– Некогда. Потом. – Грубить не хотелось, но сейчас было не до любезностей. – Дэн! – крикнул Шарп, отстранив португальца. – Ты оружие у Тарранта забрал? – Так точно, сэр. Винтовку раненого Хэгмэн повесил на плечо, патронная сумка болталась на ремне. Оставить врагу бейкеровский штуцер, лучшее стрелковое оружие в мире, лейтенант не мог – этого только им не хватало. – Сюда! – Он указал на север от реки. С дороги лейтенант сошел намеренно. Повторяя путь реки, она шла по берегу, почти лишенному растительности и не предлагающему препятствий для кавалерии, тогда как тропинка на север вилась между деревьями, которые можно было использовать для укрытия. По мере того как склон становился все круче, лес редел, а потом и вовсе уступил место дубовым рощицам – дуб выращивали здесь специально из-за толстой коры, из которой делали пробки для знаменитого вина. Шли быстро, и первую остановку Шарп сделал только через полчаса, когда они достигли края рощи и посмотрели вниз, на занятую под виноградники широкую долину. На западе еще виднелся город, дым от его пожаров тянулся к дубам и виноградникам. Люди отдыхали. Шарп опасался преследования, да только французам, наверное, хотелось не гоняться за горсткой солдат с риском получить пулю, а шарить по домам зажиточных горожан. Португальские солдаты не отставали от британцев, и их молодой офицер, уже подходивший к лейтенанту раньше, повторил попытку. Был он высок и строен, а его форма даже не успела помяться. Пистолет на поясе такой чистый, как будто из него еще ни разу не стреляли. Красивое лицо портили, правда, чересчур тонкие черные усики. Все в нем говорило, что перед вами джентльмен и приличный человек, и это впечатление лишь усиливали темные и какие-то печальные глаза, что, впрочем, можно было объяснить падением его любимого города. – Сеньор? – Он снова поклонился Шарпу. – Я не говорю по-португальски. – Я лейтенант Виченте, – на хорошем английском представился португалец. Его темно-синий мундир с красными обшлагами и высоким красным воротником украшали серебряные пуговицы и белая окантовка. На голове –барретина, особого рода кивер, добавлявший к его и без того немалому росту еще шесть дюймов, с вышитым числом «18». Молодой португалец явно запыхался, на лице его блестел пот, но мелкие неудобства не заставили его забыть о манерах. – Поздравляю вас, сеньор. – Поздравляете меня? – не понял Шарп. – Я видел вас на дороге под семинарией. Думал, вы собираетесь сдаться, но вы атаковали. Это… – Виченте нахмурился, подбирая подходящее слово, – это большая храбрость. – Он отступил на шаг, снялбарретинуи снова поклонился, чем немало смутил Шарпа. – Поэтому я со своими людьми и ударил французам в тыл. – Никакая это не храбрость, а самая обычная глупость. – Нет-нет, вы проявили редкую храбрость, заслуживающую уважения и преклонения. Шарпу показалось, что португалец уже готов отсалютовать ему саблей, а потому поспешил предотвратить неуместную сцену вопросом о том, какими силами располагает его новый знакомый. – Нас тридцать семь человек, сеньор, – с серьезным видом ответил Виченте. – Мы из Восемнадцатого полка. – По его словам, полк защищал самодельные укрепления на северной окраине города, а потом отступил к мосту, где и рассеялся, когда началась паника. Лейтенант отправился на восток с группой из тридцати семи человек, из которых лишь десять были солдатами его роты. – Нас было больше, – признался он, – намного больше. Но большинство разбежались. Один из моих сержантов назвал меня дураком и сказал, что мы не должны вам помогать, и мне пришлось застрелить его, чтобы не распространял панику. Со мной пошли только добровольцы. Несколько секунд Шарп просто смотрел на португальского лейтенанта. – Что вы сделали? – спросил он наконец. – Повел этих людей вам на выручку. В моей роте я остался единственным офицером, так кому же было принимать решение? Капитан Роха погиб на редуте, а остальные… я не знаю, что с ними сталось. – Я не о том, – перебил его Шарп. – Вы застрелили сержанта? Виченте кивнул: – Меня, конечно, отдадут под суд. Объясню, что того требовали обстоятельства. – В глазах его блеснули слезы. – Но он сказал, что вы все покойники, а мы – разбиты. Призывал солдат снимать форму и дезертировать. – Вы правильно поступили, – сказал Шарп, все еще удивленно разглядывая молоденького лейтенанта. Виченте отвесил очередной поклон: – Вы льстите мне, сеньор. – Перестаньте называть меня сеньором – я такой же лейтенант, как вы. Виченте отступил на полшага, глаза его округлились от изумления. – Вы… – начал он и не договорил, поняв, что вопрос прозвучит грубо. Шарп был лет на десять старше португальца, и тот факт, что он все еще ходил в лейтенантах, говорил вроде бы не в его пользу – к тридцати годам офицер обычно достигал более высокого звания. – Но я уверен, сеньор, – продолжал Виченте, – вы все равно старше. – Как это? – не понял Шарп. – Я ношу это звание всего лишь две недели. Теперь уже удивился Шарп: – Две недели? – Я, конечно, прошел небольшую подготовку и во время занятий много читал о подвигах великих солдат. – Занятий? – Я стряпчий, сеньор. – Стряпчий! – Шарп не смог скрыть инстинктивного отвращения. Он вышел в жизнь из лондонских трущоб, и каждый, кто родился и провел там какое-то время, знал, что половина зла в мире – от законников. Законники – слуги дьявола, сопровождающие людей, мужчин и женщин, к виселице. Законники – злодеи, распоряжающиеся бейлифами и плетущие силки и капканы из законов и статутов. Потом, разбогатев на своих жертвах, они становятся политиканами и изобретают такие законы, которые сделают их еще богаче. – Ненавижу стряпчих, – проворчал Шарп с чувством, потому что вспомнил леди Грейс и все то, что случилось после ее смерти, и как стряпчие обобрали его до последнего пенни. Он вспомнил Грейс и их умершего ребенка, и воспоминание напомнило о горе, а горе ударило в голову. – Ненавижу законников. Сбитый с толку откровенной враждебностью Шарпа, Виченте попытался как-то оправдаться: – Я был юристом до того, как вступил в армию. Я работал на компанию «Реал Вилья», которая занимается регуляцией торговли вином. – Если б мой ребенок захотел стать юристом, я бы задушил его собственными руками да еще нассал бы на его могилу. – Так вы женаты, сеньор? – вежливо осведомился португалец. – Ни хрена я не женат. – Наверное, я неправильно вас понял. – Виченте кивнул в сторону отдыхающих солдат. – В общем, сеньор, я здесь. Может быть, нам стоит объединить силы. – Может, – неохотно согласился Шарп, – но давайте проясним один момент. Если вы носите звание всего лишь вторую неделю, то командую тут я. И чтоб никакие хреновы законники под ногами не вертелись. – Конечно. Виченте нахмурился, как будто обиделся на Шарпа за то, что тот констатировал очевидное. Чертов законник, думал Шарп. Надо ж такому случиться. Он понимал, что вел себя грубо в отношении молодого португальца, которому достало смелости расстрелять сержанта и повести своих людей на помощь чужакам. Надо бы извиниться, но Шарп только оглядывался, стараясь понять, где находится, пытаясь обнаружить погоню и определить, где он и что делать дальше. В конце концов лейтенант достал подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, направил ее туда, откуда они пришли, и через несколько минут увидел то, что ожидал увидеть. Пыль. Пыль, поднятая сапогами, копытами и колесами. Может быть, беженцы, бредущие из города по прибрежной дороге. Может быть, французы. – Думаете переправиться на южный берег? – спросил Виченте. – Да. Но ведь мостов через реку поблизости нет, верно? – До самого Амаранте. Там другая река, Тамега… как это по-вашему… Боковая река, да? Нет… нет… приток, вот! Тамега – приток Дору, но через Дору там есть мост. Место называется Песо-да-Регуа. – А лягушатники на дальней стороне Тамеги, так? Виченте покачал головой: – Нам сказали, что там генерал Сильвейра. Между «мы знаем» и «нам сказали», подумал Шарп, большая разница. – А паром через Дору где-нибудь неподалеку есть? Португалец кивнул: – Да, в Барка-д’Авинташ. – Это близко? Виченте ненадолго задумался: – Примерно полчаса пешком. Может быть, меньше. – Так близко? – Но если паром так близко к городу, то французы уже наверняка там. – А сколько до Амаранте? – Завтра можем быть там. – Завтра, – эхом повторил Шарп и, сложив подзорную трубу, уставился на юг. Что там за пыль? Кто ее поднял? Французы? Выступили к Барка-д’Авинташ? Воспользоваться паромом было бы намного удобнее, ведь он куда ближе, но это и рискованнее. Что, если там беженцев ожидают французы? А если они еще не догадываются о существовании переправы? Выяснить можно только одним способом. – Как нам попасть в Барка-д’Авинташ? – спросил он, кивая в сторону вьющейся между дубами тропинки. – Этой же дорогой? – Есть другая, более короткая. – Тогда ведите. Кое-кто из солдат уснул, однако Харпер живо всех растолкал, и через несколько минут они уже спустились за Виченте и другими португальцами в тихую долину с аккуратными рядами виноградных лоз. Потом поднялись на холм и пересекли поле с копнами прошлогоднего сена. Никакой тропинки видно не было, но Виченте шел уверенно.