- Нет, папа! Она не беременна! – выкрикнул он в трубку, - но не могу же я оставить её совсем с пустыми руками. Девушка совсем беспомощна. Ну, я прошу… Я удовлетворённо покивала головой под окном. Вот так-то! Дожми отца! Саид дожал, и через два дня он уезжал из Сиди-бу-Саида в Тунис на такси своего отца с водителем, а я на собственном стареньком и покарябанном, зелёном, как весенняя трава, Fiat Punto ехала в противоположную сторону – в Монастир с напутствием от отца юного художника – никогда больше не появляться в его жизни. Я кивнула водителю и измученному расставанием Саиду и уехала, не оглянувшись. Закончилось, так закончилось – не о чем сожалеть. На заднем сиденье у меня лежала сумка с вещами, а на переднем – старая женская чёрная сумочка тёти Марьям с деньгами и документами. Пусть у меня нет паспорта, зато есть свидетельство о браке Марьям аль-Каюм, тридцати пяти лет от роду, и свидетельство о смерти Мухаммеда аль-Каюм, сорока двух лет от роду десятилетней давности. Видимо, тётя Марьям, отправляясь в новую жизнь, не захотела брать эти бумаги с собой, а вот мне они очень пригодятся, особенно после того, как я чуть опалила их зажигалкой. Теперь я Марьям аль-Каюм, потерявшая мужа и паспорт при пожаре, и еду начать свою новую жизнь на новом месте. Состариться на десять лет не проблема, а с арабским у меня теперь всё отлично… 2.9. Дорога была изнурительной. Выезжая на трассу в Тунисе, я оказалась не готова к тому, что любой человек, а также верблюды, козы и ослики вываливаются на проезжую часть, где им удобно. Здесь оказалось принято стартовать от обочины без поворотника и поворачивать из крайнего правого ряда налево. Водители извещают о своих намерениях с помощью высунутой в открытое окно руки – это в лучшем случае, повернутая вниз ладонь с растопыренными пальцами означает «я торможу», а направо поворачивают вообще без всякого объявления. Машины здесь по большей части не просто старые, а очень старые, так что парковаться до характерного стука или зацепить бок другой машины не считается чем-то из ряда вон выходящим. Зато все усиленно сигналят друг другу при полицейских радарах и нарядах и вообще дружно противостоят местной дорожной полиции. Впрочем, хватит ныть. У меня всего три недели на обустройство, а потом я должна выйти на связь, так что снова поеду в Сэр Саид, и поеду на машине, чтобы не рисковать в поезде, а значит и бензином надо будет запастись, а это денег стоит. На курорт Монастир с одноименным аэропортом, от города художников, расположенного от него в двухстах километрах, я доехала за пять часов, но поняла, что смогу быстрее, когда освоюсь на местных дорогах и за рулём. Был уже вечер, так что до темноты я успела лишь съесть порцию жареной рыбы в кафе и выпить сладкого чая, а потом поехала на окраину и, спрятавшись в каком-то чахлом кустарнике, устроилась на ночлег в машине. Посчитав свои финансы, составлявшие пятьдесят четыре доллара и полторы тысячи динаров, я долго не могла заснуть, прикидывая, чем смогу тут заняться, и как найду жильё. С утра здраво рассудила, что сначала дом, потом работа. Итак, местная газетёнка. Объявления на арабском. Кажется, в основном я понимаю. О, вот жильё. Самое оживленное и многолюдное место в Монастире – это его пристань. Здесь прекрасный вид на море, пришвартованы современные яхты, многие из которых заслуживают пристального осмотра как музеи из жизни богатых и знаменитых. Здесь работают самые искусные татуировщики на побережье, по пять салонов на улицу. Разумеется, и ресторанов не меньше, и есть несколько заведений, в которых подают блюда тунисской, французской и итальянской кухни. Легко можно было затеряться в старой Медине – историческом центре, расположенном дальше от берега и ближе к аэропорту, автобану и метро, но там и живут слишком ортодоксально настроенные местные, так что я выбрала третий вариант – малонаселённый район на окраине туристской «дешёвой зоны» с двух- и трёхзвёздочными отельчиками и простыми рыбными кафе – между городским пляжем и частным коммерческим портом для любителей дайвинга и рыбалки. Оттуда можно было почти без пробок выезжать по объездной дороге на трассу до Туниса и Сиди-бу-Саида, а также на дорогу от городского радио-центра до шёлкового центра на окраине Медины. Обзвонив и объехав полдюжины адресов, и повторив столько же раз новую легенду, нашла квартирку, состоящую из двух комнат и кухни, находящуюся над маленьким рыбным кафе в прибрежной туристической зоне. Квартира сдавалась с работой в этом же кафе, что было просто удачей. Салиха-хатун и Абдуллах-бей держали это кафе около тридцати лет, но их дети выросли, обзавелись семьями и открыли свой бизнес, так что им нужна была помощница. Вернее, старикам был нужен помощник, но наличие у меня собственной машины перевесило их сомнения и дало мне шанс – один из тысячи, как заметил старик. Он вообще был суров и тёмен, как шторм на море. - Будешь утром ездить на рынок на нижней набережной за рыбой и на базар на верхней набережной за продуктами со списком, - говорила Салиха-хатун, поднимаясь впереди меня по крутой лестнице с облезлыми перилами, - будешь чистить рыбу и овощи и разделывать мясо, будешь мыть полы, убирать со столов и мыть посуду, будешь развозить заказы клиентам. - Заказы? - У нас есть постоянные клиенты, которые заказывают на дом салаты и рыбу. - Нет, госпожа, это нет. Всё да, а это нет. - Вообще-то, я тебя понимаю, - обернулась ко мне хозяйка, - не очень прилично ездить по адресам молодой вдове, поэтому мы и искали мужчину помощника, но они все наглые, того и гляди ограбят стариков. Так что придётся тебе ездить. Или мы найдём кого-то ещё, - и она грозно на меня посмотрела. Ну, уж нет! Дать уплыть из рук такой удаче, а главное деньгам, я не позволю. - Ну, хорошо, только я город не знаю. - Узнаешь. Неделю Абдуллах-бей будет ездить с тобой за рыбой и по адресам, а я – на базар. Запомнишь, у кого мы всё покупаем и кого обслуживаем на дому. Выручку будешь отдавать Абдуллах-бею, в кассу. Ясно? - Да. Мне нужен будет выходной. - У нас не бывает выходных! - Последнее воскресенье месяца я навещаю свёкров в Сиди-бу-Саиде, это их условие, чтобы я жила отдельно, - сказала я. - Как тебе вообще позволили жить одной? – возмутилась Салиха-хатун. - У моего покойного мужа много младших братьев и сестёр. Свекрови это не нравится. Парни на меня смотрят, женихи девушек на меня смотрят. А здесь я буду просто работать на кухне и никому не помешаю. Салиха-хатун открыла дверь в квартиру и снова строго посмотрела на меня, пока я оглядывала обстановку. - Я вырастила и отдала замуж двух дочерей и женила двух сыновей. Если ты опозоришь этот дом, я утоплю тебя в заливе, как поступила бы и твоя свекровь. - Конечно. Ключи? Она отдала мне ключ и стопку белья – две простыни, полотенце и наволочку, и пошла вниз. Я прошлась по своим хоромам. Сразу видно, что тут годами жили мужчины – настолько всё запущено. Но ничего. Пара вёдер воды, банка краски и новые шторы – и тут вполне можно будет жить. 2.10. В гостиной диван, кресло и что-то вроде буфета – резной шкаф с застеклёнными дверками. В спальне только кровать, шкаф и стул, а на кухне даже холодильника не было – только два стола и чахлая рассохшаяся табуретка. На одном столе печь в две конфорки, почти как в доме Саида, на втором – чайник. Ещё был навесной шкафчик, в котором обнаружились кое-какая утварь и остатки риса в банке. Ни чая, ни кофе, ни сахара. Вода есть в раковине – и то хорошо, а вот удобство – в коридоре этажом ниже и даже без ванны – эта роскошь только в квартире хозяев. Придётся купить таз и найти в городе хамам… На третий день работы произошёл скандал. Я отвозила салат с тунцом капитану рыболовецкого катера, живущего через улицу от кафе, а он подал крупную купюру. - У меня нет сдачи, - сказала я. Он осклабился в омерзительной улыбке. - Такая красавица может отдать долг по-другому, - протянул средних лет темнокожий похабник и протянул ко мне волосатые лапы. Я врезала – он отмахнуться не успел. Зато пока я вернулась в кафе, успел написать заявление в полицию. Когда комиссар пришёл в кафе, я вцепилась в косяк, отказываясь ехать в участок, с пеной у рта объясняла ситуацию, вопила и заявила: - Я просто защищала свою честь! Я вдова и сирота и вынуждена зарабатывать на жизнь, но я верная рабыня Аллаха и не позволю никому втянуть меня в грех! - Да она сумасшедшая! – вмешался вдруг от порога толстяк-Башир, наш поставщик зелени, который у нас же и обедал, - на всех кидается, психбольная. - Постыдился бы! – огрызнулась я, - у тебя жена с тремя детьми, а ты вдову за руки хватаешь, невоспитанный! - Как ты смеешь клеветать на порядочных людей? – вступила в ссору торговка овощами Танзиля, такая же толстая и противная, как толстяк-Башир, которая тоже обедала у нас к моему величайшему сожалению, да ещё с мужем. - Порядочных? Кто бы говорил о порядочности! А кто предлагал мне завышать вес товара, а разницу делить пополам? Как только не стыдно?! - Да закройте вы ей рот! – велел толстяк-Башир. - Вот именно, - завопил темнокожий капитан Кадир, - мотается тут одна, смущает честных мусульман, ненормальная! - Да кто тут честный?! Рыба в твоих сетях и то честнее тебя! – завопила я. Тут поднялся такой вой и лай, что полицейский вынужден был шарахнуть ладонью по столу и рявкнуть: «Ти-ихо-о!». Крик смолк. Все глубоко дышали. - Откуда вы вообще тут взялись? Предъявите документы, - велел страж закона. О, чёрт! Вот и вляпалась. Я гордо расправила плечи и поднялась наверх. Спустившись в кафе, застала всех на месте. Все хотели убедиться, что у меня есть основания быть такой занозой. - Так, свидетельство о браке Марьям аль-Каюм, свидетельство о смерти Мухаммеда аль-Каюм. А где ваше удостоверение личности? И почему документы в таком виде? - Это после пожара. Удостоверение сгорело вместе с домом. - Вам нужно подать заявление в полицию на восстановление документа. - Я вчера уже подала, офицер, - солгала я «на голубом глазу». - Что ж, тогда не вижу причин вас задерживать, а вам, мужчины, напоминаю, что Аллах скор в своих расчётах, и мужчина, вводящий в грех женщину, будет гореть в адском огне на том свете, а на этом получит срок тюремного заключения от шести месяцев до шести лет. В Коране нет ни одного хадиса, который запрещает мусульманке работать! И если срок траура больше, чем четыре года и десять месяцев, она имеет право снять траур, работать, и даже заключить повторный брак. После этой блестящей лекции полицейский ушёл, и все, кого я облила грязью, вывалив на люди их грязные делишки, тоже потянулись на выход, плюя в мою сторону и бормоча проклятия. Позже скандал повторился с поставщиками рыбы и клиентами кафе, занимавшихся рукоблудием, и за мной прочно закрепилось прозвище «Безумная Марьям». Как ни странно, хозяева встали на мою сторону, убедившись в том, что я отдаю им выручку до последнего динарчика и не ворую продукты. Паспорт по поддельным документам я получить не рискнула, так что просто припрятала подальше обгорелое свидетельство о браке. Если бы меня проверили, послали бы запрос в Сиди-бу-Саид, подняли бы старые фотографии настоящей Марьям и вывели бы меня «на чистую воду». Свидетельство о браке десятилетней давности было хотя бы подлинным, хоть и более недействительным, так что я решила пока довольствоваться малым и не рисковать попадаться под повторный арест. В последнее воскресенье сентября я, прокляв всё на свете, встала в пять утра. Привезя с рынков рыбу, зелень и овощи, сдав сдачу хозяину и выслушав ворчание хозяйки, я в семь утра выехала из Монастира в сторону Сэра Саида. Еле успев к полудню на своём драндулете в город художников, я с размаху плюхнулась на стул в кафе и заказала чёртов мятный чай с кедровыми орешками. Убедившись, что никто не желает выпить кофе и купить клетку для птиц как сувенир, я вышла. Жара стояла неимоверная. Прикупив на знакомых базарчиках кое-что из вещей и сладостей, я поехала обратно, но уже через полчаса вынуждена была остановить машину. Еле успела выскочить из салона на обочину, как меня буквально вывернуло наизнанку. Это меня с орешков так развезло? Не мог же утренний перчёный омлет с курицей, по-местному тажин, до сих пор не перевариться? Или это? Нет! Или да? Так в последнее воскресенье сентября 1997 года, на пыльной пустынной дороге где-то в Тунисе, на двадцать пятом году жизни я узнала о своей беременности… Продолжение следует. Третья глава уже завтра. Приятного чтения на сайте и не забывайте ставить звёздочки - они освещают мне путь. Глава 3. Мудрость Золотого тунца Безумие — это всегда смысл, разбитый вдребезги. 3.1. Раннее утро на морском побережье – это прохлада лёгкого свежего бриза, пряный запах йода от выброшенных на берег водорослей, приятно щекочущий ноздри, размеренный шум волн, разбивающихся о прибрежные камни, первые гортанные крики просыпающихся чаек, мелкий мокрый песок под ногами, приятно остужающий босые ступни, и восхитительное небо – чистое и светлое, как глаза ребёнка, просторное, как мечта, и высокое, как обращённые к нему молитвы. Я не вижу этого, хотя и живу на берегу моря. Ранним утром я еду на дребезжащем стареньком фиате на нижнюю городскую набережную, где среди суровых и горластых просоленных рыбаков нахожу темнокожего капитана Кадира и хромого капитана Рами и покупаю у одного рыбу, а у другого всяческих морских гадов, особенно кальмаров, осьминогов, каракатиц. Затем еду на верхнюю набережную и на утреннем базаре Свежести покупаю со скандалами и переругиваниями зелень у толстяка-Башира и овощи у скандалистки-Танзили, крикливой, как чайка, а ещё беру фрукты у молчуна старика Хасана и покупаю крупы, фасоль и пряности у сплетника-Надима, юного нахального щенка, заменяющего в лавке пропойцу-отца.