— Да, поехали обратно. Я тоже хочу кое-кого навестить. * * * Прибыв в Виторию, я сразу же позвонил ему со старого мобильника. Асьер был одним из тех, кто оставался в списке людей, которым я полностью доверяю. — Асьер, я хотел бы поговорить с тобой прямо сейчас. — Сейчас невозможно, приятель, — отрезал он. — Я обедаю в «Порталоне» с провизором. — Когда дообедаешь, не уходи, я еду к тебе. Посидим, поболтаем. — И я повесил трубку, чтобы не дать ему возможности отговориться от вынужденного свидания. Затем я направился в конец Коррерии, в северную часть Старого города к бывшему зданию почтовой станции, выстроенному шестьсот лет назад и стоящему напротив площади Буруллерия. Укромное место, отлично подходящее для того, чтобы поговорить по душам. Я переступил порог ресторана и, оказавшись в зале, спросил своего друга. Официантка, одетая как маленькая девочка, отправила меня наверх, в старую столовую с дубовыми балками на потолке — когда-то в ней располагалась часовня почтовой станции. Асьер сидел один. Он уже распрощался с провизором и ждал меня, судя по физиономии, с некоторым нетерпением. Мне показалось, что выглядит он неважно. Новый год явно не пошел ему на пользу; а может, тяготили недавно обретенные миллионы или же брак, оказавшийся на грани распада… Сложно было сказать наверняка. — Как твоя голова? — поинтересовался он вместо приветствия. — Это же надо, новогодняя ночь в больнице… — А что такого? Смотрел «Подозрительные лица». — «С Альбой», — чуть не добавил я. — Тоже неплохо. — Да, неплохо. Особенно ремарка о дьяволе. Я не понял — наверное, потому, что было время сиесты. — А что там о дьяволе? — Фраза Бодлера, которую цитирует один из персонажей: «Величайшая хитрость дьявола заключалась в том, что он убедил мир в своей нереальности». Я молча смотрел на Асьера: неужели это он говорит мне о дьяволе и его хитрости? Ладно, пусть будет так. — Я должен задать тебе несколько вопросов, — сказал я, откашливаясь. — Так я и думал. В последнее время с тобой невозможно встретиться, просто чтобы выпить кофе. Давай, говори, через час мне надо в аптеку, — угрюмо добавил он. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что помнишь о Ребекке, дочери Сауля. — Уф… этот ребенок. — Асьер поморщился: воспоминание о Ребекке было явно не из приятных. — Этот ребенок… что? Асьер скручивал пальцами тоненькую бумажную салфетку, из тех, что обычно ставят на столик в кофейне, и в итоге сделал из нее подобие бечевки. — Я с ней почти не общался. Что ты хочешь узнать? — Что произошло между вами, почему ты ее так тщательно избегал? Ты держался с ней очень враждебно. — Ты собираешься меня за это арестовать? — Он насмешливо поднял бровь. — Перестань, Асьер. — Ладно, извини. Я просто нервничаю из-за этого всего. Хорошо, когда прошлое остается в прошлом, не так ли? — Скажи это Хоте. Он вздохнул; ему явно стало не по себе. — Ладно. Ребекка… Попробую. Эта девочка была довольно странной. В первый же вечер она потащила меня на кухню и принялась там рыдать. А потом рассказала такие кошмарные вещи, что мне захотелось вернуться в Виторию. Нет, серьезно. Я подумал: «Куда, черт возьми, я попал?» Как такое может быть, что у двенадцати- или тринадцатилетней девочки в голове такие гадости… — Что же такого она тебе рассказала, Асьер? — Что отец к ней прикасается. Типа, «Привет, меня зовут Ребекка, и мой папа трогает меня там, где нельзя». И что ее отец раньше встречался с ее тетей. Что она рассказала тете, которая была врачом, что отец ее трогает, а тетя написала отчет, и Ребекку поместили в психиатричку при Вальдесильи. — Да, это я знаю, — сказал я, допивая свой капучино. — Она была в истерике и все твердила, что ничего не придумала; она знала, что отец и тетя были любовниками, когда остались одни на всем белом свете, без бабушек и дедушек. Семейную историю я плохо помню, все это меня мало интересовало. Больше всего мне хотелось уйти поскорее с кухни, чтобы Сауль не застукал меня в первый же вечер со своей дочерью в слезах и соплях. — Постарайся вспомнить, мне это очень нужно. — Ее бабушка много лет лежала в постели, потому что дала обет не знаю какой Деве; своего деда она не знала, но в Сантильяне говорили, что он был очень странный; потом они умерли, ее тетя к тому времени уже почти стала врачом, и отец, Сауль, уехал жить к ней. Короче, история о кровосмешении; мне все это напоминало детские страшилки. А сама Ребекка будто бы выгораживала Сауля. То есть сперва поливала его дерьмом, потом отказывалась от собственных слов и уверяла, что очень его любит. Честно говоря, мне показалось, что она здорово не в себе. Я знаю, что Сауль предупредил Хоту, чтобы тот ей не верил, а Хота рассказал, что девочка приставала с этими историями и к нему, и к Аннабель. Сауль встревожился и испугался. А ты бы ей поверил? Тебе она не пыталась задурить голову? — Она пыталась мне что-то рассказать, но нормального разговора так и не вышло. «Смерть Мариан пресекла его на корню», — пронеслось у меня в голове. — Короче, девочка была чокнутая, и история, которую она рассказала, тоже была совершенно безумная. — Думаю, так оно и было. Сауль подтвердил нам диагноз: параноидальное психотическое расстройство. — Я вдохнул поглубже и попытался подобрать правильные слова. — У нее был комплекс Электры, она была влюблена в Сауля. Все это она делала для того, чтобы привлечь к себе его внимание. — Да, в лагере это было заметно. — То, о чем ты догадывался, было правдой, — продолжал я. — Она выдумала историю про домогательства и кровосмесительные отношения отца и тети. — Черт, вот же гнилой умишко… Я кивнул; мне не понравились слова, которые использовал Асьер, но в целом я был с ним согласен. — Но какое это имеет значение сейчас? Разве ты не говорил мне, что девчонку убили через год? — Представь себе, она жива и, возможно, преследует нас. — То есть как… жива? — Спрошу у тебя кое-что личное. Недавно ты отрицал, что Ана Белен была беременна от тебя. Признайся: вы с Арасели, случайно, не ждете ребенка? Я не хотел ему говорить, что отцом сына, которого ждала Аннабель, был Хота. Отчасти потому, что это была тайна следствия; отчасти потому, что чем больше знал я и чем меньше знал он, тем лучше я справлялся со стратегической игрой, в которую превратились все наши разговоры. — Насколько мне известно, нет. Я уже сказал тебе, как собираюсь поступить со своим дурацким браком, когда ты закончишь расследование и я смогу спокойно распоряжаться этими миллионами, чтобы вы не накинулись на меня и не отправили в тюрьму. Вы уже проделали это когда-то с Тасио, который провел двадцать лет за решеткой из-за вашей халатности. Я стиснул зубы; мне очень хотелось послать его куда подальше… но сейчас я не мог этого сделать. — Лучше ответь на мой вопрос, Асьер. Я не хочу с тобой ссориться. Ты уверен… что не станешь отцом? — Уверен, Унаи. Если только Арасели не залетела потихоньку и не скрывает это от меня. — А может, кто-нибудь еще от тебя забеременел? — Исключено. Это же Витория… Кстати, ты не ответил на мой вопрос: что значит, что Ребекка жива? — У нас есть показания невестки Сауля, тети Ребекки. По ее словам, Ребекка не умерла. — Я вздохнул. Слишком много слов подряд. — Мы думаем, что она жива, и это она убила Аннабель и Хоту. Ты не встречал в последнее время какую-нибудь женщину, которая могла бы быть Ребеккой? Тридцать восемь лет, хорошо образованна, когда-то была брюнеткой, хотя сейчас может выглядеть как угодно… — Моя жена, — ответил Асьер; голос его прозвучал резко, как удар хлыста, и сам он внезапно напрягся. — Арасели? Как она может ею быть? — Моя жена, — тихо повторил он. — Арасели здесь, будь осторожен, хорошо? Она не должна знать об этом. И тут я наконец понял. Арасели стояла в нескольких метрах от нас, на пороге частного зала. Как долго она простояла на этом месте и сколько успела услышать? Когда она приблизилась к нашему столику, мы оба вскочили, как дети, пойманные с жабой в руках. — А ты что здесь делаешь? — не удержался Асьер, прежде чем поцеловать ее в губы. Арасели сложила руки на груди. С каждой секундой мне все больше казалось, что со своей новой стрижкой они с Аннабель Ли похожи как две капли воды. Неужели Асьер не замечает это? — А что, я не имею права навестить мужа? — Разве ты сегодня не в Доности? — В Бильбао. Я была в Бильбао. Занятия закончились, и я сказала себе: «Надо бы сделать мужу сюрприз и появиться внезапно», — и отправилась в ресторан, куда ты ходишь каждый вторник; вдруг и вправду тебя там встречу. Я поступила неправильно? Привет, Унаи, — сказала она и дважды чмокнула меня в щеку; ее поцелуи пахли цветочными духами. — Я не поздоровалась с тобой, извини. Объясняла мужу, что решила сделать ему сюрприз.