— Сеньора Кэтрин Фармер не вернулась? — спросил он. — Нет, сеньор, — испуганно ответила женщина, — они с сеньором Вилари уехали. Дронго вернулся к креслам, где уже расположились Мурашенков и Сарычев. Первый снял очки и протер стекла. Затем обратился к Дронго: — Мы ушли вшестером примерно в одиннадцать часов утра. Если исключить сотрудников отеля, горничных, служащих, охранников и обычных гостей, то из людей, знавших Фармера и его жену, в здании оставалось несколько человек. Ваш знакомый мсье Брюлей, польская спутница пана Шокальского, Кэтрин Фармер со своим мужем и их визажистка. Значит, у нас только пятеро подозреваемых, если не считать вас, господин Дронго. Этому человеку нельзя было отказать в логике. Но Дронго улыбнулся и покачал головой. — Нет, — сказал он, — не совсем так, как вы полагаете. Вы правильно решили насчет сотрудников отеля. Вряд ли мы можем подозревать кого-нибудь из них. Здесь работают в основном выходцы из небольшого Алвора, а там все друг друга знают: многие находятся в родственных отношениях или дружат семьями. Но есть еще одно очень важное обстоятельство, которое вы не учли. Дело в том, что я сидел под балконом и мог услышать выстрел, если бы убийца выстрелил после того, как я появился на террасе. Но я ничего не слышал. Похоже, что женщину убили раньше. Учитывая, что здесь достаточно влажная и теплая погода, характерная для южного побережья Алгарве, можно предположить, что убийство было совершено примерно час назад. Тело еще не успело остыть, а кровь — впитаться в постель. Получается, что в ваших расчетах есть одно неучтенное обстоятельство. — Какое? — быстро спросил Мурашенков. — Вы вшестером вышли на лужайку перед зданием отеля, чтобы отправиться играть в гольф. Все видели, как вы собираетесь вместе. Это было бы великолепным алиби для всех шестерых. Однако один из вас мог войти в номер к Джеймсу Фармеру, выстрелить в его жену и лишь затем спокойно спуститься вниз, зная, что алиби ему обеспечено. Таким образом, мы можем подозревать еще пятерых, если не считать вас, господин Мурашенков, — вернул слова своего визави Дронго. Арсений Викторович помолчал. Затем негромко сказал: — А вы злопамятны. — Нет. Я обязан рассмотреть все варианты. И в этом случае у нас не пятеро подозреваемых, а двенадцать. Две команды по шесть человек. И среди этих двенадцати может оказаться конкретный убийца, который выстрелил в Сильвию Фармер. Хотя одного человека я бы наверняка исключил. — Себя? — иронично осведомился Мурашенков. — Нет, — Дронго не стал подыгрывать своему собеседнику, — бывшего комиссара французской полиции мсье Дезире Брюлея. Я скорее поверю, что сам застрелил эту женщину, чем стану подозревать этого человека. — Хорошо, — подумав, согласился Мурашенков, — вы и он не знали Фармера до приезда сюда. Будем считать, что у вас не было никаких мотивов. Хотя вас могли нанять для убийства. Но предположим… Тогда остается восемь человек. Я исключаю польскую спутницу пана Шокальского и визажистку Кэтрин Фармер. — Я бы не стал их исключать, — неожиданно сказал Дронго. Сарычев вздрогнул. — Какой вы странный человек, — сказал он, — с вами трудно разговаривать. Почему вы подозреваете этих женщин? — Пани Томашевская знала Фармера еще до того, как вы с ним познакомились, — пояснил Дронго, глядя в глаза Мурашенкову. Тот воспринял сообщение внешне спокойно, но было заметно, как дрогнули зрачки его глаз. Даже стекла очков не могли скрыть того, что он нервничает. — А французская визажистка оказалась последней, кто входил к убитой, — привел второй довод Дронго и снова заметил, как сузились глаза Мурашенкова. Арсений Викторович явно не был готов к двум таким фразам. — Тогда выходит, это она убила Сильвию, — растерянно предположил Сарычев. — Погодите, Николай Андреевич, — нервно дернулся Мурашенков. — Откуда вы все так быстро узнали? Вы специально следили за семьей Джеймса Фармера? Зачем вы сюда приехали? Вас кто-то прислал? — У меня такая профессия — все узнавать, — напомнил Дронго, — и не нужно так нервничать. Вы все еще полагаете, что меня наняли ваши конкуренты? — Кстати, насчет конкурентов, — напомнил Мурашенков, — вы знаете, кто вышел последним к нам на лужайку? Кого мы все ждали? — Знаю. Тадеуша Шокальского. — Пан Шокальский имел все основания не любить семью Фармера, — задумчиво сказал Мурашенков. — Как и вы Шокальского, — напомнил Дронго, — я был свидетелем, как вы вчера спорили. — Это не имеет никакого отношения к убийству Сильвии Фармер, — жестко заметил Мурашенков, повышая голос. Впервые он не выдержал и сорвался на крик. — Не кричите, — так же жестко одернул его Дронго, — я не ваш подчиненный, и здесь не ваш офис. Я имею право высказывать любые предположения. Например, даже такое безумное: вы знали, что Шокальский спустится позже всех, и сделали все, чтобы специально его подставить. Возможно, даже оставили пистолет в его номере. — Вы сумасшедший! Мы конкуренты, но зачем нам убивать жену Фармера? Скорее мы перестреляли бы друг друга. — Мурашенков сделал движение, намереваясь подняться, затем неожиданно рассмеялся: — Как здорово вы вывели меня из себя! И разговорили. А я считал себя гораздо устойчивее. Отдаю должное вашему умению. У здания отеля резко затормозили несколько автомобилей. В холл ворвались сотрудники полиции. Вбежавшие полицейские поспешили на второй этаж. — Все наши споры закончились, — нервно произнес Мурашенков, — ружье, висевшее на стене, должно было выстрелить. Теперь сотрудники полиции быстро установят, кто именно выстрелил в несчастную женщину. Хочу обратить ваше внимание, что у меня нет и не было оружия. Хотя бы потому, что я летел через Англию, и мне было бы невозможно пройти проверку в аэропорту, имея пистолет в своем багаже. Вам не кажется, что ситуация предельно простая? Искать нужно человека, способного привезти с собой оружие. — Это не алиби, господин Мурашенков, — возразил Дронго, — достать оружие не так сложно, как вам кажется. — У нас бесполезный разговор, — поднялся Мурашенков, — вы считаете меня убийцей? Зачем мне нужно было убивать супругу мистера Фармера? Это чудовищный бред. — Лучший способ сорвать переговоры, — заметил Дронго, — вчера вы узнали, что Шокальский представляет серьезных конкурентов… — Я полагал, что подслушивать чужие разговоры неприлично. — Когда вы срываетесь на крик, вас могут услышать… Мурашенков взглянул на Сарычева. Тот поднялся под его взглядом. Они повернулись и пошли по коридору. Дронго смотрел им вслед, когда над его головой раздался голос: — Неприятные господа эти гости из Москвы. Шокальский жаловался, что они готовы на все, чтобы получить контракт… Дронго поднял голову. Рядом с ним стояла пани Илона. Он тоже встал. — Вы слышали, что произошло? — спросил Дронго. — Убили Сильвию, — пожала плечами Илона. Она сказала это так, словно в случившемся не было ничего особенного. — Откуда вы узнали? — Горничная орала на весь отель, — объяснила она, — я ничему не удивилась. В таких местах всегда случаются какие-нибудь жуткие трагедии. Когда здесь столько знаменитостей, должна произойти какая-нибудь пакость. Чем выше статус людей, чем они богаче, тем больше гадостей можно найти в их прошлой жизни. — Интересная теория, — ответил Дронго, — вы знаете, что Сильвию застрелили? — Ну и что? Конечно, застрелили. Эти миллионеры бывают еще и большими трусами. Я правильно сказала по-русски? — Ударение нужно ставить на первом слоге, а не на втором, — улыбнулся Дронго. — А вы хотели, чтобы убийца задушил Сильвию своими руками? Или перерезал бы ей горло? — Вы так спокойно говорите об этом потому, что работали много лет в полиции или вы вообще циник по жизни? — И то, и другое, — ответила Илона, — я циник, потому что много лет работала в полиции, и работала там столько лет, потому что я циник. Вас устраивает такой расклад? — Сильвию застрелили, — вернулся к первоначальной теме Дронго. — Я бы на вашем месте подумал, кому это выгодно. — Я уже думаю, — призналась Илона. — Боюсь, что среди подозреваемых будут гости нашего отеля. — И пан Шокальский в том числе? — Нет, — чуть замешкавшись, сказала она, — он не входит в круг моих подозреваемых. Он способен соблазнить Сильвию или обмануть ее мужа. Но на убийство не пойдет. Нет, нет, это не он. — В таком случае это могла быть женщина, — сказал Дронго, глядя ей в глаза. — Женщина, которая ненавидела мужа Сильвии. Которая приехала сюда непонятно зачем с одним из оппонентов Джеймса Фармера. И появление которой столь очевидно вывело мистера Фармера из себя. Достаточно или продолжать? — Продолжайте. — Рослая Илона смотрела ему прямо в лицо, не мигая и не отводя глаза. — Добавьте еще один немаловажный факт, — Дронго не стал выдерживать эффектную паузу, — мы с вами единственные здесь, кто хорошо владеет оружием. Вам не кажется неприятным такое совпадение? — Вы думаете, что я убила Сильвию из ревности? Или из мести? — Она рассмеялась, продемонстрировав красивые здоровые зубы. — Зачем мне нужно было в нее стрелять? Я скорее пристрелила бы самого Фармера за все, что я из-за него пережила. А его несчастная жена мне ничего плохого не сделала. — Я могу узнать, почему вы так не любите Джеймса Фармера? Она оглянулась — мимо них спешили врачи, прибывшие позже полицейских. Илона чуть посторонилась, пропуская людей в белых халатах. — Вчера я вам уже все сказала. — Ей был неприятен подобный поворот в разговоре. — Вы сказали, что познакомились с Джеймсом Фармером двадцать лет назад. И больше ничего. Я могу узнать, почему вы его так ненавидите? Или я ошибаюсь? — Не ошибаетесь. Он был спонсором конкурса красоты в Лондоне. — Это вы уже говорили. Очевидно, он был не только спонсором, но и успел познакомиться с вами гораздо ближе, чем требовалось по правилам соревнований? — А разве бывает иначе? — Она горько усмехнулась, и Дронго подумал, что она действительно циник. — Конечно, мы сблизились. Вспомните, что было в моей стране двадцать лет назад. Ярузельский произвел военный переворот, все лидеры «Солидарности» были отправлены в тюрьму. Меня с трудом выпустили в Лондон, не хотели отпускать. Это был мой шанс. Я так хотела остаться на Западе и никогда не возвращаться в Польшу! И конечно, обрадовалась вниманию Фармера. Он был тогда такой представительный и красивый! Но очень холодный. Он всегда был холодным эгоистом. Я сейчас думаю, что нужно быть именно таким, чтобы сделать себе огромное состояние. Человеком, которого не трогают радости и горе других людей. Бездушной машиной. — Кто-то из великих сказал, что остаться счастливым на протяжении всей жизни можно при наличии хорошего пищеварения, бесчувственного сердца и абсолютного отсутствия совести, — негромко напомнил Дронго. — Это так, — согласилась Илона, — это самая точная характеристика Джеймса Фармера. Он в жизни никого не любил. Я думаю, он и Сильвию не любил. Для него она была очередной новой «игрушкой». Она замолчала и вдруг, тряхнув головой, продолжила: — Я была тогда глупой девочкой. Для меня он был небожителем… В общем, мы с ним дважды встречались наедине в лондонском «Ритце». Он заказывал мне номер, присылал цветы, шампанское. И это после голодной Польши, где не хватало продуктов. Я совсем потеряла голову. И конечно, не предохранялась, — считала, что мне нечего бояться. В те времена мы даже не слышали о такой болезни, как СПИД.