Было видно, что она устала, и это меня беспокоило. — Итак, у нас появилось физическое доказательство личности убийцы. Единственный вывод, который мы можем сделать, — кто-то был рядом с ней незадолго до ее смерти. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мы не можем доказать, присутствовал ли этот человек в Сан-Адриане, верно? — сказала моя начальница. — Все так. А теперь хорошие новости. Проводя осмотр тела Хосе Хавьера Уэто, на его ветровке мы нашли еще несколько волосков, и среди них все тот же черный длинный волос. Напоминаю, что пятьдесят семь процентов населения нашей страны имеют каштановые волосы, однако только у двадцати шести процентов волосы черные — это сужает поиск. Кстати, следов краски на нем не обнаружено. — Ребекка была брюнеткой. У нее были иссиня-черные волосы, как у отца и тети, — напомнил я. — Продолжайте. — Я отправила оба волоса в лабораторию, и анализ показал, что они принадлежат одному и тому же лицу. Таким образом, кое-что у нас все-таки есть: один и тот же человек с черными, прямыми и длинными волосами был с обеими жертвами во время их смерти или незадолго до нее. Это все, что можно представить судье. При этом у нас нет главного: мы не знаем, кто этот человек. Позвольте мне сравнить результаты анализа с базами ДНК преступников, но, судя по упомянутым вами характеристикам, вполне вероятно, что данных этого человека, скорее всего, нет в нашей картотеке и мы ничего не найдем. — Большое спасибо за настойчивость, доктор. Эта находка может помочь нам вычислить убийцу. Если мы найдем Ребекку Товар, достаточно будет взять у нее образец, чтобы узнать, находилась ли она с обеими жертвами, — Альба кивнула. Вскоре она объявила, что собрание завершено. Несмотря на то что очередная неделя подходила к концу, а вечер выдался ненастным, мы втроем вышли из здания суда с искоркой надежды в глазах. — Кстати, Унаи, поблагодари от меня дедушку. На днях он заехал в Лагуардию и передал маме несколько баночек меда и мешок засахаренного миндаля, — сказала Альба, достала из кармана своего белого пуховика прозрачный пакет и показала нам. — Он так трогательно обо мне заботится… — Обязательно передам, — сказал я взволнованно и смущенно. И тут неожиданно позвонил брат. Альба помахала на прощание рукой, и мы с Эстибалис остались одни посреди проспекта. — Унаи, как ты? — спросил Герман. — Слегка занят, честно говоря. А что? — Хотел поговорить с тобой. Но лучше в спокойной обстановке. Ты не собираешься в эти выходные в Вильяверде? — Собираюсь. Увидимся завтра. Может разговор немного подождать? — Конечно, завтра и поговорим, — сказал он, хотя облегчения в его голосе я не уловил. — Завтра я весь в твоем распоряжении, Герман, — пообещал я. * * * Мы прибыли в шале Сауля всего через два с половиной часа. Перед дверью Альба поставила полицейских, и к тому времени когда появились Эсти, Милан, Пенья и я, жилище окружило два патруля из полицейского участка Сантандера во главе с Пауланером. Побережье едва подсвечивали далекие уличные фонари в других жилых комплексах, и ветер дул нам в лицо чуть более яростно, чем обычно. Пауланер вышел нам навстречу как в воду опущенный, и я сразу понял, что дела плохи, очень плохи. — Что случилось? — нетерпеливо крикнула Эстибалис и машинально поднесла руку к кобуре пистолета. — Он вам не понадобится, инспектор. Сауль Товар больше ни для кого не опасен. — Нет! — не сдержался я и вбежал в шале, не заметив, что дверь уже опечатана. Его тело я обнаружил в гостиной. Сауль лежал на полу полуголый; на нем были те же джинсы, в которых он встретил нас в понедельник во время обыска. Его лицо больше не озаряло победное сияние зеленых глаз. Одна из копий старинных кантабрийских кинжалов пронзила его сердце. 64. Поместье в Сантильяне 25 мая 1968 года, суббота Мать снова позвала Сару. Она проснулась в отличном настроении. Это был день рождения девочки, ей исполнилось одиннадцать: уже почти взрослая. — Что вам угодно, мама? Лежа в кровати, мать велела ей пройти в спальню. — Вылей горшок и принеси мне завтрак. Сегодня прекрасный день, не так ли? — Улыбаясь, мать посмотрела в окно. Дом Товаров не отличался живописными видами — окна выходили на узкую улочку, и, если выглянуть наружу, можно было увидеть лишь ограду соседнего участка. — А потом спустись с братом в подвал; отец вас звал, уж не знаю зачем! Девочка сглотнула слюну. Вскоре она принесла поднос со стаканом молока и печеньем. — Матушка, может быть, вы встанете сегодня? Погода и правда хорошая. — Мы это уже обсуждали, деточка. Я дала обет Святой Хулиане, а обеты нарушать нельзя. — Но у меня день рождения, мы могли бы выйти ненадолго погреться на солнышке… «Мы должны выйти, мама. Мы не можем оставаться в этом доме; я знаю, что нам устроит отец», — молча умоляла Сара. — Нет, малышка, даже не проси! — Раз так, пусть Сауль хотя бы выйдет поиграть с ребятами, они ждут его на площади. — И откуда в тебе это желание вечно перечить?.. А ну-ка, спускайтесь с братом в подвал, а я еще чуть-чуть вздремну. — Хорошо, мама. И они с братом, взявшись за руки, спустились по лестнице. Внизу их поджидал отец. Порнограф-любитель вытащил свою самодельную камеру — точно так же его отец в далеких тридцатых годах доставал свой 16-миллиметровый «Кодак», привезенный из Франции. Он объяснил детям, что и как делать. Сара пристально смотрела на младшего брата: — Смотри мне в глаза. Все время смотри мне в глаза. Я буду тебя защищать, Сауль. — Нет, это я буду тебя защищать, — сказал мальчик. — Нет, я тебя. — Нет, я тебя. — Нет, я тебя. Это был их единственный способ спрятаться от реальности. Чтобы все прошло быстро и приказы отца остались в самом темном углу сырого подвала. 65. Алтарь на небесах 20 января 2017 года, пятница Следом за мной вошли Пенья и Милан. Возможно, Милан впервые увидела труп, потому что опрометью выбежала из шале, за ней последовал взволнованный Пенья. Я представил, как она стоит в саду, жадно глотая морской воздух, чтобы не стошнило. Через несколько минут Пенья вернулся в шале; лицо его было очень серьезно. — Как Милан? — Так себе. Не могли бы вы выйти и поговорить с ней? — прошептал он. Я нашел Милан в одном из вместительных кресел, где когда-то мы с Эстибалис беседовали с Саулем. Она не плакала, но голова ее склонилась к коленям. Встопорщенные волосы мешали мне видеть выражение ее лица. — Как дела, коллега?