Он у меня вырос трёхъязычным и с рождения говорил на арабском, французском и русском – об этом я особенно позаботилась. Потом добавили английский, а вот теперь важно, чтобы он ничем себя и нас не выдал. - Они говорят, я слушаю, потом сам начинаю говорить, - повторил за мной Малик, - а так бывает, мама? - Так я выучила арабский. Твой отец говорил, показывал на предметы, я слушала и запоминала, а потом заговорила сама. Так и выучила язык. - Трудно было? – спросил сын. - Поначалу да, особенно с произношением. - Не с языком. Вам с отцом трудно было? - Как ни странно, нет. Наоборот, всё было очень легко. Нам очень повезло – с нами не было семьи, мы встретились одни и жили одни, и нам никто не мешал. - Я родился в грехе? – насупился Малик. - Ты родился в законном браке, хоть и временном, - отрезала я. - Это не все признают, - заметил сын. - У тебя есть имя отца в свидетельстве о рождении. Твоё полное имя Малик ибн Рашид Шахин, ты член местной мусульманской общины, и тебе провели церемонию обрезания как положено, при свидетелях. Кто осмелится сказать, что ты рождён во грехе, поплатится языком, который я вырву из его глотки! Я почти сама верю в то, что говорю, так дорого мне встало его рождение. 4.5. Сын усмехается и сворачивает тему. Он успокоился, и я осторожно возвращаюсь к теме языков и к тому, как отвечать всем, кто будет интересоваться, откуда он их знает. В конце концов, он помогает и капитану Рами, а с ним ходят в местных и заграничных рейсах самые разные моряки, которые говорят на всех наречиях средиземноморского побережья… Что я уяснила за годы жизни в Тунисе – здесь нельзя выделяться. Если ты богат – скрой своё богатство за забором дома и под простым платком и халатом, если умён – будь на самом деле умным и не демонстрируй ум там, где его не оценят, если красив – радуйся этому перед зеркалом, но не выставляйся нигде напоказ. Попробуй показать, что хоть на йоту выше окружающих хоть в чём-то – и станешь изгоем. Здесь ценят только три вещи – добродетель в религии, добродетель в работе и добродетель в браке. Все должны исполнять свой долг, а вознаграждение за то, как хорошо вы его исполняете, лучше не афишировать. Именно поэтому, я не спорю с хозяйкой по доходам от продажи кофе и сувениров и не хочу, чтобы о нашей с сыном удачливости много судачили… Октябрь прошёл очень быстро, и 24 ноября 2013 года я снова собралась в Сэр Саид. Перед выездом проверила машину и убедилась, что срок годности моего фиата окончательно исчерпан. Подлатав его в местной мастерской у зятя скандалистки-Танзили, я собрала картинки с видами Сэра Саида и велела сыну собираться. - Мам, ну, опять? – заныл ребёнок, - ну, зачем мы вообще туда ездим? Этот мерзавец Азиз платит тебе гроши! Мы только бензин изводим и колёса трём – и всё ради того, чтобы выпить чашку чая в кафе на циновках? - Ты хочешь, чтобы в период чрезвычайного положения твоя мать ехала одна? – коротко спросила я. - Ооо! – простонал сын и пошёл собираться. И вот мы едем на раздолбанном облезлом зелёном фиате по пустой дороге, а за окнами проплывает настоящий Тунис – пыльный и жаркий, полный опасностей. Таинственности ему придают то и дело встречающиеся древние развалины, остатки строений и кладбищ, а экзотики – агавы и алоэ, растущие, как сорняки, финиковые пальмы и пальмы-бананники, цитрусовые деревья и оливки, каучуконосный фикус, фикус Бенджамина, кактус опунция и инжирные кактусы, покрытые мелким песком. Нас остановили трижды, и я порадовалась, что у меня есть с собой местный мужчина-защитник. Малик с царским достоинством, заложенным в его имени, предъявлял наши документы, интересовался у полицейских, что случилось и спокойно заверял их в том, что проследит, чтобы я была осторожнее на дороге. В Сэр Саид мы еле успевали к полудню, и я отправила Малика к Азизу, а сама хотела пойти в кафе, но не тут-то было. - Нет, мама. Сама видела, что творится. Идём вместе. И вот мы с ним сидим в Café des Nattles и пьём знаменитый, но уже набивший мне оскомину зелёный чай с мятой и кедровыми орешками. В кафе входит пара европейцев и тоже заказывают чай. Что-то неуловимо знакомое мерещится мне в мужчине в тёмных очках, но моё внимание отвлекают две европейки, которые были в кафе уже до нашего прихода. Они вдруг громко хохочут на весь зал и хлопают друг друга по оголённым полным рукам. Обе они не худышки, и от хлопков начинают колыхаться всем телом. - Какие они отвратительные, - шепчет мне сын. - Запомни это, когда будешь выбирать жену, - шепчу я в ответ, - и приведи в дом воспитанную мусульманку, одевающуюся и ведущую себя по шариату. Подошедший к нам со вторыми кружками официант, услышавший этот шипящий диалог, расцветает в улыбке, а приняв от нас динар, приносит ещё и миндальные орешки, и тростниковый сахар на блюдечке. Мы выпиваем чай и выходим из кафе. Я выхожу чуть раньше, а Малик задвигает стулья и подхватывает баул с нашим товаром для Азиза. В этот момент ко мне подходит пара европейцев, и мужчина до боли родным голосом спрашивает по-французски, где бы они с женой могли бы выпить такой же традиционный тунисский кофе, как этот прекрасный чай, и заодно купить плетёную птичью клетку на сувенир. 4.6. - Лучший кофе здесь варят после полудня, месье, - еле слышно ответила я, - а клетки для птиц можно найти в лавочке перед лестницей под жёлтой аркой на центральной улице. На улице ко мне подходит сын, и тут я прошу, буквально умоляю его разделиться. Его отправляю к Азизу. - Если мы придём вместе, он будет считать тебя маленьким, а меня вообще обругает. А если ты придёшь один, то попробуешь накинуть цену на наши рисунки. Он почти пятнадцать лет нас обдирает, давай, проучи его, сынок. - Ты права. Но куда ты пойдёшь, мама? - Да на базар и пойду. Азиз может послать нас к шайтану, а я поищу другого продавца, который возьмёт наши рисунки на реализацию. И даже если Азиз не порвёт с нами договор, у нас появится ещё один источник дохода. Ты уже начинаешь рисовать лучше меня, сынок. - Ну, что ты, мама, - зарделся от похвалы мой мальчик. - Это правда. Весь в отца. - Расскажешь мне о нём? - Хорошо, позже. А сейчас – расходимся. Отправив сына, я быстро пошла на указанное место. Как всегда, я не заботилась о слежке, но я знала связного, и знала, что меня не подставят. Я затылком чувствовала его взгляд. В лавке я попросила посмотреть арома-лампы и крутила в руках сразу две, словно решая, какую выбрать, когда Саша попросил у хозяина небольшую клетку для птиц, игрушку чисто сувенирного назначения, а заодно попросил показать ему с «женой» пляжные сумки. Я коротко сказала «бывшему мужу»: «Hotel Sidi Bou Said»,и подозвала продавца. Поторговавшись с ним на арабском, я скинула полцены и взяла арома-лампу из простой обожжённой глины с прорезями в виде минаретов. Отель Hotel Sidi Bou Said отличается удобным месторасположением — недалеко от станции метро и городского парка. В гостинице примечательный ресторан с качественным сервисом и вкусной едой, в котором лучше всего сидеть вечером. Именно в тёмное время суток отсюда открываются потрясающие виды освещенного многочисленными огнями побережья. Но сегодня мне не до видов. Я прохожу на открытую террасу ресторана отеля и присаживаюсь за столик. Официант и мои гости подходят одновременно. Я оглядываюсь. Народа достаточно, но не много, и около нашего столика никого нет. - Кофе с кардамоном, - говорю я по-арабски. - Два кофе с кардамоном, - повторяет Саша заказ на французском. Официант кивает и отходит, но я вижу краем глаза, как он оглядывает нашу троицу. Впрочем, раз с нами женщина, я вполне могу с ними побеседовать, да ещё в туристической зоне, где вообще дозволено почти всё. - Здравствуй, Маша, - с чувством говорит Саша по-русски. - По-французски, умоляю, - умудряюсь я прошипеть, как кобра. - А ты молодец, выглядишь как местная, - меняет он язык. - Я и есть местная. Как никак, шестнадцать лет живу, - кидаю я упрёк. - А всё такая же, ничуть не изменилась, если снять эти тряпки. - Боже тебя упаси, это же скандал! Мы усмехнулись и замолчали, и смотрим друг на друга. Его спутница тоже на нас смотрит, но мне на неё наплевать, я даже не вижу её, не вижу, какая она из себя. Мне важен только Саша. Он постарел. Седина на виске. Но не растолстел и не обрюзг, всё тот же красавец-брюнет с бархатным голосом. - Что за мальчик был с тобой рядом? - Сын. Саша меняется в лице. - Мой? - Не льсти себе. Это мой сын. Ему всего пятнадцать. - И муж имеется? Я выразительно стучу себя пальцем по лбу. - Ладно, это всё лирика. Ты нам очень нужна, Маша. У меня ком подкатывает к горлу. - В последний раз, когда ты так сказал, я оказалась в разведшколе, затем в Тунисе. А после твоего побега оказалась в тюрьме, потом в борделе, потом на обочине, а потом вообще «залипла» тут на шестнадцать лет! Без денег, без документов, без связи, белая женщина в арабской стране, чужестранка, шпионка. И куда делся тот кретин, который вышел со мной на связь в девяноста восьмом, а потом пропал?! - Не кричи, - становится Саша невозмутимо резок, - его убили. - Убили? – сдулась я. - Да. А мы не успели сразу найти другого агента, а потом тебя долго не было.