«Да, дедушка. Ты совершенно прав». Меня ждал реальный мир. Понадеявшись на удачу, мы решили во второй раз отправиться к Саулю в Университет Кантабрии. Эстибалис едва сдерживала ярость и сжимала губы так, что они побелели. Я знал, что она заботится о моей безопасности, но иногда ее реакции делали жизнь просто невыносимой. Мы свернули на бульвар Кастрос и припарковались на уже знакомой студенческой парковке, забитой подержанными автомобилями. Затем углубились в те же коридоры, и студенты так же удивленно рассматривали нас при встрече. Мы направились прямо в кабинет Сауля. Я постучал в дверь костяшками пальцев, но она была заперта, и внутри никто не ответил. Я попросил Эстибалис позвонить Саулю со своего мобильного. Эсти нетерпеливо ждала ответных гудков, но мобильный Сауля Товара был выключен или находился вне зоны действия сети, как сообщил нам оператор. — Сестра предупредила его, что мы в Сантандере, и теперь он нас избегает, — пробормотала Эстибалис, бегая по коридору взад-вперед, как запертая кошка. — Похоже на то. Тут Эсти заметила студента с двухцветными глазами, который украдкой наблюдал за нами, стоя в углу коридора. Это был тот самый парень, который называл Сауля Седой Бородой и женоубийцей. Эстибалис, не теряя времени, окликнула его: — Эй, ты! Мы хотели бы с тобой поговорить. Но парень испугался окрика Эсти и бросился бежать по коридору. Мы оба кинулись следом. Эстибалис была очень шустрой и на короткие дистанции бегала быстрее меня, несмотря на все мои утренние тренировки. Она быстро догнала парня с чубом и схватила за руку, но тот юркнул в мужской туалет и запер дверь. Секунду Эстибалис колебалась. Ровно столько потребовалось мне, чтобы догнать ее. — Вытащи его оттуда, — взмолилась она. Я ворвался в мужской туалет. Но парень уже успел вылезти через окно. Какого черта в мужском туалете такие огромные окна? Насколько я помнил, в других местах они всегда были крошечными, к тому же располагались слишком высоко и не были пригодны для бегства. — Ушел через окно, — сообщил я в качестве объяснения. Нас окружила стайка студентов, не скрывавших своего любопытства. Должно быть, это был очень тихий кампус: наше появление означало для них целый спектакль. — Скажи, — начала Эстибалис, обратившись к какому-то парню, больше других похожему на аутсайдера, — ты знаешь, кто это был? — Осорио. Хороший парень, к наркотикам отношения не имеет, — ответил тот. — Вы ошиблись, сеньора. Вам нужен кто-то другой. — Спасибо. Можете разойтись, спектакль окончен, — приказала Эсти, чуть повысив голос. Небольшая толпа мигом рассыпалась, удовлетворенная зрелищем, и мы остались в коридоре одни. На этот раз Эстибалис заговорила вместо меня — и произнесла то, о чем думали мы оба: — Не знаю, может быть, это всего лишь случайность, но неуловимый Осорио, обвинявший Сауля в женоубийстве, носит ту же фамилию, что и пугливый психиатр, который держал у себя Ребекку. Вспомни к тому же его слова — «Синяя Борода теперь Седая Борода». Тебе не кажется подозрительным, что следующее убийство произошло в месте под названием Барбакана[37]? Я достал из кармана блокнот и написал: «Не стоит повсюду видеть чудесные совпадения, Эсти. Хотя, возможно, не зря мы с тобой наведались в университет. Поехали дальше, нас ждет Гектор дель Кастильо». На губах Эсти мелькнула улыбка. — Какой прекрасный день, — задумчиво сказала она, когда мы снова сели в машину. — Расследование продолжается, впереди встречи с приятными людьми… — Кажется, наша рыженькая влюбилась. * * * Вскоре мы уже шагали по улице, обсаженной деревьями, которую местные жители называли Склоном вдов, но я не мог вспомнить почему. Во всяком случае, мы попали в самый аристократический район Сантандера, и координаты, присланные Гектором дель Кастильо, привели нас к подножию старого дома с видом на пляж Пелигрос. Плющ увил весь фасад; у Эсти вырвался возглас восхищения. Мы нажали на полированную латунную кнопку дверного звонка и вошли в чудесный сад, в котором можно часами сидеть с книгой в руках среди цветущего жасмина. Гектор ждал нас в гостиной, где книг было не меньше, чем в Александрийской библиотеке. Возле камина нас ожидали два пустых кресла, третье занимал он сам. — Как здесь уютно и тепло, — сказал я в знак приветствия. — Ого! Рад твоему прогрессу, инспектор Айяла, — откликнулся Гектор, горячо пожимая мне руку. — Согласна с тобой, — сказала Эстибалис после сдержанных поцелуев в щеку. — Садитесь, прошу вас, — ответил он, пододвигая нам блюдо с орехами. — Я позвонил вам, поскольку вспомнил эпизод, которым хотел бы с вами поделиться. Возможно, он поможет в расследовании. — Все, что ты нам сообщишь, полезно для расследования, — подбодрила его Эстибалис. — Видите ли, я все время думаю про кельтский обряд Тройной Смерти, который так странно встретить в настоящем. Честно говоря, я считал его давно забытым… да, давно забытым. Приятно думать, что жестокие обычаи остаются в прошлом и прогресс заставляет людей забыть подобные дикости. Но… я вспомнил историю, которую несколько лет назад мне рассказал голландский коллега-археолог. — Голландский, — непонимающе повторила Эсти. — Да. Я тогда работал в старом Историческом музее Амстердама, расположенном в здании, где некогда располагался Муниципальный детский дом; не знаю, были ли вы там когда-нибудь… В настоящее время он называется Амстердамский музей. Он совсем небольшой; мой коллега был его сотрудником и отвечал за древнейшую эпоху. Координировал временные экспозиции и доставлял экспонаты из других крупных музеев, поскольку их собственный фонд был весьма невелик. — Пока все понятно, — подбодрил я его, съев несколько орехов и согрев руки у огня. — Помните, я рассказывал вам о котле из Гундеструпа, самом известном из кельтских котлов? На самом деле он принадлежит Национальному музею Дании, но мой коллега, доктор Грён, подписал соглашение о сотрудничестве и организовал выставку с участием нескольких произведений кельтской культуры, которые ему временно уступили: этот котел, шлемы бронзового века, солнечная колесница Трундхольма… И вот за несколько дней до открытия выставки в разгар приготовлений котел исчез. — Исчез? — Кто-то его украл. Прямо из музея, тут сомневаться не приходится. Как и наш МАК, откуда похитили Кабарсенский котел, музей был небольшой, без охраны и камер. — И как они себя повели? — В хранилище Амстердамского музея имелась реплика — не очень высокого качества, но все-таки реплика. Директор связался с датским музеем и все ему рассказал. В Копенгагене не хотели скандала. Разумеется, я не должен делиться с вами такими подробностями, но лучше говорить начистоту. В общем, иногда музеи не сразу сообщают о краже. И пропажу находят. — Не понимаю, — призналась Эстибалис. — Объяснение вполне логично. Видите ли, если котел украли с намерением продать на черном рынке, сообщение о его пропаже немедленно привлечет потенциальных покупателей и ускорит покупку украденной вещи, поэтому директор Музея Дании попросил подождать несколько дней, чтобы принять решение и предупредить полицию. — Ладно. Так что ваш датский коллега? — не удержалась Эстибалис. Гектор сделал вид, что не расслышал. — Подготовка к выставке продолжалась, и через несколько дней… котел из Гундеструпа — точнее, его оригинал — обнаружили в водосточной канаве на соседней с музеем улице. Грён лично его подобрал — ему сообщила об этом одна из жительниц ближайшего квартала. — Тогда понятно, почему они не сообщили о пропаже, не взяли отпечатки пальцев, не начали расследование и не искали подозреваемых. — Все верно. Но поразило меня нечто другое. Грён рассказал об еще одном происшествии, случившемся в Амстердаме в те дни. Видите ли, соседи, проживавшие неподалеку, жаловались, что у них исчезают домашние животные. Кошки, собаки. Некоторые из них появились… — Он вздохнул. — В общем, зрелище не для слабонервных. — Поверь, в нашей работе мы всего насмотрелись, — заверила его Эсти. — Охотно верю. Прошу прощения за бессвязный рассказ. Так вот, найденные животные были сожжены и подвешены на деревьях со связанными задними лапами и мокрой головой… Мой коллега сразу подумал о кельтском обряде Тройной Смерти — он видел одну из мумий, найденных в торфяниках, Женщину из Хюлдремоса. Изучал этот ритуал и знал, что одним из священных предметов, используемых на церемонии, был котел. — Очень интересно, — сказал я вслух, но мозг мой был далеко, в голландских землях. — Грён и раньше что-то подозревал; он думал, что кто-то украл котел из Гундеструпа, чтобы провести водные обряды и соответствующую церемонию. — А не знаешь, обратились в полицию те люди, у которых убили питомцев? — спросила Эсти. — Не знаю; это был всего лишь странный случай, о котором мой коллега-археолог поведал мне в момент профессионального откровения. Но я и сам не хотел вникать в это, и мне не пришло в голову расспрашивать его более подробно. Я только хочу, чтобы вы поняли: сам факт того, что кто-то в наши дни исполняет кельтский обряд Тройной Смерти, очень необычен. — Ты хочешь сказать, что это может быть один и тот же человек? — спросил я. — Не знаю. Тот случай от нынешнего отделяют много лет и большое расстояние. Но… как не думать об этом? Как не думать о том, что существует какая-то связь? — Гектор, мне нужно кое-что знать. И это очень важно, — удалось выговорить мне. Я волновался; меня очень встревожило то, что я только что услышал. — Да, инспектор. — Какой это был год? — Это произошло в девяносто восьмом году. Тебе это что-нибудь говорит? Да, мне это кое-что говорило.