В круг света прямо передо мной шагнул мэр. Все так же с иголочки одетый, хрустящий, отутюженный, чистый, словно подо всем этим и нет никакого человека, словно это такая ходячая-говорящая глыба льда. На мистере Коллинзе вон и пятна пота, и грязь, и запах соответствующий, но на мэре – нет. Только не на нем. Рядом с мэром ты неизбежно похож на кучку пыли, которую всего и делов-то, што вымести поскорее. Он наклонился, штобы заглянуть мне прямо в глаза. И спросил, словно просто из любопытства: – Как ее зовут, Тодд? – Што?! – Я заморгал, не понимая. – Как ее зовут? – повторил он. Он должен был знать ее имя, оно наверняка у меня в Шуме висит… – Вы сами знаете, – огрызнулся я. – Я хочу, чтобы ты мне сказал. Я перевел взгляд с него на Коллинза. Тот стоял, скрестив руки на груди, и даже не пытался спрятать выражение рожи, которое одно радостно свалило бы меня на землю, без помощи рук. – Еще раз, Тодд, – светло сказал мэр, – и буду очень признателен, если ты мне ответишь. Как ее имя? Этой девочки из иного мира. – Если вы в курсе, што она из иного мира, – возразил я, – то уж точно должны знать, как ее звать. И тут мэр улыбнулся. То есть по-настоящему взял и улыбнулся. И это напугало меня больше, чем все остальное вместе взятое. – Это так не работает, Тодд. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Итак. Как ее имя? – Где она? – Как ее имя? – Скажете, где она, и я скажу имя. Он вздохнул, будто я его крупно подвел. Кивнул Коллинзу. Тот выступил вперед и ответил мне еще раз под дых. – Это очень простой обмен, Тодд, – пояснил мэр, пока меня рвало на ковер воздухом из пустого желудка. – Все, что тебе нужно сделать, – это ответить на мой вопрос. И все закончится. Очень простой выбор. У меня нет никакого желания причинять тебе боль, честно. Я тяжело дышал, перегнувшись вперед; от боли в животе никак не получалось глотнуть достаточно воздуха. Я всем весом висел на веревках, чувствовал кровь на лице, липкую, подсыхающую, в глазах у меня подплывало от этого пятна света посреди целой комнаты тьмы… комнаты, из которой нет выхода… В которой я наверняка и окончу свои дни… В комнате… Без нее. И што-то во мне сделало выбор. Если это конец, што-то во мне приняло решение. Не отвечать. – Имя ее вам известно, – сказал я. – Убивайте меня, если хотите, но имя вы и так уже знаете. Мэр просто стоял и смотрел на меня. Прошла самая долгая минута в моей жизни. Он смотрел, читал меня – читал, што я за свои слова отвечаю. И тогда он направился к тому маленькому столику. Я невольно посмотрел туда, но он стоял спиной, и не было видно, чем он там занят. Возится с какими-то вещичками… Металл стукнул по дереву. – Я сделаю все, што вы хотите, – произнес он, и я понял, што он меня передразнивает, што это ко мне возвращаются мои же собственные слова. – Спасите ее, и я сделаю все, што вы хотите. – Я вас не боюсь, – заявил я, хотя мой Шум заявлял обратное, гадая вслух, што же у него там на столе. – И умереть я тоже не боюсь. Интересно, а за эти слова я тоже отвечаю? Он повернулся ко мне – руки за спиной, не видно, што он там взял. – Потому что ты мужчина, Тодд? Мужчина не боится умереть? – Да, – сказал я. – Потомуш я мужчина. – Если я ничего не путаю, твой день рожденья еще только через четырнадцать дней. – Это просто цифра. – Я тяжело дышал, в желудке все неприятно подпрыгивало от говорения. – Это ничего не значит. Если бы я был в Старом свете, я бы… – Ты не в Старом свете, мальчик, – оборвал меня Коллинз. – Он вовсе не это имел в виду, мистер Коллинз, – молвил мэр, не отрывая от меня глаз. – Правда, Тодд? Я смотрел то на одного, то на другого. – Я уже убивал, – сказал наконец. – Я уже убивал. – Да, уверен, ты уже убивал, – кивнул мэр. – И я вижу, как тебе от этого стыдно. Но все вопрошание в том, кого. Кого ты убил, Тодд? Он растворился во тьме внешней, унося с собой то, што взял со стола. – Или мне лучше будет спросить, что ты убил? – добавил голос у меня из-за спины. – Я убил Аарона. Я попытался проследить за ним, но не смог. – О, правда? Это отсутствие Шума – просто кошмар, особенно когда самого человека не видишь. Совсем не похоже на тишину девочек. Женская тишина все равно живая, деятельная, и Шум, грохочущий вокруг, придает ей форму. (Тишина, ее тишина, и боль от тишины…) (Нет, никакого имени, я не думаю об имени.) Но мэр, как бы он это ни сделал, как бы ни добился того, што ни у него, ни у мистера Коллинза вообще нет никакого Шума, – он пустой, он мертвый. Ни формы, ни Шума, ни жизни – как камень, стена, крепость, которую тебе никогда не взять. Наверняка он читал мой Шум, но што можно знать наверняка, когда человек сделал себя из камня? Но я все равно показал ему то, што он хотел видеть. Церковь под водопадом – я выставил ее вперед, на передний край Шума – и вполне настоящую драку с Аароном, битву, кровь. Я дерусь с ним и бью, и сшибаю с ног, и вынимаю нож. И вонзаю нож Аарону в шею. Это я его туда вонзаю. – Здесь есть правда, – задумчиво протянул мэр. – Но вся ли это правда? – Вся. Я поднял Шум громкой волной, штобы заглушить все, што он еще мог ненароком расслышать. – Это вся правда. – А вот я думаю, что ты мне лжешь, молодой Тодд. – Голос был все еще приятно удивленный. – Я не лгу! – почти заорал я. – Я сделал то, чего хотел Аарон! Я убил его! Я стал мужчиной по вашим же собственным законам, можете теперь записывать меня в армию, и я буду делать все, што вы захотите, только скажите, што вы с ней сделали! Мистеру Коллинзу явно подали сзади какой-то знак. Он шагнул вперед, занес кулак и… (Я ничего не могу поделать) Я дернулся от него с такой силой, што отъехал со стулом на несколько дюймов в сторону… (заткнись) Тумак так и не прилетел. – Хорошо. – На сей раз в голосе было тихое довольство. – Хорошо.