Я присоединился к «стене» Рагнара, а рядом со мной Стеапа, подобравший щит разодранного гончими всадника, прокладывал себе путь огромным боевым топором. Перешагивая через мертвых и умирающих собак, мы двигались вперед. В такие моменты щит становится оружием, его большой медный умбон бьет, как дубина, и отгоняет врага назад, а когда тот спотыкается, надо быстро приблизиться, тыча клинком вперед, а потом перешагнуть через раненых и позволить тем, кто стоит за тобой, убить их. Обычно проходит совсем немного времени, прежде чем одна «стена щитов» ломается, и строй Кьяртана сломался первым. Он попытался ударить нас с флангов и послал своих людей в обход, чтобы те зашли нам в тыл, но уцелевшие гончие охраняли нас, а Стеапа размахивал топором, как безумный. Этот великан так легко прорвал линию врагов, словно это было плевым делом. — За Уэссекс! — все время кричал он. — За Уэссекс! Видно, ему казалось, будто он сражался за Альфреда. Я находился справа от него, а Рагнар — слева, и на нас обрушивался настоящий дождь стрел, когда мы следовали за Стеапой сквозь «стену щитов» Кьяртана. Мы прошли прямо сквозь нее, так что перед нами уже не осталось врагов, и прорванная «стена» сломалась — люди обратились в бегство. Тот человек в белом плаще и впрямь оказался Кьяртаном. Он был здоровяком, почти таким же высоким и сильным, как Стеапа, однако его крепость пала. Кьяртан закричал своим людям, чтобы те выстроили новую «стену щитов», но некоторые его воины уже сдавались. Обычно датчане нелегко сдаются, но сейчас они поняли, что сражаются с другими датчанами, и рассудили, что уступить такому врагу не стыдно. Некоторые бежали через ворота возле колодца, и я пришел в ужас, подумав, что там могут найти и схватить Гизелу. Но женщины, которые пришли туда за водой, защитили ее. Они тесно сгрудились внутри маленького палисада колодца, и охваченные паникой воины промчались мимо них, направляясь к реке. Однако не все наши враги запаниковали и сдались. Несколько человек собрались около Кьяртана и сомкнули щиты, ожидая смерти. Кьяртан, несмотря на всю свою жестокость, был человеком храбрым. Чего никак нельзя сказать о его сыне Свене. Он командовал гарнизоном на надвратных укреплениях, и почти все его воины, за исключением двоих, бежали на север. Гутред, Финан и Ролло взобрались наверх, чтобы разделаться с ними, но легко справился с этим один Финан. Ирландец ненавидел сражаться в «стене щитов». Он считал себя слишком худым для этого, ибо в «стене щитов» главное — вес, но в открытом бою ему не было равных. Недаром этого человека прозвали Финан Быстрый: я удивленно наблюдал, как он молниеносно прыгнул вперед, опередив Гутреда и Ролло, и один уложил двоих. Оба меча Финана разили быстро, как змеи. Щита он не носил. Сначала ирландец сбил с толку людей Свена ложными выпадами, затем, извернувшись, уклонился от их атак и, наконец, с ухмылкой убил обоих, после чего повернулся к Свену. Как я уже говорил, Свен был трусом. Он попятился в угол укрепления и раскинул в стороны руки, в которых держал щит и меч, как бы показывая, что ничего дурного не замышляет. Финан присел, все еще ухмыляясь, готовый вогнать свой длинный меч в открытый живот врага. — Он мой! — взвыла Тайра. — Он мой! Финан взглянул на нее, и Свен дернул рукой, в которой держал меч, словно собираясь ударить. Но клинок ирландца рванулся к нему, и Свен застыл. Он заскулил, моля о пощаде. — Он мой! — завизжала Тайра. Она согнула пальцы с ужасными когтями, нацелив их на Свена, и буквально всхлипывала от ненависти. — Он мой! — Бедняжка заплакала. — Ты принадлежишь ей, — сказал Финан. — Да будет так. И он сделал финт, нацелившись в живот Свена, а когда тот опустил щит, прикрываясь, ирландец просто с силой ударил его щитом, чтобы сбросить противника спиной вперед с укреплений. Падая, Свен страшно вопил. Он падал недолго, ибо высота там была всего в два человеческих роста, но шлепнулся в грязь, как мешок с зерном. И пополз на спине, пытаясь спастись, но Тайра уже стояла над ним. Она издала длинный, воющий крик, и уцелевшие гончие подбежали к ней. Даже искалеченные собаки потащились по грязи и крови, чтобы оказаться рядом с Тайрой. — Нет! — воскликнул Свен, глядя на нее снизу вверх единственным глазом. — Нет! — Да! — прошипела она. Тайра нагнулась и вынула меч из его безвольной руки, а потом издала страшный вопль, и свора гончих сомкнулась над Свеном. Он задергался и завопил, когда в него вонзилось множество клыков. Некоторые псы, обученные убивать быстро, кинулись было к его глотке, но Тайра отогнала их мечом, поэтому гончие медленно сожрали Свена, разодрав негодяя на куски. Его вопли пронзали дождь, как клинки. И отец Свена слышал все это, а Тайра весело смеялась. Сам Кьяртан был все еще жив. Рядом с ним стояли тридцать четыре человека, и все эти люди знали, что они мертвецы. И готовы были умереть как датчане, но Рагнар подошел к ним — орлиные крылья на его шлеме были сломанными и мокрыми — и молча указал мечом на Кьяртана. Тот кивнул и вышел из «стены щитов». Потроха его сына пожирали гончие, а Тайра танцевала в крови Свена и вполголоса напевала победную песнь. — Я убил твоего отца, — сказал Кьяртан, — и убью тебя. Рагнар ничего не ответил. Двое воинов стояли в шести шагах друг от друга; каждый оценивал противника. — Твоя сестра была хорошей шлюхой, — проговорил Кьяртан, — прежде чем спятила. Он метнулся вперед, подняв щит, но Рагнар шагнул вправо, пропуская врага мимо себя. Кьяртан предвидел это движение и низко полоснул мечом, чтобы попасть по лодыжкам Рагнара, но тот сделал шаг назад. И снова противники начали наблюдать друг за другом. — Она вообще-то была неплохой шлюхой даже после того, как спятила, — продолжал Кьяртан. — Правда, нам приходилось связывать ее, чтобы она не отбивалась. Так с ней было проще справляться, понимаешь? И тут Рагнар напал на врага. Он держал щит высоко, а меч — низко, и оба щита столкнулись с громким стуком. Меч Кьяртана отразил нанесенный низко удар, и противники одновременно нажали на щиты, пытаясь опрокинуть друг друга на землю, а потом Рагнар снова сделал шаг назад. Он понял, что Кьяртан — быстрый и умелый воин. — Но теперь Тайра плохая шлюха, — сказал Кьяртан. — Слишком потасканная, слишком грязная. Теперь ее не захочет даже нищий. Я знаю, что говорю. На прошлой неделе я предложил твою сестренку одному нищему, и тот отказался. Решил, что она для него слишком грязная. С этими словами Кьяртан внезапно ринулся вперед и рубанул Рагнара. Тут не было особого мастерства, лишь сила и скорость, и Рагнар отступил, приняв на щит ярость удара. Я испугался за него и сделал шаг вперед, но Стеапа меня удержал, сказав: — Это его бой. — Я убил твоего отца, — продолжал Кьяртан, и его меч отщепил кусок дерева от щита Рагнара. — Я сжег твою мать, — похвалился он, и еще один удар пришелся на оковку щита — клинок зазвенел по металлу. — И я сделал шлюхой твою сестру! Следующий удар меча заставил Рагнара отступить на два шага. — И я обязательно помочусь на твой выпотрошенный труп! — прокричал Кьяртан, нанося очередной удар, так что клинок прошел низко — он снова метил в лодыжки Рагнара. На этот раз он попал в цель, и Рагнар покачнулся. Его искалеченная рука с невольной быстротой опустила щит, и Кьяртан вскинул свой щит над головой, чтобы сбить противника с ног. И тут Рагнар, который в течение всего боя не промолвил ни слова, внезапно завопил. На биение сердца мне показалось, что это крик обреченного человека, но нет — то был вопль ярости. Рагнар метнулся под щит Кьяртана, изо всех сил толкнув здоровяка назад, а потом проворно шагнул в сторону. Я подумал, что он охромел после удара по лодыжке, но на сапогах Рагнара были железные полосы, и, хотя одна из полос оказалась почти перерублена надвое и на ноге моего друга остались синяки, он не был ранен. И внезапно Рагнар превратился в настоящий вихрь гнева. Он как будто проснулся. Он начал танцевать вокруг Кьяртана, а именно в этом заключался секрет поединка — в том, чтобы все время двигаться. Рагнар двигался, полный ярости, и его быстрота почти сравнялась с проворством Финана. Кьяртан, который думал, что уже выяснил предел возможностей своего врага, внезапно пришел в отчаяние. Он больше не выкрикивал оскорблений, его хватало лишь на то, чтобы защищаться, а Рагнар был сама дикость и быстрота. Он наносил рубящие удары, заставляя противника вертеться во все стороны, снова рубил, бросался вперед, уворачивался, уходя в сторону, делал обманные движения, отбивал щитом ответные удары и замахивался мечом, своим прославленным Сокрушителем Сердец, целя в шлем Кьяртана. Он погнул железо шлема, но не пробил его, и Кьяртан тряхнул головой. А Рагнар саданул щитом о щит, чтобы заставить могучего противника отступить. Его следующий, нацеленный низко удар разбил одну из липовых досок щита Кьяртана, а другой снес край этого щита и рассек железную оковку. Кьяртан шагнул назад, и Рагнар издал столь ужасный воинственный вопль, что гончие вокруг Тайры начали сочувственно тявкать. За боем наблюдали больше двухсот человек. Все мы знали, что сейчас произойдет, потому что к Рагнару пришла лихорадка боя. То была ярость вооруженного мечом датчанина. Ни один человек не мог сопротивляться такому гневу, и Кьяртан, надо отдать ему должное, еще молодец, что все-таки продержался некоторое время. Но наконец, оттесненный противником назад, он споткнулся о труп одной из гончих и упал на спину. Он в отчаянии замахнулся было тяжелым мечом на своего врага, но Рагнар перешагнул через него и нанес мощный удар сверху вниз. Сокрушитель Сердец пробил рукав кольчуги Кьяртана и рассек сухожилие руки, в которой тот держал меч. Кьяртан попытался встать, но Рагнар пнул его в лицо, а потом с силой поставил сапог на горло поверженного противника. Тот судорожно закашлялся. Рагнар шагнул назад и выпустил из искалеченной левой руки помятый щит. Затем с помощью двух здоровых пальцев он вытащил меч из бессильной руки Кьяртана и швырнул оружие в грязь. После чего убил своего врага. То была медленная смерть, но Кьяртан ни разу не завопил и не застонал. Сперва он пытался сопротивляться, отбивая щитом меч Рагнара, но тот наносил ему порез за порезом, и Кьяртан понял, что истекает кровью. Умирая, он взмолился, чтобы ему отдали меч. Тогда он смог бы с честью попасть в пиршественный зал мертвых. Но Рагнар покачал головой. — Нет, — заявил он. И больше не сказал ни единого слова, пока не нанес последний удар. Обеими руками он с такой силой вогнал меч в живот Кьяртана, что тот с обеих сторон пробил звенья кольчуги, проткнул тело и вонзился в землю. Рагнар оставил Сокрушителя Сердец в теле врага и шагнул назад, а Кьяртан тем временем корчился в предсмертных муках. И тогда Рагнар поднял глаза навстречу дождю, громко закричав, и крик его вознесся к облакам: — Отец! Отец! Таким образом он хотел сообщить Рагнару Старшему, что его убийца получил по заслугам. Тайра тоже желала отомстить. Она сидела на корточках рядом со своими собаками, наблюдая за смертью Кьяртана, но теперь встала и позвала гончих, которые побежали к Рагнару. Я сперва было решил, что она посылает животных сожрать труп Кьяртана, но вместо этого собаки окружили Рагнара. Их было около двадцати, если даже не больше — этих свирепых, похожих на волков зверюг, — и они рычали на Рагнара, окружая его. А Тайра завопила: — Ты должен был прийти раньше! Почему ты не пришел раньше? Рагнар уставился на сестру, изумленный ее гневом. — Я пришел, как только… — начал было он. — Ты отправился в поход! — закричала на него Тайра. — И оставил меня здесь! Собаки, мучительно чувствовавшие ее горе, завертелись вокруг Рагнара: их шкуры были перепачканы кровью, огромные языки свисали над окровавленными клыками. Псы ждали только одного слова своей хозяйки, которое позволит им разорвать Рагнара в кровавые клочья. — Ты бросил меня здесь! — взвыла Тайра и вошла в свору собак, чтобы очутиться лицом к лицу с братом. Потом она упала на колени и начала плакать. Я попытался к ней приблизиться, но псы повернулись ко мне, оскалив зубы. Глаза их горели диким огнем, и я торопливо отошел. Тайра продолжала плакать, ее горе было таким же неистовым, как ураган, бушевавший над Дунхолмом. — Я убью тебя! — завопила она Рагнару. — Но, Тайра… — произнес тот. — Ты бросил меня здесь! — возмущенно выкрикнула она обвинение. — Бросил меня здесь совсем одну! Она встала — с лица ее внезапно снова исчезло выражение безумия, и я увидел, что под грязью и шрамами она по-прежнему красива. — Цена моей жизни, — спокойно сказала Тайра брату, — твоя смерть. — Нет, — проговорил чей-то голос. — Нет, этого я не допухцу.