– Ладно, Цзиньцзи. «Двести восемь шагов, второй коридор». Два коридора. – Мы сейчас подойдем к стене, – сообщает Лукасинью и идет боком, пока пальцы его протянутой в сторону руки не касаются гладкого синтера. – Ты это чувствуешь? Протяни свою ручку. Поняла? Тишина, потом Луна говорит: – Ой, я кивнула – ну да, да. – Считай со мной. Один, два, три… На ста пяти шагах Луна резко останавливается и кричит: – Огоньки! Пальцы Лукасинью как будто лишены кожи, и он с трудом выносит необходимость касаться ими полированной стены. Они чувствительны и напряжены, как соски. Он пялится в кромешную тьму. – Что ты видишь, Луна? – Не вижу, – говорит она. – Я чувствую запах огоньков. Теперь Лукасинью и сам улавливает слабый запах биоламп, отдающий то ли травой, то ли плесенью, и понимает. – Они мертвые, Луна. – Наверное, им просто нужна вода. Лукасинью чувствует, как рука Луны вырывается из его хватки. Он следует за нею в неподсчитанную тьму. «Сделай два шага влево и вернись на свой маршрут», – приказывает Цзиньцзи. Лукасинью слышит шелест ткани и чувствует, как его тянут вниз. Понимая, что Луна приседает на корточки, он опускается рядом. Ничего не видно. Ни единого фотона. – Я могу сделать так, что они заработают, – объявляет Луна. – Не смотри. Лукасинью слышит шелест ткани, быстрое журчание, чувствует теплый запах мочи. От воскрешенных биоламп разливается теплое зеленое свечение. Света едва хватает, чтобы различать очертания, но он становится ярче с каждой секундой, пока бактерии питаются мочой Луны. Это уличный храм Йеманжи; миниатюрная 3D-печатная икона, окруженная гало биоламп, приклеенных к полу и стенам. Свет теперь достаточно силен, чтобы Лукасинью различил два перекрестка, описанных Цзиньцзи, и труп, лежащий у стены между ними. Он бы споткнулся об это мертвое тело, растянулся во весь рост и заблудился во тьме. – Вот. – Луна отлепляет биолампы горстями и вручает Лукасинью. В его руках они влажные и теплые. Он едва не роняет их от отвращения. Луна недовольно поджимает губы. – Надо так. – Она приклеивает маленькие, сплюснутые огоньки ко лбу, плечам и запястьям. – Это же рубашка «Малихини»! – протестует Лукасинью. – Что от дизайнера пришло, то в депринтер ушло, – объявляет Луна. – Кто тебя такому научил? – Мадринья Элис. Держась за руки, они обходят труп подальше, потом направляются в указанный коридор. Туннель содрогается от звуков наверху, где на поверхности медленно движется что-то тяжелое. Обманчивые ветра Тве приносят обрывки фраз, металлический звон, крики, гулкий ритмичный шум. Здесь налево, по рампе наверх, по изгибающейся периферийной дороге. Поворот направо едва не выводит их к толпе, которая суетится во тьме коридора. Луна резко разворачивается. – Они могут увидеть наши огоньки! – шипит она. Лукасинью поворачивается, прячет свой свет. – Они между нами и БАЛТРАНом. – Обратно на 25-й уровень, вверх по лестнице – там есть старый туннель, ведущий к БАЛТРАНу, – говорит Луна. – Ты большой, но должен поместиться. – Откуда ты это знаешь? – Я знаю все хитрые пути, – сообщает девочка. При свете дня Лукасинью проскользнул бы без особых усилий вокруг, под или над торчащими механизмами и старыми сырыми камнями, которыми изобилует «хитрый путь» Луны, но поскольку его тело – единственный источник света, он не знает, долго ли будет длиться этот туннель и какие сюрпризы его ждут, насколько они велики или невелики. Его охватывает паника. Ужас от того, что он окажется в ловушке во тьме, что биолампы погаснут, моргнут и умрут: он не сможет ничего увидеть, не сможет пошевелиться. Над ним мегатонны камня, и где-то внизу – далекое сердце Луны. Он чувствует, как согнутая спина и плечи прижимаются к синтеру, и застывает. Застрял. Ни вперед, ни назад. Может, его найдут будущие поколения, в виде иссохшей мумии. В рубашке «Малихини». Он должен выбраться, должен освободиться. Но если он дернется, рванется, поддастся панике, то лишь еще сильнее застрянет. Надо повернуться, протолкнуть вперед одно плечо – вот так, потом другое, а затем бедра и голени. – Идем, – зовет Луна. Ее биолампы пляшут перед ним; светло-зеленые звезды. Лукасинью опускает левое плечо. Ткань цепляется и рвется. В Жуан-ди-Деусе он себя побалует новой рубашкой. Рубашкой героя. Два шага, и он выбрался. Двадцать шагов, и он вываливается на Вторую улицу из расселины, которую до сих пор не замечал. Рука об руку Луна и Лукасинью вприпрыжку бегут по коридору к БАЛТРАНу. На станции БАЛТРАНа отдельное электропитание. Тве, кормилец Луны, хорошо оборудован пусковыми установками БАЛТРАНа. Они выходят из шлюза в грузовой отсек, который достаточно широк, чтобы разгружать там большие контейнеры. – Цзиньцзи, – говорит Лукасинью. Перед ним висят капсулы БАЛТРАНа – ряды и колонны, в сотню метров высотой, уходящие далеко в высоту стартовой шахты. «Местная сеть доступна», – говорит фамильяр. – Мне нужна станция БАЛТРАНа в Жуан-ди-Деусе, – просит Лукасинью. Цзиньцзи опускает капсулу для персонала и цепляет ее в камеру доступа. Капсула просит ввести пункт назначения. «Я заложил маршрут, – сообщает Цзиньцзи. – Сеть БАЛТРАНа используется, так что он не прямой». – Сколько прыжков? – спрашивает Лукасинью. «Восемь. Я посылаю вас через невидимую сторону Луны». – Что происходит? – спрашивает Луна, когда перед ними открывается капсула БАЛТРАНа. Она с опаской смотрит на обитую мягкой тканью внутренность, ремни и стропы, кислородные маски. – Нужно сделать восемь прыжков, чтобы попасть в Жуан-ди-Деус, – говорит Лукасинью. – Но все будет в порядке. Просто уйдет немного больше времени, только и всего. Нам пора. Идем. Луна медлит. Лукасинью протягивает руку. Луна ее берет. Он входит в капсулу. – На тебе огоньки, – напоминает Луна. Лукасинью их снимает. Клейкие диски оставляют неряшливые, липкие пятна на его рубашке «Малихини». Он кладет маленькие светящиеся биолампы на пол. Они послужили им верой и правдой, и он ощущает сверхъестественную преданность к вещам. Цзиньцзи показывает, как пристегнуть Луну. Он защелкивает собственные ремни безопасности и чувствует, как сиденье – пена с эффектом памяти – размягчается, учится и подстраивается под его тело. – Все готово, Цзиньцзи. «Предпусковая последовательность, – сообщает фамильяр. – Как только мы запустимся, я перейду в спящий режим, пока не прибудем в Жуан-ди-Деус». Дверь закрывается. Лукасинью чувствует, как срабатывают пневматические затворы. Гудит кондей. Капсулу освещает мягкий золотистый свет приятного, теплого, умиротворяющего оттенка. Лукасинью Корте это кажется тошнотворным. – Держи меня за руку, – говорит Лукасинью, высвобождая пальцы из ремней безопасности. Луна легко вытаскивает собственную руку и хватается за него. Капсула дергается и падает. – Эй, полегче! – кричит Лукасинью Корта. «Капсула в стартовом туннеле». – Ну как тебе? – кричит Лукасинью через гудение и дребезжание, которые теперь заполняют капсулу. Луна кивает. – Весело! Ничего не весело. Лукасинью закрывает глаза и подавляет страх, пока капсула несется по магнитным рельсам к пусковой установке. Происходит рывок – Лукасинью и Луна оказываются в стартовой камере. «Приготовьтесь к сильному ускорению», – предупреждает ИИ капсулы. – Ух, покатаемся! – неубедительно восклицает Лукасинью, и тут пусковая система хватает капсулу, разгоняет, и внутри Лукасинью каждая капля крови, желчи и спермы спешит к ступням и паху. Его глаза болят, вдавленные глубоко в глазницы, его яйца – сферы из свинца. Он чувствует каждую кость в своем теле, она словно тычется сквозь кожу. Ремни безопасности, на которых он висит, – титановая проволочная сеть, которая режет его на дрожащие куски, а он не может даже вскрикнуть. И все прекращается. И у него нет ни веса, ни направлений, ни верха, ни низа. Желудок сводит судорогой. Если бы в нем было еще что-то, кроме утреннего чая, оно бы уже летало вокруг в созвездии желчи. Его лицо отекло и опухло, руки уродливо раздулись и не слушаются; пальцами, похожими на толстые сосиски, он хватается за руку Луны. Он слышит, как кровь омывает мозг. Кое-кто из друзей Абены катался на БАЛТРАНе ради секса в невесомости. Он не может себе представить, как в такой обстановке заниматься сексом. Он не видит в этом совершенно ничего забавного. И ему придется через это пройти еще семь раз. – Луна, ты в порядке? – Кажется, да. А ты? Луна выглядит так же, как всегда; маленькая, замкнутая, но полная неутолимого любопытства по поводу всего, что ей случается повстречать в этом мире, будь оно космологическим или личным. Лукасинью задается вопросом, понимает ли она, что упакована в обитую мягкой тканью герметичную банку, которая летит высоко над Луной, целясь в далекую рукавицу принимающей станции – и нельзя изменить курс, осталось лишь полностью довериться аккуратности машин и точности баллистики. «Приготовьтесь к снижению скорости», – говорит капсула. Так быстро? Времени едва хватит на прелюдию, что уж говорить о сперме, плавающей в невесомости, которую парни описывали в таких подробностях и с таким энтузиазмом. – Мы спускаемся, – говорит Лукасинью. Без предупреждения что-то хватает голову и ступни Лукасинью и пытается сделать его на десять сантиметров ниже ростом. Торможение жестче ускорения, но быстрее: красные точки пляшут в глазах Лукасинью, а потом он оказывается висящим на ремнях безопасности вниз головой, еле дыша. Хриплые вдохи переходят в лай, а потом в смех. Он не может перестать смеяться. Это тяжелый, изматывающий смех, который рвет все его напряженные мышцы и натянутые сухожилия. Он может смеяться, пока не выдавит легкое через горло. Луна хватает его за руку. Они висят вниз головой, ухают и хихикают, пока пусковая система БАЛТРАНа тянет капсулу и переворачивает для следующего прыжка. Они прибыли. Они выжили. – Готова повторить? – спрашивает Лукасинью. Луна кивает. * * * Дверь капсулы открывается. Дверь капсулы не должна открываться. Лукасинью и Луна должны оставаться запертыми на протяжении всей последовательности прыжков. «Пожалуйста, покиньте капсулу», – говорит Цзиньцзи.