Это говорило мне то, чего я не хотел слышать. Это мне говорило, что Голден Герл жила в Амстердаме, в штаб-квартире компании «Циско» в те самые годы, когда кто-то делал свои первые шаги в кельтском ремесле Тройной Смерти. 35. Чердак в Вильяверде 20 декабря 2016 года, вторник Наша команда запланировала общую встречу в Вильяверде. К этому времени меня уже основательно достали твиты, хакеры и мобильные телефоны. Я чувствовал, как кто-то пристально наблюдает за каждым моим движением, и, шагая по Витории, брезгливо поглядывал на уличные камеры видеонаблюдения. Пора было бежать от Большого Брата, который снова вышел на свободу из-за «Дела водных ритуалов». Альба, Эсти, Милан и Пенья были не против, и мы договорились встретиться в шесть часов вечера у дедушки. Зимой Вильяверде выглядел уныло; его семнадцать обитателей едва появлялись на улицах в будние дни, когда больше всего хотелось укрыться в четырех надежных каменных стенах. В тот декабрьский вторник было холодно, но дедушка с утра прогрел дом, как следует растопив печь в кухне, и к тому времени как мы поднялись на гору, тепло проникло даже в самые дальние уголки старого дома. Мы расселись вокруг широкого стола для пинг-понга, предварительно разложенного дедом. Я попросил коллег припарковаться в разных точках у въезда в деревню, чтобы автомобили не теснились в одном месте, и наша встреча осталась незамеченной немногими жителями, которые могли заметить наше появление на его крутых улочках. Все документы, которые я раздал коллегам в тот день, были составлены и отпечатаны на автономных компьютерах. Дед принес чудно пахнущий свежепожаренный миндаль, крепко пожал руку Милан, Пенье и Альбе и похлопал по спине Эсти, словно говоря: «Мы с тобой друг другу не чужие, и не нужны нам формальности». Потом заботливо предложил домашний глинтвейн, но я отправил его вниз с видом «пожалуйста, дедушка, сейчас не время». Он молча ретировался, затворив за собой дверь. Я достал блокнот и ручку; остальные сделали то же самое, за исключением Милан, которая извлекла из кармана несколько желтых, розовых и зеленых стикеров, сопровождаемая отчаянным взглядом Пеньи. Я подошел к коробкам, в которых хранились мои воспоминания. Они, как и прежде, были завешены лисьими шкурами, сохранившимися с послевоенных времен. Я открыл коробку с надписью «1992 год» и вытащил несколько фотографий. Положил их на стол, и четыре головы склонились над ними, внимательно рассматривая изображение. Там были мы все — Лучо, Асьер, Хота, Аннабель Ли… На других снимках фигурировал Сауль, ласково говоривший что-то Ребекке. Имелась и отличная групповая фотография, на которой были все перечисленные, а также студенты прошлых лет, которые по выходным приезжали к нам в качестве подкрепления. — Графическое свидетельство того времени, — выпалил я. — Итак, уважаемые коллеги, — начала Эстибалис, вставая. — Мы собрались вместе, чтобы сопоставить все данные, полученные в ходе следствия, и наметить линии, которым отныне будем следовать. Вы знаете, что из-за специфики этого дела у инспектора Айялы появился новый номер телефона, благодаря которому мы можем делиться с ним секретной информацией, однако для вопросов, не имеющих жизненно важного значения, продолжим использовать его обычный номер, поскольку известно, что его мобильник отслеживают два хакера. Об этом мы и поговорим. Пенья, давайте начнем со вскрытия тела Хосе Хавьера Уэто. Пенья встал и протянул нам отчет о гибели человека, чьи фотографии я не желал даже видеть. Ныне неподвижное, тело Хоты выросло на моих глазах с тех пор, как он был такой же мелюзгой, как я сам. Я видел, как он превращается в юношу, как толстеет и теряет форму из-за вредных привычек и отсутствия физической нагрузки. Мне не хотелось видеть ни кровоподтеков, ни его посиневшего лица, ни вздувшегося живота. Однако я сделал вид, что внимательно читаю записи доктора Гевары. — Выявлено, что погибший получил разряд из электрошокера «Тейзер». На шее имеются отверстия от его гарпунов. Известно также, что он захлебнулся: кто-то поместил его голову до плеч в жидкую среду. В легких была обнаружена вода; значит, когда это произошло, он был жив. Проводится анализ воды с целью определить, была ли она очищенной или необработанной, однако место смерти определить пока сложно. Дело в том, что впоследствии тело Хосе Хавьера был доставлено к пруду Барбакана и подвешено за ноги, — подытожила Эстибалис. Мы кивнули. — Вновь перед нами преступление, совершенное в соответствии с обрядом кельтской Тройной Смерти, — продолжила она, — и, следовательно, тот же образ действия, что и в убийстве Аны Белен Лианьо, — за исключением того, что в этом случае не участвовал украденный котел. Возможно, потому, что такие археологические предметы редко встречаются на Пиренейском полуострове. Мы склоняемся к мысли, что преступник намеревался использовать Кабарсенский котел для всех убийств, произведенных после убийства Аны Белен Лианьо, но раннее обнаружение трупа исключило эту возможность. Вы знаете, что убийцы действуют согласно логике затрат и выгоды. Котел был важен для выполнения кельтского ритуала, но в этом случае его ценность не перевешивает риск повторной кражи, поскольку отныне он хранится в нашем архиве. Ритуал адаптируется к обстоятельствам, как и в Фонтибре, если авторство то же: голова Ребекки Товар была погружена в реку, и котел оказался не нужен. — Сколько у нас на сегодняшний день убийств, инспектор? — спросила Альба. — Итак, Ребекка Товар в тысяча девятьсот девяносто третьем году, Ана Белен Лианьо семнадцатого ноября две тысячи шестнадцатого года и Хосе Хавьер Уэто четвертого декабря того же года. Мы с инспектором Айялой обнаружили еще одно возможное звено этой серии в девяносто восьмом году в Амстердаме — правда, в данном случае речь идет о домашних животных, собаках и кошках, принесенных в жертву с помощью ритуала Тройной Смерти и другого знакового археологического предмета культового назначения — котла из Гундеструпа, который также был украден. Эстибалис закончила свое выступление и кинула в рот горстку печеного миндаля, приготовленного дедом. Она была такой же сластеной, как и я, и мысленно я напомнил себе, что должен передать ей несколько банок груш в вине и печеных яблок из нашего сада, которые мы с дедушкой приготовили в выходные и теперь не знали, куда девать. — Полагаю, нам нужно сосредоточиться на подозреваемых и продолжать сбор связанной с ними информации. Какие линии мы разрабатываем в первую очередь, инспектор? — Асьер Руис де Асуа, хакер с ником Голден Герл и Сауль Товар. — Давайте по порядку, — поторопила ее Альба. — Что мы имеем против Асьера? — Он был знаком со всеми тремя жертвами, — напомнила Эстибалис, — поддерживал связь с Аной Белен Лианьо — характер этой связи нам еще предстоит выяснить — и числится как совладелец ее миллионного счета. За несколько дней до смерти Хосе Хавьера на него было совершено нападение в принадлежащей ему аптеке, и он лжет, утверждая, что нападавший — наркоман, которого он раньше не видел. Есть физические доказательства того, что тот также нанес ему удар. Возможно, Асьер подрался со своим другом Хосе Хавьером, поскольку на лице жертвы обнаружено несколько синяков, полученных еще до смерти. — Мотив? — В случае Аны Белен Лианьо это могут быть деньги, необходимые для спасения бизнеса; если же он был отцом ребенка, мотивом убийства могло стать желание скрыть беременность от жены. Возможно, его друг Хосе Хавьер знал слишком много, они поссорились, и он расквитался с ним уже в Барбакане. Что касается подозрения на убийство Ребекки в девяносто третьем году, возможно, девочка забеременела от него еще в летнем лагере в июле предыдущего года. Они продолжали общаться, и он убил ее, чтобы не связываться с беременной малолеткой. К тому времени ему было около семнадцати, и эта беременность всерьез угрожала его будущему: Сауль мог подать жалобу на то, что он обрюхатил его несовершеннолетнюю дочь. Даже если сама она была не против ребенка, ее согласие считалось бы недействительным. Признаться, я чувствовал себя не в своей тарелке. Прежде мне не приходило в голову, что Эсти настолько убеждена в возможной виновности Асьера. Она не сказала ничего такого, о чем не знал бы и не думал я сам, но выводы и сама логика… Асьер, один из наших ребят, убил Ребекку, Ану Белен и Хоту… Да, все сходилось — мотивы, отсутствие эмпатии, познания в области кельтской культуры… Но неужели этого было достаточно, чтобы развязать такую бойню? — Какой стратегии вы собираетесь придерживаться? — спросила Альба. — Проведем расследование в его окружении, проверим алиби на семнадцатое ноября и четвертое декабря; возможно, устроим допрос и надавим, чтобы вытянуть из него как можно больше… — Предоставьте это мне, — перебил я Эсти. — Мы ничего не теряем. Все переглянулись; лица коллег выражали «сочувствие бедняге», а этот взгляд я ненавидел. — Предоставьте это мне, — повторил я. — Я с ним поговорю. А потом он весь ваш. — Хорошо, — согласилась Эстибалис. — Поговори с ним на этой неделе; если мы не увидим прогресса и ничего от него не добьемся, вызовем для дачи показаний в качестве подозреваемого. Посмотрим, что у тебя получится, Унаи. Я молча кивнул. Асьер был непрошибаемой стеной, но, быть может, Арасели, его жена, с которой мы всегда ладили, даст мне какую-то подсказку, о которой Асьер упорно молчит… — Я готова произнести вслух то, что кое-кто из нас, возможно, не желает слышать: самое главное в этом деле — знать наверняка, ожидали ли ребенка все три жертвы, — сказала Эстибалис. — Это первостепенно, потому что если родителями собирались стать и Ребекка, и Ана Белен, а заодно и Хосе Хавьер… то все, кто был в кантабрийской деревне в девяносто втором году и теперь ждет ребенка, находятся в группе риска. Это моя гипотеза. — Неужели вы настолько в этом уверены? — отозвалась Альба. — Видите ли, заместитель комиссара, если основные характеристики жертвы — ожидание ребенка и участие в студенческом проекте в девяносто втором году, инспектору Айяле грозит смертельная опасность. Я не имею в виду угрозы в социальных сетях, которые наверняка поступают от горстки экзальтированных фанатов, на самом деле вовсе не собирающихся никого убивать. Я говорю об убийце, который совершил предыдущие преступления и который, скорее всего, вращается в окружении инспектора Айялы. Думаю, я не сказала ничего такого, чего не знала бы вся наша команда до того, как началась встреча, — добавила Эстибалис. Ее категоричное резюме могильной плитой легло на столик для пинг-понга. Было ужасно неловко, что кто-то намекает на нашу с Альбой личную жизнь перед тремя другими коллегами, но в словах Эстибалис звучало такое отчаяние, такое желание меня защитить, что ее реакция в очередной раз меня тронула. Милан задержала дыхание, Пенья покраснел до ушей. Альба выдержала неловкую сцену со свойственным ей достоинством. — Тогда сделайте все от себя зависящее, чтобы раз и навсегда определить мотив этих убийств, потому что моя дочь не заслуживает того, чтобы не знать своего отца. Все повернулись ко мне, но никакого смущения я не испытывал. Альба впервые называла меня отцом своей дочери. Мы оба знали, что делаем это для того, чтобы защитить ее, что наше единодушие — единственное, что поможет ей на протяжении всей жизни, уберегая от клейма дочери серийного убийцы. Пристально посмотрев на Альбу, я постарался передать ей всю свою твердость: «Это ради нее. Ради малышки. Это наша единственная официальная версия. Ради нее». — Асьер и Лучо тоже в опасности, если ждут ребенка, — вмешался неизменно прагматичный Пенья. — Мы должны исключить этот момент, не так ли? — Конечно, — сказала Милан и записала пару замечаний на своем розовом стикере. — Давайте поговорим о других подозреваемых, — предложил я, чтобы быстрее проскочить узкое место. — Голден Герл. Неофициально сотрудничала с инспектором Айялой в предыдущих расследованиях, — сказала Эстибалис. — Инспектор получил уведомление от некого Матусалема — другого известного специалиста по компьютерной безопасности, ранее судимого — о том, что Голден раскапывает в «Дип веб» вещи, связанные с «Делом водных ритуалов»: «Тейзеры», форумы подростков-самоубийц… Любопытно, что юными самоубийцами она заинтересовалась до того, как Милан выяснила, что в сентябре прошлого года Сауль Товар, директор лагеря в девяносто втором году, потерял приемную дочь Химену Товар при сходных обстоятельствах: девушка поднялась на Добру, важный археологический объект, напоминающий сценарии предыдущих преступлений, и умерла от переохлаждения. — Минуточку, — прервал я ее не очень уверенно, — Голден расследует то, что не должна… не должна расследовать, но с каких это пор ее подозревают в убийстве? — А тебе, Унаи, она не кажется подозрительной? — удивилась Эстибалис. — Не хочешь ли ты сказать, что тебе это даже в голову не приходило? «Голден — шестидесятивосьмилетняя пенсионерка со сломанным бедром, — написал я, немного устав от длинных фраз. — Кто-нибудь представляет себе, как она подвешивает человека за ноги на вершине горы?» — Ты должен рассказать все, Кракен, — сказала Эстибалис, прочитав мою запись. — Начни про Амстердам. — Рассказывай сама… у нас не… у нас не так много времени, — мрачно ответил я. — Эта «бабушка» работала в офисе RIPE[38] в Амстердаме за счет компании «Циско». Она контролировала все шаги раннего интернета, знала все о компьютерной безопасности, состояла в команде первых администраторов IP-сетей в Европе. В девяносто восьмом году в музее голландской столицы произошла кража: украли котел из Гундеструпа. Вскоре были проведены кельтские ритуалы Тройной Смерти; жертвами стали домашние животные. — Я понимаю ваше беспокойство, — заметила Альба. — Не рискованно ли следить за ней из офиса? Получается, что бы мы ни делали, в вопросах компьютерной безопасности эта дама обставит нас в два счета. — Лично я, — вмешалась Милан, хорошенько откашлявшись, что показалось мне немного забавным, — лично я думаю, что лучшая стратегия — продолжать как ни в чем не бывало, сохраняя при этом оба канала связи: один частный и еще один с менее секретной информацией. У меня была другая стратегия, гораздо более аналоговая, чтобы выяснить наконец, с какой стати Голден сунула нос в это дело. Но я догадывался, что ее не одобрит ни мое начальство, ни коллеги, и поэтому я молча потянулся за предпоследним миндальным орехом, пожаренным дедушкой. — И что, никому не кажется подозрительным Матусалем? А как насчет Тасио? — спросил Пенья.