Сунув письмо в руку Мэту, он поспешно вышел из палатки. Авиенда двинулась было следом и открыла рот, но тут же сжала зубы, зажмурилась и вцепилась в подол. «Так вот откуда ветер дует, – сообразил Мэт. – Стало быть, и она хочет поговорить с Илэйн». И как только Ранда угораздило угодить в такой переплет? Ведь кто-кто, а он всегда умел обходиться с женщинами. Ранд и еще Перрин. Впрочем, это не его, Мэта, забота. Он рассеянно повертел в руке письмо. Имя Тома было выведено женской рукой, а на печати змей кусал себя за хвост. Чудно`, с чего бы это какой-то Айз Седай писать старому менестрелю? Однако и это не его забота. Бросив письмо на стол, он взялся за трубку и кисет. – Олвер, – распорядился Мэт, набивая трубку табаком, – позови сюда Талманеса, Налесина и Дайрида. – Да, Мэт, – отозвался из-за входного клапана мальчонка и припустил бегом. Авиенда подняла на Мэта глаза, но первым заговорил он: – Давай условимся: пока ты путешествуешь с Отрядом, ты находишься под моим командованием. Мне неприятности не нужны, так что будь любезна их не устраивать. «А вздумаешь устроить, – подумал Мэт, – я доставлю тебя к Илэйн привязанной к вьючному седлу, пусть для этого потребуются усилия десятка солдат». Авиенда хмыкнула: – Я умею подчиняться… военный вождь. Но и ты запомни: не все женщины такие, как у вас в мокрых землях. Тот, кто вздумает силком усадить женщину на лошадь, запросто может получить нож между ребер. Мэт чуть не выронил трубку. Айз Седай не умели читать мысли, иначе его шкура давным-давно украшала бы какую-нибудь стену в Белой Башне, но, может быть, айильские Хранительницы Мудрости… «Нет, конечно же, нет. Тут просто какая-то женская хитрость». Он наверняка сможет сообразить, что к чему, стоит только пораскинуть мозгами. Но не больно ему это нужно. Прокашлявшись, он сунул в зубы незажженную трубку и принялся разглядывать карту. По всей видимости, Отряд мог бы добраться с той поляны до Салидара за день, но Мэт не собирался спешить. Два дня, а то и три. Пусть Айз Седай узнают о его приближении, не следует пугать их сверх меры. Одному Свету ведомо, на что способны испуганные Айз Седай. Даже при наличии серебряного медальона Мэту не хотелось иметь дела с испуганными Айз Седай. Мэт почувствовал на затылке взгляд Авиенды и услышал скрежещущий звук: усевшись, скрестив ноги, в уголке, она принялась править свой нож на точильном камне, время от времени посматривая на Мэта. Вскоре пришли Налесин, Талманес и Дайрид. – Значит, так, – с ходу заявил им Мэт. – Мы собираемся малость пощекотать Айз Седай, выручить из беды одну упрямицу, а другую зазнайку усадить на Львиный трон. Ах да, это Авиенда. Ежели кто не так на нее взглянет, она, чего доброго, перережет ему горло. А может, по ошибке перережет свое. Авиенда расхохоталась, – видать, шутка Мэта пришлась ей по нраву. Но точить нож она не перестала. Какое-то время Эгвейн не могла понять, почему боль перестала усиливаться. Затем, пошатываясь и сотрясаясь от рыданий, она поднялась на ноги. Слезы струились по ее лицу, бедра и ягодицы горели. Обнаженная, то и дело всхлипывая, стояла она посреди палатки под взглядами попивавших чай женщин. Стоять было тяжело; и Эгвейн не знала, долго ли она проплакала. Сорилея, Эмис и Бэйр холодно смотрели на нее, да и не они одни, хотя большинство, сидя или лежа на подушках, переговаривались друг с другом. Благодарение Свету, все присутствующие, включая разносившую чай стройную гай’шайн, были женщинами – Хранительницами Мудрости и ученицами, которым она лгала, выдавая себя за Айз Седай. К ее признанию они отнеслись по-разному. Худощавая желтоволосая Косайн из Станового Хребта, из Миагома, угрюмо заявила, что Эгвейн не имеет к ней тох. То же самое сказала и Эстейр, хотя обе решили остаться попить чаю. А вот Аэрон, похоже, готова была разорвать ее на части, да и Суранда… Сквозь туманившие глаза слезы Эгвейн взглянула на разговаривавшую с Хранительницами Мудрости Суранду. Та оказалась совершенно безжалостной; правда, и многие другие от нее не отставали. Кожаный, в ладонь шириной ремень, найденный Эгвейн в одном из сундуков, был упругим и хлестким, а руки у этих женщин крепкими. И каждая отвесила Эгвейн не меньше полудюжины ударов. Такого стыда Эгвейн не испытывала никогда в жизни. И дело было не только в том, что она стояла перед ними голая и рыдала, словно ребенок. И даже не в том, что они, когда не лупили сами, наблюдали за поркой. Больше всего Эгвейн стыдилась собственной слабости – даже айильская девчонка оказалась бы куда более стойкой. Впрочем, вряд ли бы какой девчушке пришлось испытать такой позор, но все же… – Все? – Неужели этот дрожащий, запинающийся голос принадлежит ей? Как, наверное, смеялись бы эти женщины, узнай они, с каким трудом удалось Эгвейн собрать остатки самообладания. – Только ты сама знаешь цену своей чести, – бесстрастно ответила Эмис, державшая ремень за широкую пряжку. Беседовавшие притихли. У Эгвейн перехватило дыхание. Так, значит, достаточно ей сказать, что все кончено, и все будет кончено? Она могла покончить с этим, получив по одному удару от каждой женщины. Она могла… Морщась от боли, Эгвейн опустилась на колени, а потом растянулась на коврах. Она сунула руки под подол юбки Бэйр, обхватив ее мягкие сапожки и чувствуя под пальцами костлявые лодыжки Хранительницы. На сей раз она непременно сохранит мужество, не дрогнет духом. На сей раз она не закричит, не будет плакать, не станет брыкаться и дергаться, ни за что не станет… Однако ремень так и не ударил ее. Подняв голову, Эгвейн сморгнула слезы и спросила: – Чего вы ждете? – Голос ее еще дрожал, но в нем чувствовалась и нотка гнева. Пожалуй, не только нотка. Как они могут в довершение ко всему еще и заставлять ее ждать? – Делайте свое дело, да поскорее. Может, вы забыли, что сегодня мне предстоит отправиться в путь? Эмис бросила ремень на ковер: – Эта женщина не имеет тох ко мне. – Эта женщина не имеет тох ко мне, – прозвучал голос Бэйр. – Эта женщина не имеет тох ко мне, – произнесла Сорилея и, склонившись над Эгвейн, убрала с лица девушки влажные волосы. – Я всегда знала, что у тебя сердце Айил. Ты исполнила свой тох. А теперь вставай, девочка, пока мы не подумали, что ты хвастаешься. Потом Хранительницы помогли Эгвейн подняться, утерли ее слезы и вручили носовой платок, чтобы она могла высморкаться. Другие женщины по очереди подходили к ней – каждая объявляла, что Эгвейн не имеет к ней тох, после чего следовали объятия и улыбки. Эти улыбки поразили Эгвейн больше всего – Суранда, так та просто лучилась. Правда, уже в следующее мгновение девушка поняла, в чем дело. Будучи исполненным, тох переставал существовать, а вместе с тох исчезала и породившая его причина. Исчезала напрочь, будто ее и не было. Наверное, помогло и то, как повела она себя под конец. Может, поначалу она и не проявила должной твердости духа, но в конце концов все исправила. И насчет сердца Айил Сорилея не ошиблась. Частица ее сердца останется айильской навсегда. Постепенно Хранительницы Мудрости и ученицы разошлись. По обычаю, им следовало остаться с Эгвейн подольше, но у девушки просто-напросто не было времени. В конечном итоге с ней остались лишь Сорилея и обе ходящие по снам. К тому времени объятия и улыбки уже иссушили слезы Эгвейн, но губы ее по-прежнему подрагивали. Она все же сумела улыбнуться, хотя ей снова хотелось плакать, пусть уже по другой причине. Отчасти по другой причине – она просто сгорала от нетерпения. – Я буду скучать по вам. – Глупости, – фыркнула Сорилея. – Пусть даже они скажут, что тебе не бывать Айз Седай, невелика беда. Вернешься к нам и станешь моей ученицей. С твоими-то способностями ты уже годика через три-четыре заполучишь целый холд. Я, признаюсь, даже мужа для тебя присмотрела. Это Тарик, младший правнук моей правнучки Амарин. Думаю, со временем он станет вождем клана, так что я на твоем месте присмотрела бы сестру-жену заранее. Ему ведь потребуется и хозяйка крова. – Спасибо, – рассмеялась Эгвейн. Похоже, если салидарские сестры отошлют ее прочь, ей есть куда податься. – А мы с Эмис будем встречаться с тобой в Тел’аран’риоде, – сказала Бэйр, – и рассказывать обо всем, что произойдет здесь. И о Ранде ал’Торе тоже. Нынче тебе предстоит идти в Мир снов своим путем, но потом, если захочешь, я продолжу тебя учить. – Еще как хочу! – воскликнула Эгвейн, подумав, что это будет возможно, лишь если Айз Седай хотя бы подпустят ее к Тел’аран’риоду. Впрочем, нет, не пустить ее в Мир снов им не удастся. Они много чего могут, но только не это. – Пожалуйста, – попросила она, – приглядывайте за Рандом и этими Айз Седай. Не знаю, что за игру он затеял, но нутром чую: они опаснее, чем ему кажутся. Эмис об учении говорить не стала, – видимо, даже исполнение тох не заставило ходящую по снам забыть, что Эгвейн нарушила ее указания. Она лишь сказала: – Думаю, Руарк пожалеет о том, что его здесь не было. Он отправился на север, чтобы самому присмотреть за Шайдо. Но не бойся, при первой же встрече он предоставит тебе возможность исполнить тох и по отношению к нему. Эгвейн чуть не ахнула и поспешно прикрыла лицо платком. Ну конечно, она и думать забыла о Руарке. Но ведь, наверное, не обязательно исполнять свой тох к нему именно таким способом. Может, сердце у Эгвейн и было отчасти айильским, но сейчас она судорожно пыталась придумать какую-нибудь другую возможность. Наверняка такая найдется, а как же иначе? К тому же до ближайшей встречи с Руарком у нее, скорее всего, уйма времени. – Я буду очень признательна, – произнесла Эгвейн слабым голосом, припомнив, что не ответила еще перед Мелэйн. И перед Авиендой. О Свет, а она-то думала, что с этим покончено. Но ведь должен, должен существовать другой способ! Бэйр открыла рот, но ее перебила Сорилея: – Надобно дать девочке одеться. Ей ведь еще собираться в дорогу. Бэйр осеклась, Эмис поджала губы. Видать, ни той ни другой задуманное Эгвейн не нравилось. Более чем не нравилось. Возможно, они предпочли бы остаться и попытаться отговорить ее, но Сорилея забормотала себе под нос что-то насчет дурех, пытающихся помешать женщине делать то, что она считает нужным. Младшие Хранительницы – Бэйр было лет семьдесят, если не восемьдесят, но в сравнении с Сорилеей и она могла считаться молодой – обняли на прощание Эгвейн и удалились со словами: – Да обретешь ты всегда воду и прохладу. Сорилея чуть задержалась: – Ты все-таки подумай о Тарике. Я бы на твоем месте пригласила его в парильню да пригляделась как следует. Ну да ладно, нынче тебе не до того. Главное, помни: мы всегда пугаемся больше, чем нам бы хотелось, но зачастую оказываемся смелее, чем ожидали. Прислушивайся к своему сердцу, и никакие Айз Седай ничего не смогут с тобой поделать. Оставаться собой – вот в чем все дело. Они не так уж могущественны, как мы думали раньше. Да обретешь ты всегда воду и прохладу, Эгвейн. Прислушивайся к своему сердцу. Оставшись одна, Эгвейн некоторое время стояла, молча уставясь в пространство. Прислушиваться к сердцу? Ну что ж, может, у нее и впрямь больше храбрости, чем думалось ей самой. Она исполнила все, что от нее требовалось, айильцы признали ее своей. Но хотя Айз Седай в некоторых отношениях отличаются от Хранительниц Мудрости, в суровости они им никак не уступают. И когда им станет известно, что она выдавала себя за Айз Седай, снисхождения ждать не придется. Если они еще не узнали. Трудно придумать другое объяснение столь срочному вызову. Но в конце концов, у айильцев не принято признавать себя побежденным до начала сражения. «А коли сдаваться без боя я не собираюсь, – с усмешкой сказала себе Эгвейн, – стоит ввязаться в драку». Глава 34 Путь в Салидар Эгвейн умыла лицо. Дважды. Затем она отыскала свои седельные сумы и принялась складывать вещи. Все вроде бы мелочи: гребешки, зеркальца, шкатулочка для рукоделия – резная, позолоченная коробочка, наверняка принадлежавшая прежде какой-нибудь леди, кусочек белого мыла с ароматом розы, чистые чулки, сорочки, носовые платки и… В конце концов вместительные сумы оказались забитыми так, что ей с трудом удалось их закрыть. Несколько платьев, плащей и айильскую шаль пришлось сложить в отдельный узел и аккуратно перевязать его веревкой. Лишь после этого Эгвейн огляделась по сторонам: не забыла ли чего? Все здесь принадлежало ей – и ковры, и подушки, и чудесный умывальник, и прекрасные резные сундуки. Саму палатку, и ту ей подарили. Жаль, что с собой всего этого не увезешь. Поймав себя на мысли о сундуках, Эгвейн решила, что таким образом она невольно пытается оттянуть самое неприятное, и рассердилась. – Коли считаешь, что у тебя сердце Айил, так изволь не трусить. Выяснилось, что если как следует попрыгать, то чулки можно натянуть и не присаживаясь – чего бы ей, ясное дело, совсем не хотелось. За чулками последовали крепкие, как раз для дальней дороги, башмаки и белая нежная шелковая сорочка. И только потом Эгвейн натянула темно-зеленое дорожное платье. Удобное, для верховой езды лучше не придумаешь, одна беда – больно уж плотно облегавшее в бедрах и этим неприятно напоминавшее, что сидеть она еще долго не сможет. Не было смысла выходить из палатки, да Эгвейн и в любом случае предпочла бы этого не делать. Скорее всего, Бэйр и Эмис уже ушли к себе, но вдруг они все же где-нибудь рядом. И, не ровен час, увидят, что она станет делать. Это может обидеть их – если у нее получится. Ну а если нет… Тогда ее ждет долгая дорога. Нервно потерев ладони, Эгвейн обняла саидар. Единая Сила давала возможность более чутко ощущать все, включая собственное тело. А ощущать его так ей вовсе не нравилось. Эгвейн с удовольствием сделала бы все побыстрее и отпустила Источник, но в таком деле, новом и неизведанном, торопиться нельзя. Она направила Силу, сплетая потоки Духа – так, как ей представлялось правильным. Воздух возле сотворенного ею плетения слегка замерцал, будто туманом огораживая половину помещения. Там, если, конечно, она не дала маху, должно было находиться созданное ею отражение палатки в Тел’аран’риоде – полностью соответствующее тому, что существовало наяву, до такой степени, что одно могло быть другим. Но существовал только один способ проверить, не ошиблась ли она. Перекинув седельные сумы через плечо, Эгвейн взяла узел под мышку, ступила сквозь мерцающий барьер и отпустила саидар. Она сразу поняла, что находится в Тел’аран’риоде: хотя в палатке было светло, зажженные наяву лампы здесь не горели. И очертания предметов – умывальника, сундука – почти неуловимо, но непрерывно менялись. Она вступила в Тел’аран’риод во плоти. Впрочем, ощущения были почти такими же, как и когда она бывала здесь во снах. Вынырнув наружу, Эгвейн осмотрелась. Желтая, в три четверти луна освещала затихший лагерь – костры не горели, и возле палаток не было движения – и видневшийся вдали окутанный тенями Кайриэн. Теперь оставалось лишь добраться до Салидара. Эгвейн уже думала об этом, но пока не была уверена, что путешествие окажется легким. Все зависело от того, сумеет ли она управиться со своими ощущениями так же, как удавалось ей, будучи частицей Мира снов. Сосредоточившись на том, что ей следовало найти, Эгвейн обогнула палатку и улыбнулась. Так и есть – там стояла Бела. Приземистая косматая кобылка, на которой она давным-давно уехала из Двуречья. Сон это или не сон, но лошадка радостно заржала и потянулась к девушке носом. Выронив свою ношу, Эгвейн обняла лошадиную голову.