— Здарова, Фомина, — кричит ей Мурат Сабаев на весь класс. И другие пацаны тоже с ней здороваются: — Здарова, Фома! Девочка даже растерялась. Когда такое было, чтобы кто-то откликался на её «привет» таким образом? Теперь все одноклассники посмотрели на неё. — Фомина, ты всё-таки ходишь в солярий? — замечает Люба Бельских. «В солярий?» — Да нет. Я просто… Ну… Люба трясёт головой, закатывает глазки, весь ей вид показывает: Господи, ну что ты тут пытаешься скрыть? Это же очевидно. Впрочем, делай как знаешь. — Какой солярий, это обычный петербуржский загар конца сентября, — ёрничает Ксюха, самая высокая девочка в классе. Это странно, раньше на неё внимания никто не обращал, а теперь все здороваются. Это из-за монеты? Звенит звонок, в класс с хохотом и шумом вваливается пара ребят, и за ними Пахом. И Пахомов, вдруг идёт к её парте, и небрежно кидает свой рюкзак, валится с шумом на стул рядом с нею: — Здарова, Фома. Он тянет к ней руку, и поначалу Света даже не понимает, что он от неё хочет, ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять: он здоровается с нею. Девочка аккуратно прикасается к его руке. От Пахомова пахнет сигаретами. Кажется, он никогда не причёсывается. И всегда… грубый: — Я сейчас пацанам рассказал, как мы вчера барыгу шваркнули, все заценили, как ты ему накатила в табло с носка, — Пахомов смеётся. «Господи! Какой же он дурак! — Светлана открыла от удивления рот, она старалась об этом не думать, даже не вспоминать. — Ведь это опасное дело, ведь барыга — это… криминал, ну, мафия там всякая, ведь он будет их искать, чтобы отомстить, а этот идиот ещё и хвалится этим, всем про это рассказывает». Она хотела уже высказать ему, но тут пришла учительница химии, все встали. И Света полезла в рюкзак за тетрадью и ручкой. А весь класс, девочка это чувствовала кожей, смотрел на них. Смотрел и недоумевал: это что такое творится? С чего это первый хулиган и задира школы теперь трётся с этой зачуханной спортсменкой? А фикус есть фикус. Девочка успела наудивляться. И тому, что Пахом что-то шептал ей весь урок, и тому, что на следующем уроке он опять сел к ней за парту, и тому, что теперь другие пацаны подходили и садилась перед ними, чтобы послушать, как Пахомов рассказывает им про Валяя. В общем, было много удивительного, пока ей в самом начале четвёртого урока не свело мышцы на животе. Это было очень неприятное чувство. Света подняла руку, чтобы отпроситься. — Фомина, ты чего? — сразу спросил её Пахомов. — Надо, — коротко бросила она и, получив разрешение, вышла в туалет. А там, как и положено, её начало крутить всю. Разрывать мышцы и сухожилия, но… Эти ощущения были уже не такие острые, как в первый или второй раз. Судороги сворачивали пальцы и руки до плеч уже не так яростно, и длились они намного меньше, и ей уже не было так страшно, как в первые разы. Но всё равно: это было больно. Просидев в туалете весь урок, переждав самый пик судорог, она на перемене взяла и сбежала из школы. Всё ещё чувствуя себя неважно, она пошла домой. Именно пошла, несмотря на непрекращающийся мелкий и нудный дождик, так как бежать, когда то и дело крутит мышцы по всему телу, она не могла. А ещё, она начинала уже волноваться по этому поводу, ей зверски хотелось есть. Желудок ещё на третьем уроке начал бурчать, и ей было неудобно из-за сидящего радом Пахомова. Девочка решила заскочить в приход и поесть со святыми отцами. Нет, она не забыла про то, что у неё в рюкзаке есть несколько тысяч рублей, на которые она могла позволить себе целый пир не только в забегаловке с шавермой, но и в любимом мамином ресторане «Мама Рома», что находился на Московском проспекте недалеко от станции метро Парк Победы. Но, конечно, она не пошла в ресторан, благоразумно полагая, что бесплатно накормят в приходе Чесменской церкви. А деньги можно потратить на более нужные вещи. Ей, например, нужны были хорошие кроссовки и куча всего остального. Когда машина отъехала, Ирра осталась под дождём одна. Ничего страшного, она привыкла, девочка почти всегда была одна. Даже дома в кругу своей семьи она оставалась одна, сидя в самом темном углу их вонючей и грязной квартиры. Только кошки приходили к ней, ложились и грели её, кошек Ирра любила. А пока она сделала себе лицо, сделала такое, чтобы глупые люди не косились на неё всё время. И пошла к автобусной остановке, на которой сейчас никого не было, так как только что от неё отъехал автобус. Нет, девочка не особо надеялась так сразу взять след. Она просто хотела для начала «разнюхаться», нагнать к пазухам и лобным долям своего странного мозга побольше крови. Она начала понемногу брать воздух. И уже через пару-тройку секунд Ирра могла сказать, кто был на этой остановке пять минут назад. Молодой мужчина, у него в сумке были ручки для письма, мужчина, который пах побелкой и строительной пеной, у этого были проблемы с зубами, молодой мужчина, что курил вэйп, у него было несвежее бельё, ещё мужчина, который имел дело с машинным маслом, стоял прямо на том месте, где стояла она. Он вообще потливый. Она подошла к лавочке. Тут сидел старый мужчина с гнилью на теле, жрущий пачками мерзкие лекарства, и рядом с ним сидела молодая женщина, разгорячённая желанием, думавшая о совокуплении, и ещё одна молодая была, промокшая, с резким парфюмом, а здесь стояла немолодая женщина с критическими днями. Курящая. Да, всё это она угадывала безошибочно. Запахи были свежие, чёткие. И тут же Ирра выходит под дождь. Вот и всё, нужного запаха нет: машины, урна воняет, прибитая пыль, червяки на клумбах, растения, курьер вёз какую-то еду недавно. И всё… «Роэ, ублюдок, ты просто глупая жратва, которая ещё не знает об этом, попробуй сам тут поищи. Попробуй найди хоть что-нибудь под этой бесконечно падающей с неба водой». Да, гарь имеет запах, который не спутать ни с чем. Запах крепкий, стойкий, но даже он не вечен. Тем более в дождь. Ирра редко злилась, но сейчас она была зла. Вместо того, чтобы искать матушке новое сердце, она должна была тут разыскивать червя. Сколько их было и сколько ещё будет, любой червь рано или поздно будет пойман. «Роэ ублюдок, мог бы и подождать». Она побрела вдоль Московского проспекта в сторону площади Чернышевского, останавливаюсь через каждые сто метров и принюхиваясь. Дошла кое-как до прихода, вся мокрая вошла внутрь. Обалдеть, как тут пахнет из трапезной. Молодой священник, имя которого она забывала, встретил её на пороге, поздоровался с ней: — Здравствуй, чадо. Ты к отцу Серафиму? — Здравствуйте, отче. Угу, к нему, — кивает Светлана. — Он у отца Александра, я сейчас позову его, иди пока в трапезную. В трапезной был один поп и десяток бабушек самых разнообразных, от тех, кто носит платки, до тех, кто красит голову в фиолетовый цвет и носит шляпы. Всех их кормили… Борщом, кажется. Света пожелала всем приятного аппетита и села на самый краешек лавки. Тут же появился отец Серафим, громкий, весёлый. — Та-ак, красавицы, чем тут сегодня нас кормят? — Щами, батюшка, щами, — отвечали ему старушки. А она сам сразу пошёл к Светлане. — Здравствуй, дева моя, — Света встала, он обнял её, поцеловал в висок, — ну, чадо богохранимое, как ты? Справляешься? — Я нормально, — отвечала девочка. — Справляюсь. — Матушка как? Батюшка? Братья как? — Мама без изменений, врач приходил недавно, сказал, что хочет попробовать новую рецептуру. Папа работает без выходных, всё, как обычно. Я… Ну, я, как всегда — норм… — Молишься? — спрашивает поп. — Молюсь, молюсь, — врёт Светлана. Она уже и забыла, когда молилась. — Причастится, исповедаться не хочешь? — Исповедаться? — Света, кажется, удивлена. — Да мне особо и не в чем. На братьев только злюсь… Ну, ещё человека ударила. — Человека? Женщину? — сразу интересуется отец Серафим. — Нет-нет. — Светлана машет головой. — Мужика. — Что? Лез к тебе? Кто таков? — Ну, бычил, вот я его и ударила… На улице дело было. — А он тебя не ударил? — интересуется отец Серафим. — Он не хилый был, не пьяный? — Нет, он был огромный и злой, и я убежала. — Ну и ладно тогда, если он был больше тебя, то греха в том нет, — священник крестит Светлану, — но ты всё равно не связывайся ни с кем, не забывай — ты единственная опора отцу, на тебе весь ваш дом, ты берегиня. — Кто? — не понимает Света. — Хозяйка дома, хранительница очага. Так в старину женщин звали. И так будет, пока мамка твоя не поправится, — он берёт её за плечи. — Ну что, кушать пойдём? Сегодня у нас день не постный, и будет нам с тобою настоящая русская еда. Знаешь, какая? — Борщ! — догадывается Света. Отец Серафим морщится: — Я ж тебе говорю — настоящая, а борщ — это для слабаков. Щи! Щи, конечно. На говядине, с фасолью, с картошечкой, на квашеной капусте. С заправочкой, со сметанкой, с зубчиком чеснока и чёрным хлебушком, ух! Объеденье! Будешь щи? Зачем он только спрашивает? Глава 38 До дома еле дошла, так наелась. Пришла, кроссовки мокрые, носки мокрые, всё мокрое. Стала переодеваться, увидала, что треники уже расходятся сзади по шву. Не то чтобы они были старые, нет, просто за последнее время она стала много есть. Попа, плечи, бока, грудь — всё у неё вырастало. Странно, кажется, она продолжала бегать, и тут, ну, и там, конечно, попробуй там не побегай. Но вес она набирала, теперь с этой набранной массой она могла попробовать себя в спринте. Надо было что-то делать с питанием. Но это после, а пока ей нужна была новая одежда, ей уже все вещи были малы, включая недавно купленные трусики, которые ей так нравились. Ведь зима начнётся уже через пару-тройку месяцев. Да и мальчишки росли, как грибы. Ну ладно, на них можно взять ношеную одежду в приходе, прихожане часто сдают одежду для нуждающихся, когда дети из неё выросли. Но вот ей нужна была одежда. И, может быть даже… не спортивная. Девочка подумала, что, возможно, она захочет купить что-нибудь этакое. Даже, возможно, то, что не носят её одноклассницы. Короче, если раньше проблема была в деньгах, то теперь проблема была в том, как сказать о деньгах папе. «Скажу, что нашла, — думала она, отправляя мокрые и пахнущие потом вещи в машинку, — но я что нашла? Деньги? Или монеты?» Это надо было решить. Всё нужно как следует обдумать, а пока нужно было перетащить сюда остальные монеты. И узнать их ценность. Папе перед ночной сменой на резке нужно было отдохнуть, а Светлана стала готовить ему ужин, заодно забегая к маме, чтобы поговорить с нею. Ну, хоть кому-то она могла рассказать про то, что у неё есть более тридцати тысяч рублей. Девочкам всегда нужен человек, который их выслушает, а с мамой можно было делиться всем, тем более что лишних вопросов она Светлане не задаст. Вчера, когда она была в магазине, купила близнецам леденцы «Холс», побаловать, сейчас, когда чистила картошку и резала сало для папиного ужина, взяла себе одну конфетку. Но даже не успела её развернуть, позвонили в дверь. Это был курьер, он ошибся. А потом день шёл как обычно, папа проснулся, ужинал, она ходила за братьями, пришла Нафиса, папа ушёл, близнецы опять поругались за компьютером. И Света уложила их спать. Пошла в ванную сама, мыться перед сном. И только тут полезла в карман и нашла там ту самую конфетку, которую не съела днём. Девочка положила её на раковину рядом с мыльницей, ещё раз себя осмотрела в зеркало. Да, она заметно поправилась. Ну, то, что грудь увеличилась — это супер, но вот плечи. Чего они такие… крепкие. Ещё бы, ту жареную картошку с салом, что папа не доел, она всю доела, с хлебом и солёным огурцом. Даже щёки у неё появились. Если тренер её сейчас увидит, загонит на диету и измучает сушками. Света берёт конфетку и идёт спать. Спать! Угу, поспишь там. Девочка хочет поговорить с Любопытным ещё раз про Аглаю. Она разворачивает конфету, несмотря на то что уже почистила зубы. И словно проваливается.