески и прижалась лбом к стеклу, чтобы посмотреть, как он уходит. Мора бродила туда-сюда вдоль стола. Блу хотела о многом спросить, передумала, потом вновь начала мысленно формулировать вопрос. И опять передумала. Казалось неправильным о чем-то спрашивать, в то время как остальные молчали. Персефона сказала: – Какой неприятный молодой человек. Калла задернула занавески и произнесла: – Я запомнила номер его машины. – Надеюсь, он никогда не найдет то, что ищет, – сказала Мора. Взяв свои две карты со стола, Персефона заметила с легким сожалением: – Он очень старается. Мне кажется, что-нибудь он да найдет. Мора развернулась к дочери. – Блу, если когда-нибудь опять увидишь этого человека, разворачивайся и иди в другую сторону. – Нет, – поправила Калла. – Сначала врежь ему по яйцам. А потом беги в другую сторону. 14 Хелен, старшая сестра Ганси, позвонила в ту самую минуту, когда он добрался до проселка, ведущего к дому Пэрришей. Отвечать на звонки в машине было всегда затруднительно. Во-первых, скорости приходилось вручную переключать, а во-вторых, «кабан» шумел, как грузовик. И это не считая проблем с рулем, радиопомех и скользких рычагов. В результате Хелен было еле слышно, а Ганси чуть не съехал в кювет. – Когда у мамы день рождения? – спросила Хелен. Ганси одновременно радовался, слыша ее голос, и досадовал, что его побеспокоили по такому тривиальному поводу. В общем, они с сестрой ладили; младшие Ганси относились к редкому и сложному виду, и друг перед другом им не нужно было притворяться кем-то еще. – Ты же профессиональный организатор свадеб, – сказал Ганси. Откуда-то выскочила собака. Она яростно лаяла и пыталась укусить машину за колесо. – Даты – твоя область. – То есть ты не помнишь, – ответила Хелен. – А я уже не занимаюсь свадьбами. Ну… я только подрабатываю. Ну. Не каждый день. Хелен не нуждалась в том, чтобы чем-то заниматься. Работы у нее не было, зато были хобби, связанные с жизнью других людей. – Я помню, – напряженно ответил Ганси. – Десятого мая. Нечистокровный лабрадор, привязанный во дворе ближайшего дома, заунывно лаял, пока Ганси проезжал мимо. Второй пес продолжал прыгать возле машины, и его рычание возрастало вместе с шумом мотора. В одном из дворов стояли трое мальчишек в майках и стреляли по молочным бутылкам из пневматических пистолетов. Они крикнули: «Привет, Голливуд!» – и шутливо прицелились в колеса «Камаро», а потом притворились, что говорят по мобильнику. Ганси ощутил нечто странное при виде этих ребят, их дружбы и общности, проистекавшей из того, где они жили. Он сам не знал, была ли это жалость или зависть. Всё покрывала пыль. Хелен спросила: – Ты где? Такое ощущение, что ты в кино и смотришь фильм с Гаем Ричи. – Я еду навестить друга. – Того вредного или белую рвань?