– Откуда вы узнали про поселенцев? Вы с ней говорили? Как она? Он не ответил мне, но и в челюсть не дал. Только улыбнулся и молвил: – Всему свое время, Тодд. За дверью по ступенькам уже подымался Шум. Живой, твердил он, я живой, живой живой живой, а дальше в камеру втолкнули мэра Леджера. Увидав мэра Прентисса, он замер, не докончив шага. – Новые постельные принадлежности прибудут завтра, – сообщил тот, не отрывая глаз от меня. – Как и туалетные удобства. Мэр Леджер шевельнул челюстью – не вышло. Попробовал еще раз. Ушло несколько попыток, прежде чем наружу пробились слова. – Мистер президент… – Твоя первая работа тоже начнется завтра, – это предназначалось мне; Леджера мэр напрочь игнорировал. – Работа? – не поверил ушам я. – Все должны работать, Тодд, – пожал плечами он. – Работа есть путь к свободе. Я буду работать. И мистер Леджер тоже. – Правда? – вякнул тот. – Но мы в тюрьме, – на всякий случай напомнил я. Он снова улыбнулся довольной, чуть-чуть удивленной улыбкой. Интересно, чем еще меня уязвят? – А сейчас поспите. – Он шагнул к двери, все так же не выпуская мой взгляд. – Завтра поутру за вами зайдет мой сын. 3 Новая жизнь [Тодд] Но главная проблема, как выяснилось, когда меня вытащили в холодное утро на площадь перед собором, была отнюдь не в Дэйви. На Дэйви я даже не смотрел. Проблема оказалась лошадью. Мальчик-жеребенок, сказала она, переступая с ноги на ногу и глядя на меня сверху вниз (со всей лошадиной чокнутостью в расширенных зрачках) так, будто собиралась хорошенько отвесить мне копытом. – Я про лошадей ничего не знаю, – предупредил я. – Она из моего личного табуна, – поделился мэр Прентисс с высоты своего собственного скакуна, Морпета. – Ее зовут Ангаррад. Она будет хорошо с тобой обращаться, Тодд. Морпет поглядел на мою лошадь. В голове у него было одно: подчинись подчинись подчинись, отчего кобыла только еще пуще разнервничалась. И вот на этой тонне лошадиных нервов мне сейчас предстояло ехать. – Да в чем дело-то? – осклабился с третьей коняги Дэйви Прентисс. – Испужался? – В чем дело? – огрызнулся я. – Папочка тебе еще не задал лекарства? Его Шум так и жахнул. – Ах ты, кусок… – Ну-ну, – прервал нас мэр. – И десятка слов не сказали, а уже начали свару. – Это он начал, – наябедничал Дэйви. – И он же закончит, держу пари, – сказал мэр, меряя взглядом мой багровый, дерганый Шум, набитый назойливыми вопрошаниями про Виолу и еще всякими другими, ответы на которые мне не терпелось выбить из Дэйви Прентисса. – Ну же, Тодд. – Мэр изящно натянул поводья. – Готов стать вождем мужчин? – Очень простое деление, – объяснил он, пока мы рысью ехали через раннее утро (слишком быстро, на мой вкус). – Мужчины переедут в западный конец долины, вперед от собора. А женщины – в восточный, назад от него. Мы ехали на восток по главной улице Нового Прентисстауна, которая начиналась у зигзагообразной дороги под водопадом, пересекала городскую площадь, огибала собор и шла с его спины дальше в долину. Небольшие отряды солдат маршировали туда-сюда по боковым улочкам; мужчины Нового Прентисстауна шагали мимо – все в одном направлении – с рюкзаками и прочим багажом. – Я не вижу каких женщин, – поделился Дэйви. – Никаких женщин, – поправил его отец. – Капитан Морган и капитан Тейт обеспечили переселение оставшихся женщин еще вчера вечером. – Што вы собираетесь с ними сделать? – Я так вцепился в луку седла, што у меня все костяшки побелели. – Ничего, Тодд. – Он оглянулся на меня. – К ним будут относиться со всей заботой и достоинством, которых требует их важность для будущего Нового света. – Он отвернулся. – Но пока что мужчин и женщин лучше разделить. – Пусть, суки, знают свое место, – осклабился Дэйви. – Ты не будешь говорить в подобном тоне в моем присутствии, Дэвид, – сказал мэр совершенно спокойно, но этот голос пресекал саму возможность дальнейших шуток. – Женщины будут пользоваться абсолютным уважением и окружены всяческим комфортом. Хотя – да, в невульгарном смысле слова ты совершенно прав. У каждого из нас есть свое место. Новый свет заставил мужчин забыть, где их место. Это значит, что мужчинам придется провести какое-то время вдали от женщин, пока мы все не вспомним, кто мы такие и кем должны быть. Голос его немного просветлел. – Людям это понравится. Я дам им ясность – там, где раньше был только хаос. – Виола с другими женщинами? – не удержался я. – С ней все в порядке? Он снова оглянулся. – Ты дал мне обещание, Тодд Хьюитт. Я должен напомнить тебе еще раз? Спасите ее, и я сделаю все, што вы хотите. Насколько я помню, именно так ты и сказал. Я нервно облизнул губы. – Откуда мне знать, што вы выполните свою половину сделки? – Ниоткуда. – Он посмотрел мне прямо в глаза, словно видел насквозь всякую ложь, какую я только мог для него придумать. – Я хочу, чтобы ты верил в меня, Тодд, а вера, которая требует доказательств, – не вера вовсе. Он снова устремил взор вперед и оставил меня слушать, как Дэйви хихикает и фыркает под боком. – Н-но, девочка, – прошептал я кобыле. Коняга была гнедая, с белой полосой по носу и так тщательно расчесанной гривой, што я старался лишний раз за нее не хвататься – вдруг взбесится? Мальчик-жеребенок, думала она. Она, думал я. Она. Потом в голове образовалось вопрошание, которого мне еще ни разу не выпадало случая задать. Ведь если овцематки у нас на ферме Шум имели, а женщины – нет… – Это потому, что женщины – не животные, – сказал мэр, как всегда, прочитав меня. – Что бы там о них ни говорили. Они просто от природы бес-Шумные. – Он понизил голос. – А, значит, не такие, как мы. Дорогу окаймляли в основном магазины, разбросанные между деревьями, закрытые – неизвестно, когда откроются. От боковых улочек тянулись дома: налево, к реке, и направо, к склону долины. Большинство зданий, если не все, стояли на расстоянии друг от друга – это, наверное, так планировались все большие города, до того как от Шума нашли лекарство. Мы миновали еще солдат: они маршировали группками по пять-десять. Еще больше мужчин тянулось на запад со своими пожитками. Никаких женщин. Я разглядывал лица прохожих – большинство носом в землю. Драться явно никто не хотел. – Н-но, девочка. Эта ваша лошадиная езда ужас как неудобна для всяких глубоко личных мест. – Вот он, наш Тодд, – это ко мне подвалил Дэйви. – Уже ноет. – Захлопни пасть, Дэйви, – огрызнулся я. – Вы будете обращаться друг к другу «мистер Прентисс-младший» и «мистер Хьюитт», – не оборачиваясь, бросил мэр. – Чего? – вызверился Дэйви вместе со своим Шумом. – Он еще даже не мужик! Он просто… Мэр заткнул его одним взглядом. – Сегодня рано утром в реке было обнаружено тело, – сказал он. – Тело с ужасными ранами и большим ножом, торчащим в шее. Мертвое не дольше двух дней. Он уставился на меня – прямо в мой Шум. Я поскорее выдвинул на поверхность картинки, которые он хотел увидеть, придав воображениям видимость реальных событий, – потому как именно это наш Шум и есть: он – все, што ты думаешь, не одна только правда, и если будешь крепко-прекрепко думать, што ты што-то там сделал, то, может, все и вправду так было. Дэйви весь скривился.