— Это я нашел! — объявил он. — Правда, изумительно? Он понял крышку ларца и вынул кость, которая выглядела так, словно попала сюда с тарелки с засохшими остатками рагу. — Это эстел святого Седды! — благоговейно произнес Беокка. Он перекрестился и уставился здоровым глазом в осколок желтоватой кости с таким видом, будто реликвия, имеющая форму наконечника стрелы, только что свалилась с небес. — Как ты это назвал? — переспросил я. — Эстел святого Седды! — А что значит эстел? — заинтересовался Рагнар. Пробыв целый год в заложниках, он хорошо говорил поанглийски, но некоторые слова сбивали его с толку. — Эстел — это такое приспособление, помогающее читать, — пояснил Беокка. — С помощью него ты следишь за строками. Это указка. — А почему нельзя водить пальцем? — недоумевал Рагнар. — Пальцем можно смазать чернила. А эстел — чистый. — Неужели он в самом деле принадлежал святому Седде? — спросил я, притворяясь пораженным. — В самом деле, в самом деле! — в благоговейном изумлении ответил Беокка — он был близок к экстазу. — Это собственный эстел святого Седды. И нашел его я! Он хранился в маленькой церкви в Дорнваракестере, а тамошний священник оказался на редкость невежественным: он и понятия не имел, что это такое. Эстел лежал в роговом ящичке, на котором было нацарапано имя святого Седды, а тамошний священник даже не умел читать! Только подумайте — неграмотный священник! Поэтому я конфисковал реликвию. — То есть украл ее? — Взял на хранение! — оскорбился Беокка. — Хорошо быть святым, — заметил я. — Люди положат один из твоих вонючих башмаков в золотой ларец и станут поклоняться ему. Может, и ты со временем удостоишься такой чести. — Ну же, Утред, право, не стоит насмехаться надо мной, — покраснел Беокка. Однако по румянцу, проступившему на его лице, я понял, что затронул тайные чаяния Беокки. Он хотел, чтобы его тоже объявили святым. А почему бы и нет? Он был хорошим человеком, куда лучше, чем многие известные мне люди, почитаемые ныне как святые. В тот день мы с Бридой навестили Хильду, и я пожертвовал ее монастырю тридцать шиллингов: почти все деньги, которые у меня были. Но Рагнар пребывал в беспечной уверенности, что ему непременно вскоре привезут из Ютландии состояние Сверри, и тогда он поделится со мной. Я тоже верил в это и потому спокойно вручил свои монеты Хильде, которую привел в восхищение серебряный крест на рукояти Вздоха Змея. — Отныне ты должен мудро пользоваться этим мечом, — серьезно проговорила она. — Я всегда пользуюсь им мудро. — Ты использовал силу Господа, направив ее в клинок, — пояснила Хильда. — И эта сила не должна иметь ничего общего со злом. Я сомневался, что послушаюсь ее наказа, но все равно был очень рад повидаться с Хильдой. Альфред подарил ей пыль с гробницы святого Хедды, и аббатиса сказала, что, смешав ее с творогом, приготовила чудесное снадобье, немедленно исцелившее в монастыре дюжину больных. — Если ты когда-нибудь заболеешь, — заметила она, — обязательно приходи к нам. Мы смешаем пыль со свежим творогом и помажем тебя этой мазью. Я увидел Хильду снова на следующий день, когда нас всех пригласили на освящение церкви и церемонию обручения Этельфлэд. Аббатиса, вместе со всеми остальными монахинями Винтанкестера, стояла в боковом нефе, в то время как Рагнар, Брида и я были вынуждены остаться в самой дальней части церкви, поскольку появились поздно. Я был выше большинства мужчин, но все равно разглядел только малую часть церемонии, которая, казалось, длилась целую вечность. Два епископа читали молитвы, священники разбрызгивали святую воду, а хор монахов что-то распевал. Потом архиепископ Контварабургский прочел длинную проповедь, в которой (и это меня очень порадовало) ничего не говорилось ни о новой церкви, ни об обручении. Он лишь поносил церковников Уэссекса за то, что они носят короткие одежды, а не длинные. — Сие есть бесовское одеяние! — гремел епископ. — Короткие одежды оскорбляют его святейшество Папу в Риме, и, под страхом отлучения от церкви, их ношение следует немедленно прекратить! Священники, стоявшие рядом с нами, все как один были как раз в коротком. Они попытались съежиться, чтобы походить на карликов в длинных одеждах. Монахи снова запели, а потом мой двоюродный брат, рыжеволосый и самоуверенный, с важным видом подошел к алтарю, и отец подвел к нему малышку Этельфлэд и поставил рядом. Архиепископ что-то побормотал над ними, их побрызгали святой водой, а потом только что обрученная пара была представлена собравшимся, и все мы послушно разразились приветственными криками. Затем невесту поспешили увести, а все мужчины в церкви начали поздравлять Этельреда. Ему исполнилось двадцать лет. Он был на одиннадцать лет старше Этельфлэд. Этот низкорослый, рыжеволосый, надменный юноша не сомневался в собственной значимости. Ну как же: он был сыном своего отца, а тот считался главным олдерменом Южной Мерсии — области, меньше всего населенной датчанами. И поскольку однажды Этельред станет предводителем свободных мерсийских саксов, он сможет привести большую часть Мерсии под правление Уэссекса. Именно поэтому ему и обещали в жены дочь Альфреда. Этельред пошел по нефу, приветствуя присутствующих, а потом увидел меня — и страшно удивился. — А я слышал, что тебя взяли в плен на Севере, — сказал он. — Так оно и было. — Однако ты здесь! А знаешь, Утред, ты именно тот человек, который мне нужен. Он улыбнулся, убежденный, что я испытываю к нему глубокую симпатию, даже и не подозревая, насколько ошибается. Самоуверенный Этельред считал, что все в целом мире восхищаются им, а потому только и мечтают стать его друзьями. — Король оказал мне честь, назначив командиром своей личной стражи, — сказал он. — Да ну? — удивился я. — По крайней мере, до тех пор, пока я не унаследую обязанности своего отца. — Полагаю, твой отец хорошо себя чувствует? — сухо спросил я. — Он болен, — с довольным видом ответил Этельред. — Поэтому кто знает, как долго я буду командовать стражей Альфреда! Но ты мне очень пригодишься, если станешь служить в этой страже. — Я бы предпочел разгребать дерьмо, — откровенно сказал я и протянул руку к Бриде, поинтересовавшись: — Помнишь Бриду? Ты пытался изнасиловать ее лет десять тому назад. Этельред густо покраснел, ничего не ответил и поспешил прочь. Брида засмеялась ему вслед, потом чуть заметно поклонилась, потому что Эльсвит, жена Альфреда, как раз проходила мимо. Эльсвит сделала вид, что не заметила нас: она никогда не любила ни меня, ни Бриду. Зато Энфлэд, ближайшая компаньонка Эльсвит, нам улыбнулась, и я поцеловал ей руку. — Эта женщина была шлюхой в таверне, — сказал я, — а теперь управляет домашним хозяйством короля. — Ей повезло, — ответила Брида. — А Альфред знает, что она была шлюхой? — осведомился Рагнар. — Притворяется, что не знает, — сказал я. Альфред шел последним. Он выглядел больным, но в этом не было ничего необычного. Король слегка наклонил голову, проходя мимо меня, но ничего не сказал, зато Беокка засеменил ко мне. Мы беседовали у дверей, пережидая, когда схлынет толпа. — Ты должен повидаться с королем сегодня же после полуденных молитв, — сказал мне Беокка. — И ты тоже, господин Рагнар. Я вас позову. — Мы будем в «Двух журавлях», — ответил я. — Интересно, почему вам так полюбилась эта таверна? — Ясно почему: ведь это не только таверна, но и бордель. И если ты туда пойдешь, святой отец, позаботься о том, чтобы сделать зарубку на балке, дабы показать, что ты завалил одну из тамошних красоток. От души рекомендую тебе Этель. У нее только одна рука, но она ею такое вытворяет! — Боже всемилостивый, Утред! — пришел в ужас Беокка. — Как ты можешь говорить такие вещи? Если я когда-нибудь женюсь, а я молюсь, чтобы Христос даровал мне такое счастье, я отправлюсь к своей невесте незапятнанным. — Дай Бог, чтобы именно так все и случилось, святой отец, — ответил я, на сей раз вполне серьезно. Бедный Беокка. Он был удивительно некрасив — и все-таки мечтал о семейном счастье. Покамест он не нашел себе супруги, и я сомневался, что когда-нибудь найдет. Наверняка немало женщин не отказались бы выйти за него замуж, несмотря на его косоглазие и прочие уродства — ведь этого священника высоко ценил сам Альфред, — но Беокка ждал, когда его, подобно молнии, поразит любовь. Он с благоговением взирал на красивых женщин, предавался безнадежным мечтам и читал молитвы. «Может быть, — подумал я, — однажды Небеса и впрямь вознаградят его восхитительной невестой». Хотя, по правде говоря, ничего из того, что я слышал о христианских Небесах, не говорило, что в их распоряжении имеются такие радости. Беокка вытащил нас в тот день из «Двух журавлей». Я заметил, что он тайком взглянул на потолочные балки и, казалось, был потрясен количеством зарубок на них. Но он ничего об этом не сказал, а просто повел нас во дворец, где мы отдали привратнику свои мечи. Рагнару велели подождать во дворе, а меня Беокка провел прямо в рабочий кабинет Альфреда. Эта маленькая комнатушка представляла собой часть римского здания, являвшегося сердцем винтанкестерского дворца. Я и раньше бывал здесь, поэтому меня не удивили ни скудная меблировка, ни кучи пергамента, свалившиеся с широкого подоконника. Каменные стены были выбелены, что делало комнату светлой, хотя Альфред почему-то держал в углу дюжину зажженных свечей. На каждой свече виднелись глубокие линии, на расстоянии примерно большого пальца друг от друга. Свечи явно служили не для освещения, потому что лучи осеннего солнца просачивались сквозь большое окно. Мне не хотелось спрашивать, для какой цели они тут нужны — может, Альфред сам расскажет об этом. Я просто предположил, что каждая свеча поставлена в честь одного святого, которому он молился за последние несколько дней, а каждая линия означает грех, который следует сжечь. Альфред очень хорошо запоминал все грехи… Особенно мои. Король был одет в коричневый балахон, делавший его похожим на монаха. Его руки, как и руки Беокки, были перепачканы чернилами. Он выглядел бледным и больным. Я слышал, что его снова жестоко донимают боли в животе, и время от времени он вздрагивал, словно кто-то колол его в брюхо. Однако Альфред приветствовал меня достаточно тепло: — Господин Утред. Полагаю, ты в добром здравии? — Так и есть, мой господин, — ответил я, стоя на коленях. — Надеюсь, и ты тоже? — Бог посылает мне страдания. В них есть некая цель, поэтому я должен радоваться этому. Ярл Рагнар с тобой? — Он ждет снаружи, мой господин. — Хорошо, — кивнул Альфред. — Встань, пожалуйста. Я стоял в единственном свободном уголке, остававшемся в этой маленькой комнатушке. Загадочные свечи занимали много места, да еще Беокка устроился у стены рядом с великаном Стеапой. Я удивился, увидев этого человека. Альфред благоволил к умным людям, а Стеапу едва ли можно было назвать таковым. Он родился рабом, потом стал воином и, по правде говоря, мало на что годился, кроме поглощения эля и истребления врагов короля. Однако, следует признать, там и там ему просто не было равных. А теперь Стеапа стоял за высоким письменным столом короля, донельзя смущенный, будто сомневался, уж не по ошибке ли его сюда позвали. Я думал, что Альфред спросит о моих злоключениях, потому что король любил слушать истории о далеких местах и незнакомых людях, но он даже не коснулся этой темы. Вместо этого Альфред спросил, какого я мнения о Гутреде. Я ответил, что он мне нравится. Это, похоже, удивило короля. — Гутред тебе нравится, несмотря на то что он с тобой сделал? — У него не было особого выбора, мой господин, — возразил я. — Я сказал ему, что король должен быть безжалостным, чтобы защитить свое королевство. — Вот как? — Альфред с сомнением смотрел на меня.