— Итак, ты решился, Унаи, — сказала она в знак приветствия, открывая дверь, и широко улыбнулась. Я был немного ошарашен ее внешностью. Беатрис Коррес была похожа на диву сороковых годов — идеальный макияж, стрелки на глазах, подведенные чуть ли не до висков, подбородок, увенчанный привлекательной ямочкой. Туфли на шпильках, юбка-«карандаш». Каштановые волосы, уложенные с помощью лака мягкими волнами. Она была чуть полновата, но явно гордилась своей фигурой. Беатрис понравилась мне с первого взгляда. Ее необычная внешность была настолько идеальна, будто она сошла с модной рекламы, рассчитанной не на всякий карман. Наверняка полдня приводила себя в порядок, прежде чем выйти на улицу. Кажется, Беатрис не заметила моего замешательства: она была абсолютно уверена в своей неотразимой женственности, и чужое восхищение ее не удивляло. «Я должен был прийти раньше», — поспешно извинился я, показав ей экран мобильного телефона. — Проходите, вы последний вечерний пациент, — сказала она, приглашая меня в маленькую студию без мебели и декора. — Я только что арендовала этот офис, посему прошу прощения за неуют. Я улыбнулся и кивнул. На столе виднелось несколько листков с отчетом моего невролога и стеклянная банка со множеством шоколадных ванильных «чупа-чупсов» — моих любимых. — Садитесь, пожалуйста. Я рада, что вы наконец пришли. Доктор Диана Альдекоа рассказала про вас и передала мне ваше дело. Ситуация непростая — у нас много работы, и время не ждет. Ваше выздоровление будет зависеть от того, сколько часов вы потратите на упражнения. Если готовы уделять им два часа в день, будет идеально. Если три, мы увидим результат значительно быстрее, понимаете? «Четыре, пять, сколько угодно», — подумал я. Но промолчал: она мне все равно не поверила бы, да это было и неважно. Вновь заговорить, вернуться к нормальной жизни стало моей главной задачей, а логопед не обладала сверхспособностями, чтобы мгновенно узнать, что у меня в голове. «С чего начнем?» — написал я. — На этой неделе нам предстоит несколько сеансов, но, прежде чем мы начнем работу, я должна провести с вами ряд тестов. Из отчета хирургов, которые вас оперировали, и рассказа Дианы… извините, доктора Альдекоа, я знаю, что вам назначили лекарства. Вы их принимаете? Я кивнул. Возможно, в последние несколько месяцев я вел себя как придурок, отказываясь ходить к логопеду, но я не был самоубийцей и с самого начала понимал, что лекарства, которые мне прописали, жизненно важны для скорейшего восстановления мозга. Я не хотел быть овощем и сделаться бременем для брата Германа, не говоря уже о почти столетнем дедушке, пусть он и был самым мужественным человеком, которого я когда-либо знал, и безропотно взвалил бы на себя это бремя, как и многие другие. — Очень хорошо, Унаи. Вы получаете лечение, рекомендованное в некоторых случаях при болезнях Альцгеймера и Паркинсона, однако при травме головы оно также приносит отличные результаты. Источник травмы, а именно пуля, была извлечена в течение первых нескольких часов, поэтому прогноз, учитывая ваш возраст и отличную физическую и умственную форму, был довольно обнадеживающим. Подозреваю, что в долгом периоде реабилитации виноваты вы сами, — сказала Беатрис, пристально глядя на меня своими глазами с идеальными стрелками. Я не ожидал такой головомойки в первую же встречу, но все, что она сказала, было правдой. — Я понимаю, у вас посттравматический стресс, но вы и здесь себя запустили: нужно было обратиться к психологу. Видимо, этого вы тоже не сделали. Так что, Дон-Я-Сам, сделайте одолжение: докажите всему миру, что были правы, и выберитесь из этого самостоятельно. «Я готов, — написал я. — А как будут проходить занятия?» — Начнем с растормаживания устной речи: подсчет дней недели, месяцев года, чисел… У меня в офисе мы будем делать упражнения, затем вы получите домашнее задание: напевать известные мелодии и повторять готовые фразы. Вы религиозны? Я покачал головой. — Жаль; молитвы типа «Отче наш» обычно очень помогают. «Найдем другой способ», — написал я. — Музыка, — ответила Беатрис. «Это меня устраивает». — Пойте, когда окажетесь в одиночестве. В ванной, в квартире, в машине… «Растормозить устную речь, — повторил я. — Согласен. Сделаю все возможное. Я много часов провожу один. Не стану молчать даже под водой». — Далее будем тренироваться произносить слова. Делать это мы будем вместе — как шепотом, так и в полный голос. Заодно восстановим ваш активный словарный запас: например, я описываю объект, а вы находите соответствующее изображение и называете его. Я вижу, вам нравится сидеть в мобильном телефоне; раз так, советую загрузить два приложения, в которых вы будете узнавать объекты и называть их вслух. На занятиях мы будем разговаривать с первого же дня. Сначала это будут бессмысленные двусложные звуки, затем три слога, четыре… Затем вы будете повторять слова сложной структуры. Как я уже сказала, нужно растормозить механизм речи. При таких афазиях, как ваша, пациенты прекрасно осознают и свои ошибки, и телеграфный стиль. Вы должны преодолеть стыд. И получится это только в том случае, если вы будете много заниматься самостоятельно, а затем произносить слова в присутствии людей, которым полностью доверяете, или же родственников. Найдутся у вас такие волонтеры? — Двое, — отважился я произнести вслух. Снова раздался цыплячий писк, но я подумал, что она наверняка привыкла к любым уродливым и смешным звукам, — и сразу почувствовал себя лучше, как она и говорила. Беатрис достала коробку с карточками, которые назвала «пиктограммами», и показала их мне. — Это карты Нардила. С их помощью вы будете строить фразы из двух, трех, четырех слов… Через несколько недель начнете выражать свои мысли вслух. Может быть, не так бегло, как раньше, но наша цель состоит не в том, чтобы полностью очистить речь, а в том, чтобы в речи присутствовало как можно меньше остаточных явлений. С другой стороны, вам надо укрепить правую сторону тела. Вы занимаетесь спортом? «Раньше бегал», — написал я. «Бегал по утрам, но у меня больше нет мотивации», — добавил я про себя. — Вернитесь к бегу, делайте упражнения на выносливость и силу. Не забывайте, что отныне левая область вашего мозга должна максимально восстановить нейронные связи. Сгодится все, что стимулирует правую часть: например, можно катать на ладонях и между подошвами ног шарик с шипами или любой другой предмет, который воздействует на чувствительность конечностей. Станьте одержимы терапией, поставьте ее на первое место. Мы станем встречаться каждый день; я буду стимулировать вас, чтобы получить результаты. Иногда вам будет казаться, что вы меня ненавидите. Но если вы перестанете сюда приходить, я продолжу все так же разговаривать и принимать пациентов, а вы останетесь со своей афазией Брока. «Вы абсолютно правы». — Сегодня мне предстоит оценить ваши механизмы глотания, состояние мускулатуры лица и голосовых связок. А еще я покажу вам лицевые праксии, чтобы вы сегодня же вечером приступили к самостоятельным занятиям. Делайте их как минимум один раз в день. Я кивнул; доктор улыбнулась. После бесчисленных тестов, назначение которых я так и не понял, а некоторые из них показались мне в точности повторяющимися, она завершила тестирование. Затем вытащила из ящика стола зеркало и терпеливо принялась учить меня двигать языком с севера на юг, с востока на запад и во всех возможных направлениях. В восемь часов мы вместе вышли на улицу. Беатрис заперла кабинет и вручила мне «чупа-чупс», чтобы я даже на улице не переставал шевелить языком. Дождь кончился, небо прояснилось, и я не ожидал, что при свете уличного фонаря на тротуаре напротив нас будет ждать мой брат Герман, одетый в один из своих безупречных костюмов, сшитых на заказ: из кармана, рядом с сердцем, выглядывали три кончика носового платка. «День суда?» — написал я на мобильном и показал ему. — День суда, — подтвердил Герман, но смотрел при этом не на меня: он не в силах был отвести взгляд от моего нового доктора. Я поспешил представить их друг другу. «Беатрис Коррес, мой логопед, — написал я на мобильный и показал им обоим. — А это Герман Лопес де Айяла, мой брат. У него адвокатская контора на площади Амарика. Как видно, он решил за мной зайти». Беатрис улыбнулась, а Герман ловко и грациозно поцеловал протянутую ему руку — с женщинами он был чертовски галантен. Впрочем, давненько я не видел, как он целует дамам ручки… Беатрис, казалось, совсем не удивил его маленький рост. — И как он себя вел, доктор? — спросил Герман, когда мы шагали по улице Мануэля Ирадьера. — Сегодня у нас было вводное занятие. Но, уж если вы здесь, повторю еще раз: пациент должен участвовать в терапии не только во время визитов в консультацию. Если вы сможете помогать ему в упражнениях, которые я буду задавать на дом, его эволюция пройдет быстрее и… — Полностью с вами согласен, — прервал ее Герман. — Умираю от нетерпения как можно скорее вновь услышать этого зануду. Кстати, мы с Унаи собирались перекусить в «Сабурди»; может быть, вы к нам присоединитесь? Беатрис глянула на него так, будто предложение ей понравилось, и на мгновение у меня возникла мысль, что она вот-вот согласится. — Звучит заманчиво, но на сегодня сеанс окончен, — она улыбнулась. — Унаи, увидимся завтра в семь. Домашнее задание должно быть выполнено. Хочу видеть прогресс как можно скорее. Герман, приятно было познакомиться. И Беатрис звонко зашагала на своих гранатовых шпильках в сторону улицы Дато, а брат смотрел на нее так, словно перед ним предстала богиня Мари. «Что это было, Герман?» — Мне пришлось поднести экран мобильного прямо к его глазам, потому что он все еще продолжал смотреть ей вслед. — Что? — спросил брат, рассеянно глядя на ее качающиеся бедра. «Это», — я кивнул вслед логопеду. — Ничего… Просто у меня сложилось впечатление, что ты в надежных руках, и это меня очень радует, Унаи. Мечтаю, чтобы ты раз и навсегда выздоровел и перевернул страницу, чтобы этот год закончился и мы о нем забыли. Неподражаем. В своей способности уходить, да еще так элегантно, от прямого ответа мой брат был просто неподражаем. Что помешало ему сказать: «Твой логопед кажется мне очень интересной женщиной…» Думаю, его смущает воспоминание о Мартине. Тут я его понимал: я пережил то же самое после гибели Паулы. Чувство вины за быстрое возвращение в строй, как будто наставляешь рога умершему человеку. Чувство предательства, которое я ненавидел, которое не отпускало меня на протяжении многих лет. Я рано вернулся домой, но лег поздно: три раза повторил все двадцать четыре праксии. В ту ночь я узнал, что жевательные мышцы могут болеть, да так, будто в них вонзаются иглы. После того как я загрузил приложения, присланные логопедом, и попытался повторить бессмысленные слоги, мой мозг чуть не расплавился. Я с религиозным фанатизмом принял таблетки, которые прописала мне невролог, и заснул счастливым и довольным. Четыре часа. В первый день своей новой жизни я потратил на реабилитацию четыре часа. * * * Я встал около восьми и спокойно позавтракал. С тех пор, как я засел на больничном и забросил утренние пробежки, мне нравилось понежиться в кровати. Если, конечно, я ночевал в Витории. В Вильяверде всегда было полно работы, и дед вставал еще до петухов, голосивших в сарае Прудена, нашего соседа, поэтому я позволил себе немного осенней лени. Включил мобильный, обнаружил пропущенный звонок от Эстибалис и собрался было написать ей в «Ватсап», как вдруг на экране высветился один из номеров полицейского участка. Я слушал «Lau teilatu»[20], рингтон, установленный у меня на телефоне с лета, — он напоминал мне Альбу и наши четыре крыши, и у меня не хватало решимости его сменить, несмотря на то, что мне становилось больно каждый раз, когда я его слышал. Я ответил «да». Это было мое любимое слово: оно получалось у меня лучше всего. Фраза моего логопеда о «растормаживании» речи показалась мне очень важной. Во всяком случае, я надеялся, что это звонит Эстибалис. — Алё… инспектор Лопес де Айяла? — Д… да? — промямлил я без особой уверенности, не узнав низкий голос, который говорил со мной из Лакуа. — Я агент Милан; инспектор Руис де Гауна попросила меня позвонить вам, чтобы сообщить новости. — И?.. — спросил я. Произнести само по себе «и» тоже было несложно, к тому же полезно. — Видите ли, инспектор попросила меня отследить банковские счета Аны Белен Лианьо. Это оказалось не так сложно, но больше всего нас заинтересовал счет, который она открыла в «Кутчабанке», выиграв три миллиона евро. Совладельцем учетной записи является некий Асьер Руис де Асуа. Секунду она молчала. Я не сумел бы ответить, даже если б к тому времени полностью восстановил речь. — Я провела небольшое исследование по нашим базам данных, — продолжала Милан своим меццо. — Самое любопытное: этому Асьеру сорок лет, он женат, по профессии фармацевт. Фактически владеет двумя аптеками, на улице Сан-Франциско и в районе Сальбуруа. Насколько мне удалось разузнать, с жертвой его не связывают никакие семейные или профессиональные отношения. Не может ли он быть отцом ребенка, которого она ждала? Я ничего не думал — настолько был потрясен, услышав, что Асьер, тот самый Асьер, который несколько дней назад утверждал, что видел ее последний раз двадцать лет назад, открыл с Аннабель Ли счет, и она доверила ему половину своих трех миллионов евро. 17. Улица Сан-Франциско