Кто такая Галатея, я, честно говоря, не знала, но мне всё равно было приятно. Меня любили, меня жалели, мне хотели помочь. Ну, не мне – Маше. Но пока я об этом никому не скажу. А может, и не скажу вовсе. В один из дней, когда мама отлучилась куда-то ненадолго, я попыталась позвонить Максу. Его телефон я помнила наизусть. – Да, – коротко ответил он и насторожённо замолчал. Я покрепче прижала трубку к уху, стиснув зубы, чтобы не разреветься. – Простите, вас не слышно, – сказал Макс и отключился. Говорить я так и не научилась. Хотя уже могла произносить отдельные звуки. Каждый день со мной занимался специально приглашённый логопед. Он ставил передо мной зеркальце и заставлял часами отрабатывать движения губ. Постепенно артикуляция восстановилась. Когда я впервые сказала «мама», растягивая по-детски гласные, моя благодетельница прослезилась. – Ма-ма, ма-ма, – без конца повторяла я, искренне желая сделать ей приятное. Мне и самой было приятно. Я бы хотела иметь такую маму, как эта милая женщина. В госпитале мне несколько раз пересаживали донорскую кожу. Какая-то часть отторгалась, и всё приходилось начинать сначала, но большая – прижилась. Лицо моё изменилось. Рубцы стали не такими заметными, а некоторые исчезли совсем. Рот уменьшился, появились губы. Нос стал курносым, как у Маши. Мама часто приносила её фотографии. По ним меня, наверное, и лепили. Получалось, конечно, не совсем похоже, но – тьфу, тьфу, тьфу – очень даже ничего. Однажды мама забрала меня на недельку из госпиталя и привезла «домой». Маша жила вместе с родителями в роскошном особняке на берегу Финского залива. С интересом оглядываясь по сторонам, я поднялась на высокое крыльцо. – Машенька, девочка моя, наконец-то ты вернулась! – вышел мне навстречу отец. – Ну, иди, дочка, к себе, передохни немного с дороги, а потом будем обедать. К себе? О боже! – Виталик, я провожу Машеньку, – почувствовала мама моё замешательство. – Боюсь, она у нас ничего не помнит. Понимаешь, у неё амнезия, вызванная нервным потрясением. Позже это пройдёт. – Конечно, пройдёт! – Папа прижал меня к себе и поцеловал в макушку. – Заплатим кому надо, и всё пройдёт! Машина комната была обставлена со вкусом. Широкая скандинавская кровать посередине, накрытая симпатичным покрывалом. Многочисленные светильники на тросиках, очень удобные в обращении. Мольберт в углу (она рисовала?). Забавные плюшевые игрушки, расставленные на полках и сидящие на полу. Раскрыв створки шкафа, я перебрала Машину одежду. Джинсы, свитера, просторные рубашки и блузы – она явно отдавала предпочтение молодежному стилю. Правда, как я поняла, погибшая в Греции девушка была лет, наверное, на пять-шесть, если не больше, моложе меня. Были в шкафу и классические вещи. Костюмы, платья. Очень дорогие и очень красивые. Покопавшись немного, я вытащила длинную бордовую юбку от Армани и такого же цвета кофту с узкими рукавами, застёгивающуюся у шеи, – декольте мне ещё долго не носить. В таком виде я и спустилась в гостиную, где за накрытым столом уже сидели мои – мне очень хотелось, чтобы так оно и было на самом деле, – новые родители. В глазах их светилась такая неподдельная любовь, что я не выдержала и разрыдалась. Потерять этих людей я не могла. * * * Прошло ровно два года. Я вышла из клиники и приветливо помахала рукой на прощанье обслуживающему персоналу. Я кинулась навстречу своим новым родителям, которые ждали меня у роскошного лимузина. – Привет! – радостно закричала я и, как маленький ребёнок, бросилась маме на шею. Затем крепко поцеловала отца и уселась в машину, с удовольствием вытянув длинные ноги. Папа, слегка приобняв меня за плечи, громко рассмеялся. – Машенька, ты теперь сама на себя не похожа. Стала ещё красивее, чем прежде. Прямо настоящая королева! – Врачи совершили чудо, – улыбнулась я. – Ни одного шрама на теле. И чувствую я себя на все сто! Мама захлюпала носом и потянулась за носовым платком. – Мамуля, перестань плакать, – погладила я её по руке. – Машенька, мне даже страшно подумать о том, что мы с папой могли тебя потерять. Ты сейчас стала совсем другой, но это не главное. Главное, что ты осталась жива. – Я и сама не могу к этому привыкнуть, – вздохнула я и вспомнила путану по имени Лена. Господи, неужели всё это было со мной? Убитый грек, тюрьма и страшный пожар, который, по сути дела, дал мне путёвку в новую жизнь. Прежняя Машенька умерла и родилась новая. Я не могу открыть счастливым родителям страшную правду, потому что они слишком много сделали для меня. Остаётся только одно – действительно стать их дочерью. Нужно учиться жить по-новому и дорожить тем, что подарила мне судьба. В честь моего выздоровления родители устроили вечеринку. В гостиной был накрыт пышный стол. Человек на пятьдесят, не меньше. Благо место позволяло. Приехали гости. Родственники, друзья. Наверное. Я ведь никого не знала. В основном пожилые люди, соратники отца. Среди них – политики, артисты и даже один известный писатель, книжки которого на протяжении последних двух лет неизменно возглавляли списки бестселлеров. Я их почитывала в больнице. Что ж, ему было откуда брать сюжеты. Как я давно уже поняла, Машенькин папа возглавлял крупнейшую питерскую криминальную группировку. А раньше… А раньше он работал в торговле. Не рядовым продавцом, конечно. Тогда-то всё и началось. Когда все расселись, отец произнёс тост. Слушая его, я чуть не прослезилась. – Сегодня, пожалуй, один из самых счастливых дней в моей жизни, – сказал он, поглаживая меня свободной рукой по плечу. – Домой вернулась моя Машенька, моя дочка. На её долю выпали тяжёлые испытания. Но она все вынесла. Я и не думал, что дочка у меня такая сильная. Признаться, нам с матерью есть чем гордиться! – За Машеньку! За её молодость и красоту! – зазвучали возбуждённые голоса. Гости стоя выпили. Смотрели на меня все – и женщины, и мужчины. Сравнивали, наверное, с тем, что было раньше. Оценивали работу хирургов. Ловить на себе чужие взгляды было неприятно. От прежней Машеньки ничего не осталось. Это-то и заставляло меня волноваться. А вдруг кто-нибудь догадается, что я самозванка, обманом проникшая в богатый дом? Да ну, что за бред, вряд ли. Ведь родители признали меня. Да и на Лену я совсем не похожа. На проститутку Лену из Москвы, у которой не было никакой амнезии и которая отлично помнила, что с писателем она точно спала! После пятого или шестого тоста свободное пространство перед камином заполнилось танцующими парами. Ко мне подошёл бритоголовый браток с толстой цепью на бычьей шее. Я с непониманием уставилась на него. – Машенька, это Вадик, – шепнула мне мама. – У вас была сумасшедшая любовь! – Не помню. – Оно и понятно. Врачи говорят, что после того, что ты пережила, очень сложно восстановить память. Тебе придётся по крохам всё восстанавливать. Когда-то Вадик был твоим женихом. Вы с ним отлично ладили. Хотя мы с папой никогда не одобряли твоего выбора. Таких Вадиков у папы пруд пруди. Можно было бы подыскать что-нибудь поинтереснее. Я встала, улыбнулась своему так называемому жениху и отправилась с ним танцевать. Мордоворот, обняв меня за талию, бесцеремонно вглядывался в моё лицо. – Привет, давно не виделись, – наконец пробасил он. – Привет, и как давно? – Два с половиной года. – Неужели прошло два с половиной года? Господи, а я и не заметила. Как быстро бежит время! – А ты здорово изменилась. На улице я бы тебя не узнал. – Я представляю, как бы выглядел ты, если бы попал в такую передрягу. – Извини. – Да ничего, я уже привыкла. – Мне даже кажется, что ты стала ещё красивее. – Спасибо. – Маша, скажи правду, почему ты тогда от меня уехала? – Я от тебя уехала? Куда? – Извини, я забыл, что ты ничего не помнишь. – Я хочу знать, что же со мной произошло. Мордоворот опустил глаза и, понизив голос, сказал: – Маша, мы любили друг друга и… спали вместе. – Вот как? – Да, и тебе это очень нравилось. Мы даже кончали всегда одновременно.