На самом верху тот остановился и уставился на публику. Публика в ответ уставилась на него, слегка морщась от пронзительного, визгливого жужжания Шума, который… да, который уже начинал кричать какие-то членораздельные слова – страх, картинки страха, картинки того, как мистер Коллинз подбил ему глаз, разбил губу, как мэр Леджер сдавал город, соглашался, штобы его заперли в башне. – На колени, – скомандовал мэр Прентисс, и хотя голос был тихий и сказал он это не в микрофон, а в сторону, я почему-то услышал все ясно, будто колокол ударил, и, судя по тому, как ахнула толпа, там это тоже наверняка услышали. И, кажется, даже не поняв, што он делает, мэр Леджер уже стоял на коленях и словно бы удивлялся, почему он смотрит на мэра Прентисса снизу вверх. Весь город как один провожал его глазами. Мэр Прентисс выждал секунду. Шагнул к нему. И вытащил нож. Большой, нешуточный, смертоносный, ярко сверкнувший на солнце. Мэр поднял его высоко над головой… И медленно повернулся, штобы все увидели – смотрите, што сейчас произойдет… Штобы все увидели нож… У меня в животе все упало, и на мгновение я подумал… Но нет, нож был не мой… Точно не… И тут кто-то крикнул через площадь: – Убийца! Один-единственный голос взлетел над всеобщей тишиной. Женский голос. Сердце подпрыгнуло… Но нет, это просто не могла быть она… Но кто-то же крикнул. Наконец-то кто-то крикнул. Мэр Прентисс спокойно прошествовал к микрофону. – К вам обращается ваш завоеватель, – сообщил он почти вежливо, как если бы кричавшая просто не понимала и нуждалась в разъяснениях. – Ваши вожди неизбежно должны быть казнены – так победители всегда поступают с побежденными. И повернулся к коленопреклоненному мэру Леджеру. Тот пытался сохранять лицо, но вся площадь слышала, как отчаянно он не хочет умирать, как по-детски звучат его желания, как громко его вернувшийся Шум плещет по всей площади. – И сейчас вы узнаете, – вновь повернулся к ним мэр Прентисс, – что за человек ваш президент. И чего он от вас потребует. И тишина. Снова тишина. Только скулеж мэра Леджера. Мэр Прентисс шагнул к нему; блеснул нож. Новый ропот потек по толпе, до которой, наконец, дошло, што им сейчас покажут. Мэр Прентисс шагнул за спину поверженного врага, снова поднял нож на всеобщее обозрение. Он стоял, смотрел, как толпа смотрит на него, видел их лица, их взгляды… как они слушают безуспешные потуги бывшего мэра сдержать воющий в ужасе Шум. – УЗРИТЕ, – прокричал мэр Прентисс, – СВОЕ БУДУЩЕЕ! Повернул лезвие на удар, словно само оружие говорило «узрите…». Ропот поднялся волной… Рука напружилась… Голос, женский, тот же самый, возможно, один, воскликнул: – Нет! И тут я понял, в точности понял, што сейчас будет. В той комнате, в кресле, в круге цветного света он победил меня, довел до самой границы смерти, заставил понять, што она сейчас случится… А потом перевязал мои раны. Именно тогда я и сделал все, чего он от меня хотел. Нож свистнул, распорол воздух, а следом – и путы на руках мэра Леджера. Послышался ах! размером с город. С целую планету размером. Мэр Прентисс выждал еще секунду и молвил снова: – Узрите свое будущее. Тихо, даже без микрофона. Но оно опять прозвучало прямо у меня в голове. Нож ушел в ножны за спиной. Мэр вернулся к микрофону. И принялся перевязывать раны. – Я – не тот, кем вы меня считаете, – сказал он. – Я – не тиран, который пришел убивать своих врагов. Не безумец, явившийся уничтожить даже то, что может его спасти. Я… – он оглянулся на мэра Леджера, – вам не палач. Все мужчины и женщины города стояли так тихо, што с тем же успехом площадь могла быть пуста. – Война окончена. И теперь ее место займет новый мир. Он указал в небо. Все как один подняли головы, словно по его мановению што-то могло свалиться на них оттуда. – Возможно, вы слышали слух, что к нам летят новые поселенцы. Мой желудок опять решил завязаться узлом. – И как ваш президент, я говорю вам: слух этот – правда. Откуда он знает? Откуда он, к дьяволу, знает? Толпа зароптала, мужчины и женщины, все забормотали, зашушукались при этой вести. Мэр не мешал им, светло вещая поверх: – Мы будем готовы приветствовать их! Гордое общество с радостью пригласит новоприбывших в новый Эдем! – Голос снова пошел вверх. – Мы покажем, что они не зря оставили Старый свет, ибо они воистину прибыли в РАЙ! Говорила уже вся площадь. – Я отберу у вас лекарство, – продолжал мэр. Черт их возьми, голоса мгновенно смолкли. Он дал тишине восстать и добавил: – На некоторое время. Толпа переглянулась и снова уставилась на него. – Мы с вами вступаем в новую эру. Вы присоединитесь ко мне в созидании нового общества и тем заслужите мое доверие. А создав его, справившись с нашими первыми испытаниями и отпраздновав первые успехи, вы снова заслужите и право именоваться мужчинами. Вы заслужите право снова получить лекарство, и тогда-то, в тот самый миг, все мужчины воистину станут братьями. На женщин он вообще не смотрел. Как и состоящая из мужчин толпа. Женщинам-то што с такой награды? Им лекарство ни к чему. – Нам придется нелегко, – продолжал он. – Не стану притворяться, будто это не так. Но это будет благодарный труд. – Он показал на свою армию. – Мои депутаты уже начали организовывать вас. Вы продолжите следовать их инструкциям, но, уверяю вас, они не будут слишком обременительны, и очень скоро вы поймете: я вам не завоеватель. Я вам не приговор. И я, – он заложил еще одну паузу, – вам не враг. Он в последний раз обвел мужчин взглядом. – Я – ваш спаситель И даже не слыша их Шума, просто глядя на них, я понял: дело сделано. Толпа размышляла: а вдруг все это правда? Вдруг, в конце концов, все еще к лучшему? Вдруг, несмотря на все страхи, их только што сняли с крючка и отпустили назад, в воду? И не надейтесь, подумал я. Даже близко не лежало. Не успела толпа двинуться на выход по окончании мэрской речи, как в замке снова залязгал ключ. – Добрый вечер, Тодд, – поздоровался мэр, вступая в мою колокольную тюрьму и слегка морща нос от запаха. – Как тебе моя речь?