В отведенной ей комнате Малой Башни Романда разливала мятный чай трем другим восседающим, среди которых только одна была от Желтой Айя. С улицы доносился шум празднества, но Романда изо всех сил старалась не обращать на это внимания. Эти три Айз Седай хотели бы видеть на Престоле Амерлин ее, Романду; девчонку же поддержали лишь для того, чтобы власть не досталась Лилейн. Узнай об этом Лилейн, она бы, наверное, удавилась. И теперь, когда Шириам возвела-таки на Престол это дитя, сестры по-прежнему готовы были слушать Романду. Особенно после той возмутительной истории с вручением шали принятым по указу. Наверняка тут не обошлось без Шириам, она со своей кликой давно носилась с этими четырьмя как с писаной торбой. Это ведь ей принадлежала странная идея возвысить Теодрин и Фаолайн над остальными принятыми, ну а где эти, там и две другие. Нахмурившись, Романда подумала о том, что же может задерживать Делану, но ждать ее не стала. Оградив с помощью саидар комнату от подслушивания, она начала говорить. Делана узнает все позже, когда придет, – не это главное. Главное – дать Шириам понять, что, заполучив должность хранительницы летописей, она вовсе не стала всемогущей. В отведенном ей доме на другом конце Салидара Лилейн подавала охлажденное вино четырем восседающим, из которых только одна принадлежала к ее Голубой Айя. Оплетенная саидар комната была защищена от подслушивания. Доносившийся снаружи шум празднества вызывал у нее снисходительную улыбку. Все эти четыре сестры предпочли бы видеть на Престоле Амерлин ее, Лилейн, но выдвигать не рискнули, неудача могла привести к избранию Романды. Такой исход был бы для Лилейн хуже ссылки. Но как бы кусала локти Романда, узнай она, что все эти сестры поддержали девчонку лишь для того, чтобы палантин не оказался на ее плечах. Впрочем, здесь они собрались, чтобы поговорить не о Романде, а о том, как сбить спесь с ухватившей накидку хранительницы летописей Шириам. Ясно ведь, что этот постыдный фарс с возвышением четырех принятых – ее рук дело. Видать, от успеха у Шириам голова вспухла. По мере того как шел разговор, Лилейн все больше недоумевала, куда же подевалась Делана. Ей давно бы пора быть здесь. Делана сидела в своей комнате, уставившись на примостившуюся на краешке кровати Халиму. Имя Аран’гар упоминать не следовало – даже думать об этом и то было страшно. Защитное плетение малого стража окружало не всю комнату, а лишь их двоих. – Это безумие, – произнесла она наконец. – Неужто ты сама не понимаешь? Не могу же я без конца делать вид, будто поддерживаю и тех, и других. Рано или поздно меня разоблачат! – Что поделаешь, время от времени всем приходится рисковать. – Твердость, с которой говорила эта женщина, никак не вязалась с ее кукольным ротиком. – И ты по-прежнему будешь настаивать на том, чтобы Логайна укротили. Укротили или убили. – Легкая гримаса сделала Халиму еще красивее. – Если они хотя бы выведут его из дома, я займусь им сама. Как займется – этого Делана и представить себе не могла, но не сомневалась в том, что добиться своего Халима сумеет. – В толк не возьму, – сказала она, – с чего это ты так боишься человека, которого день и ночь караулят шесть сестер. Халима вскочила с места, в ее зеленых глазах вспыхнула ярость. – Нечего чушь городить, ничего я не боюсь! Я желаю, чтобы Логайн был отсечен от Источника или умерщвлен, – вот и все, что тебе нужно знать. Понятно? Делана не в первый раз подумала о том, чтобы прикончить Халиму, но почему-то чувствовала, что при первой же попытке погибнет сама. Стоило Делане обнять саидар – и Халима, хоть она и не умела направлять Силу, тут же об этом узнавала. Каким образом – оставалось тайной. Хуже того, Делана понимала, что Халима не убивает ее лишь потому, что нуждается в ее услугах. А значит, не убьет, даже если заподозрит неладное, – но о том, что она сделает в этом случае, страшно было даже подумать. Все потому, что она так и не смогла набраться решимости убить эту женщину – там и тогда. – Да, Халима, – покорно промолвила Делана, ненавидя себя за эту покорность. – Вот так в самый раз, – сказала Суан, державшая чашку, в то время как Лилейн подливала ей в чай крепкого бренди. Солнце уже клонилось к закату, но шум на улицах не смолкал. – Ты представить себе не можешь, что за утомительное занятие учить этикету эту неотесанную девицу. Ей кажется, что если она будет вести себя как Мудрая в ее родной деревне, то все будет в порядке. Она и Совет представляет себе чем-то вроде Круга женщин. Лилейн сочувственно поохала: – Так ты говоришь, она жаловалась на Романду? Суан пожала плечами: – Не то чтобы жаловалась, а… бурчала: дескать, из-за Романды все сиднем сидят здесь, вместо того чтобы взять да выступить на Тар Валон. О Свет, нрав у этой девчонки что у птицы-рыболова в брачный сезон. Сладу с ней нет. Взять бы ее за шкирку да встряхнуть как следует, но нельзя. Что ни говори, теперь она носит палантин. В общем, как только я закончу ее учить, с меня хватит. Помнишь?.. Мысленно улыбаясь, Суан следила, как жадно впитывает Лилейн ее слова. Глотает и чайком запивает. Впрочем, наживка содержалась уже в первой фразе. Насчет невоздержанного нрава Суан добавила от себя, но полагала, что это будет небесполезно, – глядишь, восседающие будут держаться с Эгвейн малость поосторожней. К тому же она не солгала. Суан знала, что ей самой уже не бывать Амерлин, и столь же твердо знала, что все попытки манипулировать Эгвейн будут такими же бесплодными, какими в свое время были попытки манипулировать ею. И закончатся столь же плачевно. Учить Амерлин тому, что значит быть Амерлин, и впрямь занятие не из легких, но… Она предчувствовала, что Эгвейн ал’Вир станет такой Амерлин, что одно ее имя заставит содрогаться троны. – Ну а как насчет моего блока? – спросила Найнив, и Романда бросила на нее хмурый взгляд. В соответствии с расписанием, установленным Желтыми сестрами, они находились в Малой Башне, в покоях, отведенных Романде. С улицы доносились музыка и смех, что, похоже, Романде изрядно досаждало. – Прежде ты не выказывала такого рвения. Я слышала, будто ты сказала Дагдаре, что нынче ты тоже Айз Седай, а она пусть сунет голову в пруд, чтобы малость поостыть. К щекам Найнив прилила кровь, но она сдержалась. – Может быть, я только сейчас поняла, что сделаться Айз Седай еще не значит, что я обрела способность направлять Силу лучше, чем раньше. – Айз Седай… – хмыкнула Романда. – Далеко тебе еще до того, чтобы… Ну да ладно, попробуем что-нибудь еще. Попрыгай-ка на одной ножке. Только при этом не молчи. – Все еще хмурясь, Романда присела на резное кресло рядом с кроватью. – Рассказывай какие-нибудь сплетни. Так, легкий разговор о всякой ерунде. Вот, например, о чем хотела поговорить Амерлин с Лилейн? Найнив чуть не взорвалась от негодования – что за вздор заставлять ее прыгать на одной ножке? – но, вспомнив, что находится здесь вовсе не из-за блока, снова сдержалась. Приподняв подол, начала скакать. – Эгвейн… Амерлин… говорила не много. Что-то насчет необходимости оставаться в Салидаре… Обмолвка была, разумеется, не случайной. Найнив надеялась, что, если назвать Амерлин просто по имени, это сработает лучше. – Я думаю, это сработает лучше, Шириам, – сказала Илэйн, вручая перекрученное, испещренное крапинками синее с красным кольцо, изготовленное из того, что еще сегодня утром являлось камнем. По правде говоря, от тех, что были сделаны ею прежде, оно ничем не отличалось. Две женщины стояли в стороне от веселившейся толпы, в створе залитого красноватыми солнечными лучами узкого проулка. Совсем неподалеку пищали скрипки и пели флейты. – Спасибо, Илэйн. – Шириам, не глядя, засунула тер’ангриал в поясную суму. При всей неизменной безмятежности Айз Седай несколько раскраснелась – Илэйн нашла ее в самой гуще танца, – но взгляд раскосых зеленых глаз, некогда, в бытность ее послушницей, вызывавший у Илэйн дрожь в коленках, был как всегда сосредоточен и строг. – Почему-то мне кажется, Илэйн, что ты пришла ко мне не из-за этого. Илэйн поморщилась и покрутила на правой руке кольцо Великого Змея. На правой – это помогло вспомнить, что теперь она тоже Айз Седай. – Дело в Эгвейн… то есть в Амерлин. Мне кажется, я должна поговорить об этом с тобой. Ее что-то тревожит, и я надеюсь, что ты сможешь ей помочь. Ты ведь хранительница летописей, к кому же еще мне обратиться? В последнее время я ее совсем не понимаю. Ты знаешь, какова Эгвейн, ей хоть ногу отрежь, все одно жаловаться не станет. Но волнуется она, как я думаю, из-за Романды, хотя слышала что-то и насчет Лилейн. Вроде бы обе насели на нее и твердят, будто оставаться в Салидаре и дальше слишком опасно. – Но это правда, – медленно произнесла Шириам. – Насчет опасности не уверена, но я бы и сама посоветовала здесь не засиживаться. Илэйн беспомощно развела руками: – Я знаю. Она говорила, что ты советуешь то же самое, но… Конечно, в этом Эгвейн ни за что бы не созналась, но мне кажется, она немного побаивается их обеих. Теперь она, конечно же, Амерлин, но, сдается мне, в их присутствии до сих пор ощущает себя послушницей. Возможно, она опасается, что если последует их совету, пусть даже вполне разумному, то они захотят и впредь распоряжаться ее поступками. А она… Шириам, она боится, что если сейчас скажет «да», то в другой раз не сможет сказать «нет». И… по правде сказать, этого боюсь и я. Она – Престол Амерлин, а Амерлин не должна, не может подчиняться ни Романде, ни Лилейн, ни кому бы то ни было. Ты одна можешь ей помочь. Я не знаю как, но, кроме тебя, некому. Шириам молчала так долго, что Илэйн начала опасаться, уж не заявит ли она сейчас, что все это нелепые выдумки. – Я сделаю все, что в моих силах, – произнесла наконец хранительница летописей. У Илэйн вырвался вздох облегчения. Подавшись вперед, Эгвейн положила руки на борта вместительной медной ванны. Чеза терла ей спину и беспрерывно что-то щебетала – у Эгвейн в одно ухо влетало, в другое вылетало. Конечно, она предпочла бы настоящую баню этой лоханке с мыльной, надушенной цветочным маслом водой. После айильских палаток-парилен такой способ очищать тело казался странным. Так или иначе Эгвейн сделала свой первый шаг в качестве Амерлин. Пусть противник и превосходит ее числом, она выстроила свое войско и повела его в наступление. Помнится, Руарк говаривал, что, когда начинается битва, вождь перестает контролировать события. Вот и ей теперь оставалось только ждать. – И все же, – тихонько промолвила она, – думаю, Хранительницы Мудрости имели бы основания мною гордиться. Глава 38 Неожиданный холодок Раскаленное солнце за спиной Мэта поднималось к зениту, и он радовался тому, что широкополая шляпа дает хоть немного тени. Алтарский лес был гол, словно зимой, и бур – хуже, чем зимой. Сосны, болотные мирты и прочие вечнозеленые деревья пожухли, а лиственные – дубы, ясени и смолистые стираксы – и вовсе облетели. Полдень еще не наступил, худшая жара ждала впереди, и сейчас Отряд ехал словно сквозь горнило раскаленной печи. Кафтан Мэта был брошен поверх седельных сум, но рубаха так пропиталась потом, что прилипла к телу. Под копытами Типуна похрустывал сухой папоротник и шуршала палая листва, густым слоем покрывавшая землю. Этот шелест и сопровождал движение Отряда. Навстречу не попадалось даже белки – лишь редкие птицы порхали с ветки на ветку. Зато всяческого кусачего гнуса и мух было полно, словно в разгар лета, а не за месяц до Празднества Света. По правде сказать, между этими местами и тем, что Мэт видел на берегах Эринин, особой разницы не было, но почему-то именно здесь он испытывал особенную тревогу. Неужто весь мир погружается в пекло? Авиенда, закинув за спину узел, вышагивала рядом с Типуном. Высохшие деревья и надоедливые мошки кусименя ничуть ее не заботили, ступала она, несмотря на толстую неуклюжую юбку, легко и почти бесшумно. И при этом внимательно присматривалась к окружающим деревьям: по-видимому, разведчики Отряда не внушали ей ни малейшего доверия. Ехать верхом она отказалась, – впрочем, Мэт, зная отношение айильцев к лошадям, особо и не настаивал. Особенных хлопот от Авиенды покуда не было, если не считать того, что на каждом привале она принималась с вызывающим видом точить свой нож. Правда, без происшествий все же не обошлось – Олвер, с самого начала не спускавший с Авиенды настороженных глаз, на второй вечер бросился на нее с ножом. – Они убили папу! – истошно кричал мальчонка. Конечно же, Авиенда просто отобрала у него нож, а Мэт еще и отшлепал, после чего попытался втолковать Олверу разницу между Шайдо и прочими айильцами, хотя и сам не слишком хорошо понимал, в чем она заключается. Олвер по-прежнему хмуро косился на Авиенду – он ненавидел всех айильцев. Но и она – Мэт решительно не мог понять почему – поглядывала на паренька с беспокойством. Деревья были достаточно высоки, и ветерок поддувал под облетевшими кронами, но знамена – и флаг Отряда, и Драконов стяг, и так называемое знамя ал’Тора с древним символом Айз Седай – обвисли, и изображенные на них символы невозможно было разглядеть. Может, оно и к лучшему. Седой старший знаменщик нес флаг с эмблемой красной руки; при нем был узкоглазый малый с еще большим, чем у Дайрида, количеством шрамов, он настоял на том, что часть дня и он станет держать знамя. В помощь другим знаменосцам Талманес с Дайридом выделили двух молодых солдат, которые, несмотря на юношеские лица, показали себя вполне надежными воинами. За те три дня, пока Отряд плелся через алтарский лес, навстречу не попалось ни одного принявшего Дракона. Как, впрочем, и никого другого. Мэту хотелось, чтобы так продолжалось и дальше, покуда они не доберутся до самого Салидара. Помимо предстоящей встречи с Айз Седай его основательно беспокоила Авиенда – как бы и вправду не полоснула Илэйн по горлу. Не зря же она без конца точит свой проклятый нож. Чего доброго, придется тащить ее в Кэймлин под стражей, а дочь-наследница, со своей дурацкой спесью, будет без конца требовать, чтобы он, Мэт, эту Авиенду вздернул. Ох уж этот Ранд со своими проклятущими девицами, от них одна морока. Мэт полагал, что все, замедляющее продвижение к тому котлу с неприятностями – который, по его убеждению, ждет их в Салидаре, – идет на пользу делу. И ранние привалы, и поздние подъемы, и фургоны с припасами, кое-как тащившиеся в хвосте колонны, – все к лучшему. К сожалению, двигаться медленнее было попросту невозможно. И, как предупреждал Ванин, рано или поздно они все равно на что-нибудь да наткнутся. Стоило Мэту о нем подумать, как толстый разведчик – легок на помине – появился среди деревьев. Его сопровождали четыре всадника – до рассвета он уехал с шестью. Мэт поднял руку, сжал кулак, давая знак остановиться, и по колонне прокатился гул голосов. Первый же приказ, когда Отряд вышел из врат, созданных Рандом, на ночной луг, гласил: «Никаких барабанов, никаких труб, никаких флейт и никаких – чтоб им сгореть – песен!» Поначалу некоторые солдаты кривились, но уже после первого дня похода через лес, где и в ста шагах не разглядеть никого и ничего, от недовольства не осталось и следа. Держа копье поперек седла, Мэт дождался, пока Ванин подъехал и коснулся лба костяшками пальцев. – Ты их нашел? Лысеющий толстяк скособочился в седле и сплюнул. Потел он так, что, казалось, вот-вот растает. – Нашел – едва ушел. Милях в восьми-десяти к западу. Там, в лесу, оказывается, засели Стражи. Один такой налетел как вихрь невесть откуда – разве в таком плаще его углядишь? – хватанул Мара прямо из седла, да и был таков. Помял, конечно, беднягу, но не убил – это я сам видел. Думаю, и Ладвин пропал по той же причине. – Выходит, они о нас уже знают, – пробормотал Мэт. Он не рассчитывал, что пленные разведчики смогут утаить что-либо от Стражей, не говоря уже об Айз Седай. Впрочем, рано или поздно Айз Седай должны были все узнать – просто хотелось, чтобы это случилось попозже. Мэт попытался прихлопнуть назойливого синего слепня, но тот с жужжанием отлетел, оставив на его запястье пятнышко крови. – Сколько? Ванин снова сплюнул: – Да уж больше, чем я рассчитывал. Мне пришлось пешком пробраться в деревню – так вот, там и шагу ступить нельзя, чтобы не наткнуться на Айз Седай. Их сотни две-три, а то и все четыре. Я не считал, была охота привлекать к себе внимание! – Не успел Мэт переварить это известие, как разведчик выложил еще одну потрясающую новость: – У них и войско есть. Стоит лагерем к северу от деревни. Сильное войско – раза в два больше нашего.