Конечно, выбить лягушатников он мог бы – его парни были хорошими стрелками, а лодки представляли собой не самое лучшее укрепление, – но только потерял бы при этом половину солдат и кучу времени. Он мог драться и даже победить, однако вряд ли успел бы вкусить от плодов победы. Оставалось и впрямь только одно, хотя говорить об этом вслух не хотелось. Он еще ни разу не поднимал руку. И одна мысль о том, чтобы сдаться в плен, приводила лейтенанта в ужас. – Пристегнуть штыки. Стрелки удивленно посмотрели на своего лейтенанта, но подчинились: вынули из ножен длинные штыки и пристегнули. Шарп вытащил тяжелую кавалерийскую саблю в добрый ярд длиной: – Хорошо. В четыре шеренги! – Сэр? – подал голос Харпер. – Вы что, сержант, не слышали? В четыре шеренги! Живо! Харпер загнал стрелков в строй. До спускающихся с холма французов осталось около сотни шагов, слишком далеко для прицельного огня, хотя один из французов и пальнул из мушкета – пуля ударилась в оштукатуренную стену стоящего у дороги дома. Шарп раздраженно посмотрел в ту сторону, откуда она прилетела. – Вперед бего-о-ом арш! – рявкнул он. Они побежали. По дороге. К только что возведенной баррикаде, до которой было шагов двести. Справа несла свои холодные серые воды река, слева стояли неубранные стожки сена, маленькие, островерхие, напоминающие жилища ведьм. Тощая корова со сломанным рогом проводила их равнодушным взглядом. Неподалеку сидели несколько понурых беженцев. – Сэр! Харпер сумел догнать лейтенанта, опередившего своих солдат на десяток шагов. – Что, сержант? Всегда «сержант». Хоть бы раз назвал Патриком или Пэтом. – Что мы делаем, сэр? – Атакуем баррикаду. – Они ж нас выпотрошат, сэр. Эти ублюдки вывернут нас наизнанку. Впереди драгуны поднимали карабины. В отличие от винтовки карабин – оружие гладкоствольное и, следовательно, неточное, а раз так, то драгуны будут ждать до последнего, но потом дадут залп, и этот залп будет помощнее того, на который способны британцы. – По-моему, они это знают, – добавил Харпер. – Сэр. Шарп был согласен с ним, хотя и не ответил. Приказав пристегнуть штыки, он рассчитывал испугать, зная, что солдат со штыком выглядит для врага куда страшнее. Но драгуны, похоже, попались не из робких, и блеск стали не произвел на них ни малейшего впечатления. Шарп знал, что должен сдаться, и, наверное, сделал бы это, но как сдаваться, когда никто даже не выстрелил? Он добавил шагу, рассчитывая, что хотя бы один драгун выстрелит и это будет для него сигналом остановиться, бросить саблю на землю и спасти своим людям жизнь. Решение, что и говорить, неприятное, и если только Господь не совершит чуда… – Сэр? – пропыхтел Харпер, с трудом поспевая за офицером. – Они нас перестреляют! – В строй, сержант, это приказ. Достаточно будет и того, что драгуны подстрелят его одного. – И вас, к чертям, убьют! – А может, испугаются и побегут, – бросил через плечо Шарп. – Боже, спаси Ирландию! Да зачем же им бежать? – Потому что Богу нравятся зеленые куртки. Почему ж еще. И тут французы не выдержали и побежали. Глава вторая Шарпу везло всегда. Не по-крупному – его матерью была потаскуха с Кэт-лейн, умершая при родах и не успевшая ни разу приласкать единственного сына, а детство прошло в мрачном лондонском приюте, за хмурыми стенами которого о питомцах не заботился никто, – а в тех мелочах, когда успех отделяет от поражения ширина пули. Фортуна свела его в темном туннеле с загнанным в ловушку султаном Типу, и она же обезглавила при Ассайе адъютанта сэра Артура Уэлсли, так что, когда конь генерала пал от удара пики и сам он оказался в окружении врагов, именно Шарпу случилось быть рядом и спасти будущего герцога от неминуемой смерти. Все удача, чистая удача, в которую Шарп и сам порой не верил, как не верил сейчас, когда увидел, как драгуны вдруг выбрались из-за баррикады и пустились наутек. Что такое? Уж не помер ли он? Или ему все снится? Огрели по башке, вот и мерещится всякое. Но потом за спиной у него раздались восторженные крики, и Шарп понял, что ничего ему не снится. Противник дал деру, и это значило, что он будет жить и дальше и его люди не пойдут в плен к лягушатникам. В следующее мгновение лейтенант услышал мушкетную стрельбу и понял, что драгун атаковали с тылу. Пороховой дым висел между вытянувшимися вдоль дороги домами и поднимался над садом, расположенным на середине склона того самого холма, на вершине которого расположилось вытянутое белое здание с пологой крышей – то ли школа, то ли лазарет. В следующий момент Шарп был уже у баррикады и, прыгнув на первую лодку, поскользнулся на свежей, еще не высохшей смоле и едва не упал. Драгуны, отвернувшись от него, стреляли по окнам, но потом один из них обернулся, увидел британцев и что-то крикнул. Из-за двери дома у реки выскочил офицер. Шарп, спрыгнув с лодки, рубанул его саблей по плечу и толкнул на выбеленную стену. В него выстрелили. Пуля застряла где-то в ранце, и Шарп, врезав офицеру коленом между ногами, бросился к тому, кто в него стрелял. Теперь француз отступал, пятясь и бормоча что-то вроде «non… non». Шарп ударил его клинком по голове, только вот удар получился скользящий и лишь оглушил врага, который тем не менее свалился и попал под ноги набежавших британцев. Призывов Харпера остановиться и дать залп никто не слушал. Зеленые куртки, как называли стрелков из-за цвета формы, били врага штыками, и в конце концов драгуны не выдержали удара с двух сторон. Крохотное пространство между домами заполнилось пороховым дымом, криками, воплями, эхом выстрелов и запахом крови. Парни Шарпа дрались с яростью и ожесточением, каких, похоже, не ожидали французы. Драгуны привыкли воевать «по-благородному», сидя в седле, а эта дикая бойня больше напоминала пьяную стычку в баре или казарме. В результате они предпочли покинуть поле боя и отступить к реке, на берегу которой пощипывали травку их оставленные лошадки. Шарп прокричал своим, чтобы не отвлекались и продолжали движение на восток: – Пусть уходят! К черту! На хрен их! – Два последних слова были явно взяты не из армейских наставлений, а позаимствованы из вокабулярия любителя собачьих боев. Сзади подступала французская пехота, да и кавалерии поблизости хватало, и Шарп видел своей главной задачей уйти как можно скорее и дальше от Порто. – Сержант! – Слышу, сэр! – отозвался Харпер и, метнувшись в переулок, оторвал от француза рядового Танга. – Давай, Исайя! Уходим. Шевели культями! – Я его убью, сержант! Я убью эту паскуду! – Он уже сдох! Двигай в строй! Где-то неподалеку стройно ударили карабины. Засвистели пули. Спасающийся бегством драгун зацепился за валявшуюся на земле плетеную вершу и растянулся во дворе рядом с убитым соотечественником, успевшим в последний момент ухватиться и стащить с веревки сушившееся белье. На белых простынях темнели пятна крови. Гэтейкер прицелился в убегающего драгуна, но Харпер схватил его за руку и потащил за собой: – Уходим! Уходим! Слева мелькнуло что-то синее, и Шарп, вскинув саблю, повернулся, но увидел, что это португальцы. – Это свои! – крикнул он. – Осторожно, это свои! Португальцы, спасшие стрелков от расстрела или бесславной сдачи в плен своевременным ударом в тыл драгунам, теперь спасались вместе с британцами. – Живей! Живей! – подгонял отстающих Харпер. Некоторые из стрелков уже выбились из сил и перешли на шаг, однако тут их подогнали ударившие за спиной выстрелы. Бо́льшая часть пуль прошла выше, лишь одна срикошетила от придорожного камня и ранила Тарранта в бедро. Парень с криком упал, и Шарп схватил его за воротник и потащил за собой. Дорога и река уходили влево. На берегу появились деревья и кусты. Лес был близко. Может быть, и слишком близко от города, чтобы чувствовать себя комфортно, тем не менее достаточно далеко, чтобы передохнуть и реорганизоваться. – К деревьям! К деревьям! Таррант кричал от боли, но все же кое-как ковылял, оставляя за собой кровавый след. Шарп дотащил его до деревьев и отпустил. Раненый свалился на траву. – Пересчитайте всех, сержант, – распорядился Шарп. Португальцы расположились рядом и уже начали перезаряжать оружие. Лейтенант снял винтовку и выстрелил в драгуна, оторвавшегося от товарищей в горячке преследования. Конь вздыбился, сбросив всадника. Другие драгуны обнажили сабли, готовые устремиться в атаку, но тут офицер прокричал какую-то команду, и они остались на месте. По крайней мере, французу хватило ума понять, насколько опасно атаковать укрывшегося за деревьями и успевшего перезарядить мушкеты противника. Лучше уж подождать, пока подойдет пехота. Дэниел Хэгмэн достал из кармана те самые ножницы, которыми еще недавно подстригал командира, и разрезал на Тарранте окровавленные штаны. Шарп увидел, как он нахмурился, едва посмотрев на рану. – Похоже, сэр, парень лишился сустава. – Не сможет идти? – Ему уже не ходить, сэр. Никогда. Таррант зло выругался. В роте он был одним из тех, от кого всегда можно было ждать неприятностей, угрюмый, злобный, никогда не пропустит возможности напиться или подраться. Зато в трезвом состоянии – отличный стрелок, никогда не теряющий выдержки, как бы ни складывалась ситуация. – Ничего, Нед, – успокоил его Хэгмэн. – Жить будешь. – Помоги мне, – обратился Таррант к своему приятелю Уильямсону. – Оставь, – приказал Шарп. – Забери винтовку, боеприпасы и штык. – Его нельзя здесь оставлять. Уильямсон встал на пути Хэгмэна, который попытался снять с раненого винтовку. Шарп схватил Уильямсона за плечо и рывком отбросил в сторону: – Я сказал оставить его! Бросать своего – поганое дело, тем не менее командир не должен подвергать опасности всех из-за одного раненого. К тому же французы позаботятся о нем куда лучше. Человек попадет в лазарет, им займутся французские врачи, и если он не умрет от гангрены, то, возможно, его когда-нибудь обменяют на пленного француза. Таррант вернется домой калекой и, скорее всего, закончит дни в приходском работном доме. Шарп отправился на поиски Харпера. Пули срубали ветки и стряхивали листья, сыпавшиеся на землю в тонких полосах света. – Пропавшие есть? – спросил он сержанта. – Нет, сэр. Что с Таррантом? – Пуля в бедро. Придется оставить здесь. – Невелика потеря, – подвел итог Харпер, хотя до того, как Шарп произвел его в сержанты, ирландец был едва ли не ближайшим приятелем Тарранта. Вот что могут сделать с человеком три нашивки, подумал лейтенант. Он перезарядил винтовку, опустился на колено у лаврового дерева и посмотрел в сторону французов. Большинство драгун остались в седле, а человек десять спешились и постреливали по роще из карабинов, полагаясь скорее на удачу, но вскоре к ним должна была подтянуться пехота, и тогда положение изменится. Пора уходить. – Сеньор. Молоденький португальский офицер выступил из-за дерева и поклонился Шарпу.