Обстановка внутри сильно напоминала шатер, в котором я разговаривал с Глуумом, а после познакомился с Урр. Здесь тоже было довольно чисто, в отличие от обычных орочьих жилищ. И также отсутствовало на стенах столь обычное для степняков оружие. Вместо него висели многочисленные связки различных степных трав, свежих и высохших. Их запах напомнил мне о повозке, в которой мы с Урр прятались от Глуума в ночь нашего бегства из Орды. Похоже, я теперь знаю, почему Урр была уверена, что хозяин той кибитки не объявится в самый неподходящий момент. Внезапно из соседнего шатра раздался громкий крик, заставивший нас с Урр вздрогнуть от неожиданности. Через несколько мгновений он повторился, сменившись громкими стонами. Затем и они стихли. – Там что, убивают кого-то? – поинтересовался я у Урр. – Не думаю, – ответила степнячка, тоже прислушиваясь. – Слишком долго кричали. Убивают быстрее. Скорее, Ут-Шаас лечит кого-то. Или злых духов изгоняет. Некоторые духи тоже могут страшно кричать. Но если бы там были духи, мы бы услышали бубен. Нет, живые там, пока живые. – Умная Урр, – подтвердил неожиданно возникший в дверях шаман. Он вошел внутрь и уселся напротив нас. – Там пока живые. Точнее, пока живой. Его зовут Муу-Ногон, табунщик из клана Железного Месяца. Их клан двигался на летние пастбища. В дороге догнали посланцы Глуума, привезли связку из трех стрел. Это сигнал сбора в большой поход. Вождь и воины обрадовались, а пастухи не очень. Простому кочевнику сборы на войну хуже степного пожара. От пожара можно уйти, от войны не уйдешь. У Муу-Ногона конь захромал, не на чем было ехать с остальными воинами. Вождь очень разозлился, что у него такие плохие воины, не могут в поход идти. Вот табунщику и досталось. Его били палкой, пока палка не сломалась. Били и спрашивали, почему позорит звание воина Орды? Забрали две руки баранов на прокорм войска. И больше бы взяли, но больше у него не было. Сюда его родичи привезли, еле живого. Я его лечу, а он только и думает, сколько добычи надо взять, чтобы все вернуть. Только добычи он не получит. Если пойдет в поход, то, скорее всего, погибнет. И очень быстро. – Тебе об этом сказали духи? – заинтересовалась Урр. – Они видели его судьбу? – Мне об этом сказал его клинок, – грустно улыбнулся старый шаман. – Который надо хотя бы иногда точить. Тогда и добыча будет. А если клинок ржавый и тупой, то судьба его хозяина понятна и без разговора с духами. Вот только сам Муу-Ногон этого не понимает. Но вы приехали сюда не для того, чтобы жалеть глупого Муу-Ногона. Вы ехали сюда для рассказов и ответов на вопросы. Вы мои гости, а гостя невежливо расспрашивать на пороге, сначала его надо накормить и напоить. Шаман легко вскочил на ноги, даром что старый, и засновал по шатру, собирая угощение. Урр кинулась было помогать, но Ут-Шаас отмахнулся от нее, мол, сиди, не мешайся под ногами. Раздул очаг посреди шатра, пристроил на кованый треножник котелок. Не тот, с которым выходил из землянки, другой, побольше. Вскоре из-под крышки котелка выбилась тоненькая струйка пара. В кипящую воду полетели какие-то травки или веточки из запасов, развешанных по стенам, и куски непонятно чего из многочисленных мешочков и мисочек. Периодически содержимое помешивалось длинной деревянной лопаточкой. Наконец Ут-Шаас снял котелок с огня, прикрыл крышкой и поставил рядом с очагом. А на огонь водрузил еще один котелок, который вытащил из низкого раскрашенного шкафчика для посуды вместе с несколькими пиалами-плошками из обожженной красной глины. Наполнив две пиалы из первого котелка густой жидкостью белого цвета, шаман протянул их нам с Урр. Себе старик налил из второго котелка какой-то травяной отвар, на этот раз темно-коричневого цвета. После чего уселся на свое место и отхлебнул из плошки, выражая всем своим видом полнейшее удовольствие. Даже глаза прикрыл, настолько ему было сейчас хорошо. Я решил последовать его примеру и отхлебнул из своей посудинки. Сказать, что радости от этого я не испытал, это ничего не сказать! Однако хорошо здесь гостей угощают. Белесое варево попахивало несвежим жиром, а вкус был такой, что глотать его было страшно, во рту держать невыносимо, а выплюнуть некуда. Да и невежливо обижать хозяина. Урр, видимо в силу привычки, сумела сделать несколько глотков. И даже в лице при этом не изменилась. Я восхитился ее мужеством, но лишь неимоверным усилием воли заставил себя все же проглотить выпитое. Меня бы не удивило, если бы мой желудок взбунтовался и отправил шаманское угощение обратно, но обошлось. Чудом, но обошлось. – Вы плохо едите, дорогие гости, – укоризненно произнес шаман, не открывая глаз. – Невкусно? – Щедрость твоя и гостеприимство необъятны, как Великая Степь, о мудрейший Ут-Шаас, – поспешила успокоить его Урр. – Но, боюсь, мой спутник не привык к такому угощению. – Не удивляюсь, – спокойно ответил шаман. – Я и сам эту гадость едва могу проглотить. Хотя за столько лет мог бы и привыкнуть. Я поперхнулся. Урр и Ут-Шаас переглянулись и внезапно дружно захохотали. Шутники, Тьма их забери. Гостеприимцы. И Урр тоже хороша. Ведь наверняка поняла, что шаман просто решил подшутить над странным чужаком, и промолчала. – Благодарю тебя, о мудрейший Ут-Шаас, – поклонился я нашему хозяину. – Хотя бы за то, что я сразу не помер от этой отравы. Что ты туда намешал? – Почему отрава? – возмутился шаман. – Хо, зачем такие плохие слова говоришь, гость? Это хуумс, очень древняя еда, в Великой Степи ее все знают. Кобылье молоко, бараний жир, мука, каменная соль, выварка солод-корня и две щепотки цайны-листа. Одну пиалу утром выпил – весь день сыт. На коня залез – весь день стада гоняй, до ночи голодным не будешь. Пить тяжело, но польза несомненна. – Что же ты сам ее не пьешь, такую полезную? – А зачем? Мне скот сегодня не гнать, и ехать я никуда не собирался. А в жару лучше отвар цайны-листа пить. И вкуснее, и приятнее. Вот, попробуй. Шаман нацедил в чистую пиалу коричневой жидкости из второго котелка и протянул мне. Я отхлебнул с понятным опасением, но отвар цайны-листа оказался действительно приятным на вкус. Послевкусие хуумса еще ощущалось, но дышать стало заметно легче, и желудок понемногу прекратил бунтовать. – Повеселились, и хорошо, – заявил орк, насмеявшись всласть. – Гости сыты, теперь можно беседы вести и дела делать. О чем ты хотел говорить, чужеземец? Прости, но Тенью я тебя звать не буду, плохая из тебя тень. – Можешь называть меня Темным, если это тебя устраивает. Или просто гостем. А как мне обращаться к тебе? Багшаан? Не слышал раньше, чтобы в Орде кого-то так называли. – «Багшаан» на всеобщем – это «Учитель». Так меня когда-то называла одна любопытная кроха, примчавшаяся на озеро посмотреть на страшных и ужасных духов. Тебе так звать меня не надо. – Шаман хитро усмехнулся. – Не думаю, чужестранец, что я смогу чему-то тебя научить. Зови просто по имени, я не обижусь. Ты проделал долгий путь ради разговора. Говори, я слушаю. – Прости, но перед тем как начинать рассказ, я хочу спросить тебя, мудрый Ут-Шаас. Ты ведь знаешь, что Великий вождь Глуум готовит большую войну и собирает все силы Орды под свою руку. Но ты не спешишь предстать перед взором Великого Глуума. Шаманы не хотят воевать? – А зачем нам воевать? – удивился старый орк, на этот раз вполне искренне. – Шаманы не воюют, гость. Шаманы с духами говорят, незримыми тропами ходят, будущее смотрят. Некогда им воевать и незачем. Пусть воины воюют. Война их дело, их жизнь. – Еще раз прости, гость не должен сомневаться в словах хозяина, но теперь и шаманы воюют. Если ты не знаешь этого – плохо, если пытаешься меня обмануть – еще хуже. Урр сказала, что я кто угодно, но не враг. Я действительно не хочу стать врагом оркам Великой Степи. Долгие века мы вместе сражались против тех, кто называет себя Светлыми. Но в последнее время многое изменилось. Глуум готов двинуться в поход на Север, если Черный замок не склонится перед ним. А это война, большая война. Скажи, Ут-Шаас, за кого ты будешь в этой войне? – Ты либо глухой, либо глупый, гость! Я ни за кого. Война рано или поздно будет, не эта, так другая. Орки всегда воевали. И Глуум не первый вождь, который мечтает собрать Орду в свой кулак и повести за собой. И не единственный. Ты недоволен, что Глуум потребовал у Севера, чтобы тот склонился перед ним? Но скажи, что тебя больше рассердило? То, что Глуум хочет большой войны, или то, что он хочет приказывать не только оркам Орды, но и тебе? – Хороший вопрос, шаман. Злой. Я отвечу, но сначала все же скажи, на чьей ты стороне? – Снова говорю тебе – я ни на чьей стороне. Я кровь от крови Орды и кость от ее кости. И буду сражаться только для защиты Орды. От любого врага. А что ты, что твой Повелитель, что Великий вождь Глуум для меня одинаково плохи. Воюйте друг с другом сами, это не моя война. – Одинаково плохи для тебя… Я тебе настолько не нравлюсь, Ут-Шаас? – Нравишься, не нравишься… Глупые слова, гость, пустые. Ты не молодая орчанка и не племенная кобылица, чтобы мне нравиться. Я назвал тебя своим гостем. Ты можешь оставаться в моем жилище столько, сколько сам захочешь. Если на тебя нападут, пока ты здесь, я буду защищать тебя, сколько смогу. Таковы обычаи Великой Степи, и я их не нарушу. Но я помню, что бесчисленное множество орков Великой Степи сложило свои головы по приказу Повелителя Черного замка. Стало ли от этого лучше Орде – нет, не стало! Да, ты мой гость, но я боюсь, что твое появление в Орде не кончится ничем хорошим для здешних орков. – А если орки будут погибать по приказу Великого Глуума, тебе будет легче, шаман? – Войны были, есть и будут, пока Великая Степь лежит под этим небом. Вопрос – за что воевать? В соседнем шатре лежит глупый Муу-Ногон. Он хочет воевать за добычу, и это я понимаю. Клан Каменных Змей силен и выгоняет слабые племена с лучших пастбищ. Те, кто возразит им, – умрет. Это я тоже понимаю. Но Глуум хочет завоевать весь мир, и вот этого я не понимаю. Мир велик, и завоевать его целиком еще никому не удавалось, даже богам. Это плохая война, и я не хочу участвовать в такой войне. Поэтому я сейчас ни на чьей стороне. Я ответил на твой вопрос? Теперь ты ответь на мой. – Хорошо, отвечу. Предложение Глуума признать его вождем действительно оскорбило Повелителя Черного замка. Но дело не только в этом. Мы в Черном замке не хотим идти и завоевывать весь мир, что бы ни говорили про нас Светлые. Мы считаем, что мир большой и в нем всем хватит места. Но Глууму это не нравится. По его приказу Повелителя Черного замка месяц назад пытались убить два шамана. И у них это почти получилось. – Ты говоришь странные вещи, Темный. Я вижу, что ты веришь в то, что говоришь. Но, прости, я в это пока не могу поверить. Расскажи мне, как это было. – Месяц назад в Черный замок прибыло посольство Глуума. Возглавлял посольство молодой Гуурваг-аб-Нуур из племени Багровой Луны. С ним прибыли два шамана, чьи имена мне неизвестны. Посол передал Повелителю, моему Повелителю, требование Великого вождя Глуума склониться перед мощью Орды. Повелитель отказался. И тогда шаманы напали на него и попытались убить. Оба шамана были сами убиты, но пострадали и люди Повелителя. Никто не ждал такого от послов Великой Степи, ведь мы не враги друг другу. Я прибыл в Орду, чтобы узнать, почему так произошло. Я говорил с Великим вождем Глуумом, но он хочет большой войны, для которой ему нужна не только Орда, но и силы Севера. Если мы откажемся, первый удар Глуум обрушит на Черный замок и орочьи племена Пустошей. И шаманы Орды ему в этом помогут. Я видел, на что они способны. Один из шаманов метнул в Повелителя заклятие такой силы, что почти пробил его магическую защиту. А эту защиту ставили наши лучшие маги. – Да, нынешние шаманы могут многое, – грустно кивнул старый орк. – Горючее зелье творят, злой огонь могут во врага метать. Многое могут. Я такого не могу. И мой учитель не мог, а он был великий шаман, сейчас таких уже нет. Не наше это все. Злое, недоброе и не наше. И сам Глуум загадка. Он очень сильный, но никто не понимает, откуда такая сила. В Степи шепчутся, что Глуум научился говорить с древними богами и они дали ему часть своей силы. А Глуум дал по крупице этой силы шаманам, поэтому за ним пошли многие. Многие, хотя и не все. Но мы лишь глупые, выжившие из ума старики. Мы Великому Глууму не нужны, у него теперь свои шаманы. Они стали чужими для Великой Степи, потому что Глуум наполнил их чужой силой. Сильные, но глупые. Променяли свободу на силу и сами не заметили, как превратились в рабов этой силы. Ты говоришь – Глуум приказал шаманам убить твоего Повелителя? Неслыханное дело! Шаманам нельзя приказывать. Шаманов можно только просить. Но Глуум не любит просить. А те, кто с ним не согласен, очень быстро уходят в Верхнюю Степь. И оставшиеся боятся спорить с Великим Глуумом. – И ты ничего не можешь сделать, багшаан? – тихонько спросила молчавшая до этого Урр. – Почему не могу? Могу. Сидеть здесь могу. Вот и сижу, цайны-лист пью. Хорошо, хо? Ут-Шаас замолчал и вновь наполнил наши пиалы терпким, уже чуть подостывшим отваром. Потом надолго замолчал, лишь временами делал маленький глоток из глиняной посудинки. – Я буду ночью говорить с духами, – заявил он, когда пиала опустела. – Ночуйте в этом шатре. Урр, где у меня припасы, не забыла? Вода в ручье, он рядом, по звуку найдете. К озеру не ходите. Вообще лишний раз никуда не ходите. Днем много лишних глаз, а ночь – время недобрых духов. Незачем удачу без нужды проверять. Утром еще говорить будем. С этими словами старый орк поднялся и вышел наружу. Глава 11 До ночи мы с Урр маялись от безделья. Сидеть в шатре, не высовываясь наружу, когда внутри все требовало продолжить путь, оказалось испытанием, схожим с изощренной пыткой. Порывистая орчанка, похоже, испытывала те же чувства. Шаман к нам больше не заглядывал, лишь пару раз через распахнутый по летнему времени вход в шатер мы видели, как он с неизменным котелком навещал больного орка. Тогда из соседнего шатра вновь раздавались крики, но они быстро смолкали, и на стоянке вновь воцарялось безмятежное спокойствие. Уже начинало темнеть, когда старый орк прошел в сторону своей землянки. Спать не хотелось, мы достаточно отдохнули днем. Я поднялся, одеваться не стал, лишь завернулся в плащ и подошел к выходу из шатра. Небо налилось тем густым синим цветом, какой бывает после заката, но перед наступлением полной темноты. На его фоне чернели столбы онгонов, окружающие мохнатый горб землянки. Вдали серебристыми отблесками светилось озеро. В вечернем воздухе глухо прогудел первый удар шаманского бубна. Потом еще один, и еще. Ритм ударов постепенно убыстрялся, над холмом, служившим крышей землянки, вспыхнул странный огонь. Мертвенно-синий, острыми языками взметнувшийся в темное уже небо. Столбы такого же пламени выросли между деревянными идолами. В воздухе замелькали непонятные тени. Они совсем не напоминали те, что я видел накануне в глубинах озера. Там были непонятная мне мощь и древняя сила. Здесь творилось что-то другое, хотя тоже непонятное. Я вспомнил слова шамана о том, что ночь – время недобрых духов. Я не ощущал присутствия пробуждающейся волшбы или применения хоть какой-то магии. Снова, в который уже раз. Молчало и кольцо-артефакт. А раз так, то нечего пялиться на происходящее, словно деревенщина, впервые попавшая на городскую ярмарку. Шаману моя помощь не нужна, так что стоять здесь всю ночь бессмысленно. Приняв такое решение, я закрыл легкую деревянную дверцу и повернулся спиной к шаманским чудесам. Спать по-прежнему не хотелось, но я все же лег и закрыл глаза. Слышно было, как орчанка ворочается на своем ложе, устраиваясь поудобнее, и тихонько ругается себе под нос на родном наречии. Ей тоже не спалось. Снаружи продолжали доноситься приглушенные удары в бубен, изредка заглушаемые совсем непонятными звуками. Не разобрать, то ли это стоны, то ли протяжные крики. Словно странные голоса вели в ночи непонятный нам разговор. Внезапно я услышал, как Урр решительно откидывает плащ, которым укрылась, и встает. По полу шатра прошлепали босые ноги, и я почувствовал, как орчанка ложится рядом со мной. – Холодная ночь, вместе теплее, – буркнула она, прижимаясь ко мне плотнее. В шатре было довольно тепло, но я не стал спорить и накрыл Урр полой своего плаща. Так мы пролежали некоторое время, пока орчанка снова не заворочалась. На ощупь она не казалась холодной или замерзшей, но я чувствовал: девушка слегка дрожит всем телом. Я обнял ее посильнее и, не удержавшись, погладил ладонью. Ощутил крепкие мышцы под гладкой и упругой кожей и внезапно сообразил, что на степнячке нет никакой одежды. – А ты все же настоящий воин, Повелитель, – внезапно заявила Урр. – Воин? – не понял я. – Да, воин! Потому что только истинные воины могут быть такими баранами, – рявкнула Урр, разворачиваясь ко мне. И на меня обрушилась буря. Улетел в темноту мой верный плащ, я почувствовал, как неистовый ураган срывает с меня одежду, закручивает, возносит ввысь до самых звезд и роняет обратно на землю. Война, Орда, Великая Степь и Северные Пустоши, враги и союзники, все, какие есть в этом мире, – все перестало для меня существовать, все разлетелось, растворилось в этом сумасшедшем вихре. Я кричал в полный голос и сам не слышал себя, я задыхался, умирал и рождался заново, чувствуя, как в моих объятиях бьется искорка чужой жизни. Я – жил этим и не хотел сейчас ничего иного! Не знаю, сколько времени прошло, пока я не пришел в себя. Я лежал мокрый от пота и тяжело дышал. Слегка болело плечо, на котором даже в полутьме едва тлеющего очага виднелся багровый след от зубов. Похоже, Урр в какой-то момент не сдержалась и здорово меня укусила. Но мог ли я на нее за это сейчас сердиться? Сама орчанка лежала рядом, положив голову мне на плечо. Ее рука покоилась у меня на груди, а одну ногу степнячка и вовсе перебросила через меня. Почувствовав, что я пошевелился, девушка открыла глаза и с наслаждением потянулась. – Как себя чувствуешь, Темный? – спросила она. – Как и положено пережившему налет Орды. Налетели, ободрали до последней нитки, я даже не успел понять как. И бросили лежать в степи без сил. Урр довольно хмыкнула и потерлась носом о мою щеку. – Повелитель Глуум обещал тебе приятную ночь. Я должна была выполнить его желание. – И как только Глуум расстался с таким сокровищем? – спросил я шутливо. Просто чтобы поддержать разговор, особо не ожидая ответа. Но, похоже, спросил зря. Урр перестала улыбаться и заметно напряглась под моей рукой. – Не думаю, что он проплакал всю ночь от горя, – неожиданно зло отрезала орчанка. – Я ведь его тоже хотела убить. Сразу, в первую же ночь, когда меня к нему притащили. Знаешь, как у нас возят девушек, которые не хотят, чтобы их дарили, словно обычную скотину? Одежду отбирают, чтобы не сбежала по дороге от своего счастья, закатывают в кошму или ковер и везут. На повозке или просто поперек седла. Если кричать будешь – рот заткнут и везут дальше. Потом ковер разматывают, и ты голая катишься прямо под ноги своему новому господину и повелителю. А все вокруг сидят, на тебя пялятся, языками цокают, слюни пускают. Вот и меня так везли. Свои же, те, кто моему отцу в глаза посмотреть боялся. Привезли и под ноги Глууму вытряхнули. Пока везли, решила – убью. Сначала его, потом всех остальных, до кого успею дотянуться. Потом себя, если стражники раньше не зарубят. Не смогла. Только и успела, что выхватить его кинжал да раз им замахнуться. Знала, что Глуум очень сильный. Слышала, что очень быстрый, но не думала, что он настолько сильный и быстрый. Утек, как вода из горсти, увернулся от моего удара и сам ударил так, что я через весь шатер летела вместе с кинжалом. Тут стража набежала, я даже успела полоснуть одного или двоих. Потом навалились толпой, кинжал выбили, саму избили так, что шевельнуться не могла, и отволокли в тот самый шатер, где мы встретились. День пролежала, как свежесодранная шкура, двинуть пальцем от боли, и то не могла. Вечером Великий Глуум пожаловал. Думала, добьет сразу или сначала силой возьмет, а добьет потом. Нет, посмотрел, как я валяюсь без сил, и только посмеялся. А перед уходом предложил выбор – либо меня задушат той же ночью, либо меня станут лечить, выхаживать, а как на ноги встану, в напарницы к его любимой Ай-Ше пойду. Буду подругой для особых гостей, тех, которые утром проснуться не должны. Сказал, что понравилось, как я кинжалом била. Оценил, доголон могой[4] подарок. Я тогда поклялась отомстить, потому только и выжила. Решила всем отомстить! Глууму, Орде, своим родичам, всем этим ач холбогдолгуй тэнег[5], которые меня Глууму под сапог кинули. Только об этом и думала, потому лишь не умерла. Хотя Глуум не соврал, меня хорошо лечили, травами, снадобьями, отварами всякими. Понемногу вставать начала, в себя пришла. Думать стала. До Глуума теперь сразу не доберешься, значит, надо бежать из Орды. Стала готовиться понемногу, чтобы никто не заметил, не сообразил. Пока готовилась, троих убила. Одного воина из личной тысячи Глуума, это он меня в ту ночь сильнее всех бил. Вечером улыбнулась, ночью встретила, в темноту завела, а утром нашли его. С распоротым брюхом и без головы. На меня не подумали, решили, что в случайной ссоре погиб. Бывает, это Орда, слабые у нас долго не живут. Хо! А другие двое – племенные вожди-бараны, к Глууму приехали, а кланяться ему не захотели. Вот и не проснулись. Глуум доволен был, меня сильно хвалил. Сам меня не трогал, для особых гостей берег. А потом ты в Орду приехал. Когда Глуум сказал, что мы с Ай-Шой к тебе пойдем, я решила, что если бежать, то сейчас. Пришли мы в шатер, а дальше ты знаешь. Я слушал негромкий рассказ орчанки, тихонько поглаживая ее гладкую зеленоватую кожу. Бережно и осторожно, словно на коже еще не зажили следы страшных побоев. И понимал, что главные рубцы остались у этой смелой, порывистой и гордой девочки глубоко на сердце, и их не вылечить никакими притираниями. Только время способно исцелять такие раны, только долгое милосердное время. – Ты, если боишься меня рядом с собой держать или брезгуешь, скажи, – подняв голову, попросила Урр тихо. Я заметил, как ее глаза в уголках поблескивают крохотными слезинками. – Сейчас скажи, утром расстанемся. Я тебе твое слово возвращаю, можешь не брать меня с собой на Север. Постарайся только Глуума убить, мне и этого хватит. Сейчас, сжавшись у меня под боком, Урр ничем не походила на ту отважную и решительную воительницу, к которой я уже привык. Скорее она напоминала маленькую девочку, оказавшуюся в одиночестве в огромном незнакомом мире. И мир этот встретил ее неласково. Я погладил девушку по голове, словно несмышленыша, которого надо успокоить, и прижал к себе. Вдохнул уже привычный мне резковатый аромат ее тела. – Глупая Урр, глупая маленькая Урр! Ну куда я тебя дену, такую страшную и опасную! Оставить тебя, так ты еще кого-то убить попробуешь. Нет уж, я слово дал и забирать его не собираюсь. Поедем на Север вместе, сокровище ты мое степное. Урр пристально взглянула на меня, пытаясь понять, не издеваюсь ли я над ней. И все, что я мог сделать в такой ситуации, это осторожно обнять ее голову ладонями, легонько потянуть к себе и поцеловать в иссиня-черные искусанные губы. Совершенно забыв, что зеленокожие в таких случаях трутся друг о друга носами. Но орчанка неожиданно ответила, сама потянулась навстречу и впилась своими губами в мои. Из-за торчащих клыков, пусть небольших, но острых, ощущения от этого поцелуя были непривычные, но все равно очень приятные. Правда, один из клыков случайно кольнул мне губу, и по подбородку потекла вниз маленькая капелька крови. Заметив ее, Урр слизнула каплю своим темным языком и зажмурилась. – Ну, не знаю, кто ты на самом деле, но кровь у тебя на вкус точно человечья, – заявила она после недолгого размышления.