— Лесь! — «стоп» в голосе Валентина звучит еще отчетливее, взглядом он показывает на меня. Я делаю вид, что не заметил этой сценки. Слишком неуютно от нее, и, хотя Олеся выключает камеру, облегчения не приходит. Словно бы отекло что-то в душе или в солнечном сплетении. Отекло и потеряло чувствительность. Интересно, когда Диана убирала вещи перед уходом, у нее внутри так же онемело? Как во сне, я достаю телефон, прокручиваю список контактов и нажимаю вызов. — Данный номер не обслуживается, — сообщает автоответчик сотового оператора. Семнадцать раз я звонил Диане и последние девять из них слушал этот ответ. Я его ненавижу. Я хочу расчленить его, распихать по черным мусорным пакетам и утопить в Кижне. — Хватит тут околачиваться! — раздается старушечий крик. Ниже по дороге, у березовой рощи, проступает силуэт женщины. — Вы знаете, где семья из этого дома?! — спрашивает Валентин. — Никого не знаю! Идите! В ответ хочется надеть на всех по гирлянде и барабану и маршировать военным парадом. Назло. Это же лучший стимул на свете — делать назло тупым, как бараны, людям. — Знаешь, я тут был пару раз, — неожиданно говорит Валентин. — Че? — мое лицо собирается в гримасу сомнения. — В смысле? Олеся и Коваль синхронно поворачиваются к нам. — Дед брал меня с собой. Ну, после того, как Мадам Кюри ушла из пустыни. — Да зачем? — Не знаю, может, он хотел, чтобы я с ней подружился, — Валентин пожимает плечами. — В смысле? — глупо повторяю я. — Не знаю! — И че вы делали? — Ну, приходили. Что ещё? Он говорил с мадам Кюри. Я сидел в комнате твоей… — Не надо ее обзывать… — … ДИАНЫ. — Сидел? — Сиднем. Несколько раз. Приносил ей какие-то конфетки, шоколадки. Предлагал помочь с уроками. Приносил книжки. Дед говорил долго. Я сидел долго. Угадаешь, что она делала все это время? В голове мелькает ответ, но я почему-то оставляю его при себе и качаю головой. — Молчала, — Валентин странно улыбается. — Всю дорогу. Как вот пытала меня этой тишиной. Сидела, смотрела. И молчала. Молчала. Над взморьем повисает тишина, изредка прерываемая ветром. Словно Диана незримо проходит между нами и околдовывает всех заклинанием немоты. Я открываю рот, хочу что-то ответить Валентину, но так и не нахожусь с подходящими словами. В джинсах вибрирует сотовый, подводя невидимую черту под разговором. Ловит алый закатный луч и будто тяжелеет, наливается свинцом — номер оказывается незнакомый. Я осторожно спрашиваю: «Алло?». — Федеральное агентство «Башня». Семья вашего друга должна нам денег, — произносит монотонно, с ровными паузами девушка. Так, будто она привыкла общаться с глуховатыми, глуповатыми людьми. Я моргаю и с удивлением смотрю на телефон. Медленно подношу к уху. — Ч-че? — Это только начало, — спокойно, без намека на угрозу говорит девушка. Меня хватает лишь на второе, еще более невразумительное «че?», но внутри уже поднимается волна раздражения. — Им никуда не скрыться. Мы их найдем. Они ограничили доступ к своим страницам. Мы знаем адрес. Мы знаем все контакты. Из города они не уехали. Передайте им, чтобы отдали кредит. Пусть боятся и опасаются. У меня искрой проскакивает мысль, что девушка читает текст-заготовку. — Кто там? — беззвучно, одними губами спрашивает Валентин. Я качаю головой, мол, не заморачивайся, и усмехаюсь в трубку. — Вы серьезно? Знаю, что серьезно. Знаю, что уже звонили всем, кого нашли, и повторяли этот текст до тех пор, пока он не утратил эмоциальный привкус, не превратился в пресную словесную жвачку. — Мы серьезны. Если поможете «выбить» деньги, оставим в покое, получите долю. Если нет — пеняйте на себя. — Вы… — Я набираю воздух. — Вы со своими угрозами смехотворны. — Посмеемся, когда в ближайшее время найдут их трупы. — Я звоню в полицию! — кричат от березовой рощи. Валентин что-то отвечает назойливой соседке, но мой слух уже не различает слов: от угроз о трупах, от ора бесчувственный отек внутри меня начинает лопаться, и голос ощутимо дрожит: — Да мне насрать, че у вас там, а вот я могу… за такие слова, знаете что? Я… в полицию!.. — Советую обращаться туда осторожнее, — с раздражающим спокойствием отвечает девушка. — Иначе все узнают, что вы являетесь разносчиком половой инфекции. Валентин подходит с обеспокоенным лицом и протягивает руку к моему телефону: — Кто там? Я отхожу в сторону и знаком показываю не мешать. — Все, звоню в полицию! — кричат от берез. — Звоню! — Да начхать мне на ваши советы, — тихо-тихо говорю я в трубку. — Не думаю, что мелочь, вроде вас, звонящая всем подряд, соображает достаточно, чтобы давать советы. Думаю, вы обыкновенная тупая… я не знаю, КОРОВА, которой место в коррекционке, иначе заметили бы, что меня уже НЕТ в «друзьях» вашего должника. Я оглядываюсь на шум и вижу, как Коваль под командованием Олеси вытаскивает валун из древнего каменного лабиринта. За ним погружается в воду тяжелое, багровое солнце и выжигает снег вокруг розовато-красным сиянием. Камень мшистый, с рыжиной, с пятнами снега. Олеся хохочет. Коваль охает и дергает рукой, будто отдавил пальцы. Мне кажется, или временами он подходит Олесе куда больше, чем Валентин? — Мой ум адекватен, — со вздохом усталости отвечает девушка, — чтобы понимать, что я говорю с малолеткой. — Вам откуда знать? — Я знаю многое. Например, что малолетка учится в городской гимназии. Учится не ахти, его несколько раз оставляли на осень. За исключением пары предметов, оценки у малолетки ниже среднего. Малолетка проживает с отцом на Западной вахте. Пятьдесят второй дом. Квартира 302. Отца большую часть времени дома и в городе не бывает. Сейчас малолетка засветился со своими тремя друзьями-малолетками перед домом четырнадцать по Меловому тракту. Я не сразу осознаю смысл этих слов, но проходит секунда-другая, и их грубый яд действует: прошибает холодным потом, заставляет пройтись по крыльцу и нервно оглянуться — в поисках камеры, человека с биноклем, чего угодно. Я бросаюсь к дороге, к парочке Олеся-Коваль у каменного лабиринта. Возвращаюсь к крыльцу, к окну, и опять к дороге — по кругу, по замкнутому кругу, под тревожным взглядом Валентина, под заливистый хохот Коваль, под тёплыми струями закатных лучей. В динамике царит тишина, и постепенно до меня доходит, что вызов завершен. Рука с телефоном опускается, но в плечах и шее еще чувствуется напряжение, и живот еще скручивается в тугой, болезненный комок. — Кто это? — спрашивает Валентин. Лицо у него хмурое, даже сердитое. С четвертой или пятой попытки я убираю телефон в карман. — Дебилы. Н-не важно. — Коллекторы? Я отвожу взгляд, но Валентин и так понимает. — Бычили? — Да фиолетово. Соседки у берез уже не видно. То ли ей надоело кричать, то ли она действительно звонит в полицию. Коваль самозабвенно изображает из себя и валуна ученого с яйцом динозавра. Поднимается кусачий ветерок и ерошит снег под ногами. На шапки сугробов стекает красноватый отсвет заката и вызывает чувство, что меня не существует, что я пустая, призрачная оболочка. Может, это и впрямь какой-то пугающий сон? Сопор? Кома? Пропала Вероника Игоревна. Ушла Диана. А я получаю по полной за эту семейку. Терплю угрозы, нервничаю — ради чего? Ради дружбы, которой уже нет? Которая закончилась где-то там, на Холме Смерти? А может, и не начиналась, а была сном, фантомом — о чужих друг другу душах, отбывающих срок на одной планете, на одном отрезке жизненного пути.