Он снова куда-то пошел в темноте. – Позволь, я тебе кое-что объясню, Тодд. Ты сейчас находишься в бывшем Соборе Убежища, в главном его помещении, которое со вчерашнего дня стало Президентским дворцом. Я привез тебя к себе домой в надежде оказать тебе помощь. Помочь тебе понять, как ты заблуждаешься в этой глупой, безнадежной борьбе против меня… против нас всех. Голос плыл за спиной мистера Коллинза. Голос… На секунду мне показалось, што он даже не вслух со мной говорит… А прямо у меня в голове… но это быстро прошло. – Мои солдаты прибудут сюда завтра во второй половине дня, – сообщил он все так же на ходу. – Сначала ты, Тодд Хьюитт, скажешь мне, што я желаю знать, а затем, в соответствии с твоим обещанием, будешь помогать в создании нового общества. Он снова вышел в свет: руки – за спиной, што в них – неизвестно. – Но к обучению, Тодд, нам нужно приступить уже сейчас. Вернее, к приучению. Нам предстоит приучить тебя к тому, что я тебе не враг. Я так обомлел, што даже на секунду перестал бояться. Не враг? У меня даже глаза открылись во всю доступную им ширь. Он мне не враг? – Нет, Тодд, – мягко ответил он. – Не враг. – Ты – убийца, – ляпнул я, не подумав. – Я – просто генерал, – сказал он. – Не больше и не меньше. – Ты убивал людей по дороге сюда! – Я так и вытаращился на него. – Ты поубивал всех в Фарбранче! – В военное время часто случаются прискорбные вещи. Но война уже окончена. – Я видел, как ты в них стрелял. До чего же ужасна была эта прочность, эта весомость слов человека без Шума! Словно камень, который и с места не сдвинуть. – Лично я, Тодд? Во рту было кисло, я проглотил этот вкус. – Нет, но эту войну начал ты! – Это было необходимо. Чтобы спасти больную, умирающую планету. Я дышал все быстрее, в мозгу подымался туман, голова тяжелела, но и Шум попутно краснел. – Ты убил Киллиана. – К огромному моему сожалению, – кивнул он. – Из него вышел бы превосходный солдат. – Ты убил мою мать. – Горло у меня перехватило (заткнись), Шум налился горем и яростью, в глаза кинулись слезы (заткнись, заткнись, заткнись). – Ты убил всех женщин в Прентисстауне! – Ты веришь вообще всему, что тебе говорят, Тодд? Последовало молчание, настоящее, неподдельное; даже мой Шум задумался. – У меня нет никакого желания убивать женщин, – сказал он. – И никогда не было. У меня отвалилась челюсть. – Нет, было… – Сейчас не время для урока истории. – Ты врешь! – Ну, а ты все доподлинно знаешь, да? Голос похолодел. Мэр покинул круг света, а мистер Коллинз выдал мне такого тумака в ухо, што я чуть не опрокинулся на пол. – Ты ВРУН И УБИЙЦА! – заорал я во всю глотку. В ухе адски звенело, но тут мистер Коллинз ответил мне с другой стороны – крепко, словно поленом, для симметрии. – Я тебе не враг, Тодд, – повторил мэр во тьме. – Прошу, не заставляй меня так с тобой поступать. В голове было так больно, што я промолчал. А што я мог ему сказать? Уж точно не то, чего он хотел. А за все остальное они из меня тут дух выбьют. Это конец. А как иначе? Они не дадут мне жить. И ей тоже. На этом все должно кончиться. – Я очень надеюсь, что на этом все кончится, – голос мэра звучал чисто правдой. – Надеюсь, ты скажешь мне, что я хочу, и мы, наконец, сможем все это прекратить. А дальше он сказал… Дальше сказал… Он сказал: – Пожалуйста. Я поднял глаза, моргая, всматриваясь сквозь наливающуюся подушкой опухлость. На его лице была написана забота… почти мольба. Какого черта? Какого трепаного, шлепаного черта? И я снова услышал у себя в голове жужжание… Не такое, как просто у чужого Шума… Пожалуйста, как будто это я его произнес… Пожалуйста, словно это мой голос, словно оно исходило от меня… Рвалось из меня, давило изнутри… Я почти сам хотел его сказать… Пожалуйста… – То, что ты думаешь, будто знаешь, Тодд, – голос мэра так и кружил у меня в голове, – все это неправда. И тут я вспомнил. Вспомнил Бена. Как Бен говорил мне вот это же самое. Бен, которого я потерял… Мой Шум вскрепчал. И отрезал его. Молящее выражение разом пропало с мэрской физиономии. – Ну, ладно. – Он слегка нахмурился. – Но не забывай, ты сам это выбрал. Он выпрямился. – Как ее зовут?