Крик замер, словно в отдалении. «Возвращайся! – в ярости вскричал Ранд. – Какая смерть? Ответь, чтоб тебе сгореть!» Тишина. Ранд неуверенно пошевелился. Знание знанием, но не очень-то приятно слушать, как давным-давно умерший человек в твоей голове говорит о смерти. Чувствуешь себя нечистым, словно оскверненным тронувшей саидин порчей. Кто-то коснулся его руки. Ранд вздрогнул и едва вновь не ухватился за саидин, но удержался, поняв, что это Авиенда. Одеваться ей пришлось наскоро, но выглядела девушка так, словно битый час укладывала волосок к волоску. Многие почитали айильцев бесчувственными, но были не правы. Сдерживать свои порывы айильцы и впрямь мастера, однако, если уметь, и по их лицам можно читать. Сейчас Авиенда разрывалась между гневом и участием. – С тобой все в порядке? – спросила она. – Да, – отозвался Ранд. – Я просто задумался. В известной степени это было правдой. «Ответь мне, Льюс Тэрин, – мысленно взывал он. – Вернись и ответь». К сожалению, Авиенда поймала его на слове. Раз все в порядке – и тревожиться нечего… Она подбоченилась. Возможно, Ранд и не понимал женщин, ни айильских, ни двуреченских, ни прочих, но одно знал точно: коли женщина упирает кулаки в бока, жди неприятностей. Насчет светильников он мог бы и не беспокоиться: глаза Авиенды прямо-таки полыхали яростью и вполне могли освещать комнату. – Ты снова ушел без меня! Я обещала Хранительницам Мудрости всегда оставаться рядом с тобой, а ты вынуждаешь меня нарушить обещание. Теперь у тебя тох ко мне, Ранд ал’Тор. Нандера, отныне мне должны сообщать, куда и когда он направляется. Я должна сопровождать его, и ему не следует уходить без меня. Поколебавшись, Нандера кивнула: – Будь по-твоему, Авиенда. – Эй! – воскликнул Ранд, уставясь на женщин. – Это еще что такое? Никто никому не вправе рассказывать о моих приходах и уходах без моего на то разрешения. – Я дала слово, Ранд ал’Тор, – спокойно ответила Нандера и твердо взглянула ему в глаза. – И я, – поддержала ее Джалани столь же ровным голосом. Ранд открыл было рот, но захлопнул его снова. Проклятый джи’и’тох. Нет смысла напоминать им, что он Кар’а’карн. Авиенда, так та даже слегка удивилась, с чего это ему вздумалось возражать; для нее все было заранее решено. Ранд поежился, но вовсе не из-за Авиенды или упрямых Дев. Ощущение оскверненности не проходило и даже несколько усилилось. Может быть, Льюс Тэрин вернулся? Ранд мысленно позвал его, но ответа не было. Послышался стук, и в дверном проеме появилась и, по обыкновению, тут же присела в глубоком реверансе госпожа Харфор. Несмотря на ранний час, главная горничная была тщательно причесана и одета – каким-то образом ей удавалось выглядеть так в любое время суток. – Милорд Дракон, лорд Башир счел необходимым как можно скорее известить вас о том, что вчера в полдень в город прибыли леди Аймлин и лорд Кулхан, они остановились у лорда Пеливара. Часом позже прибыла леди Арателле с большой свитой. Лорд Барел и лорд Мачаран, леди Сергас и леди Негара приехали ночью, по отдельности, все – с небольшим сопровождением. Никто из них не явился во дворец засвидетельствовать свое почтение. – Все это она изложила невозмутимым тоном, исключавшим ее собственную оценку. – Хорошие новости, – отозвался Ранд. Так оно и было, пусть даже никто из названных особ не спешил выразить ему почтение. Аймлин и ее муж Кулхан обладали едва ли не таким же влиянием, как и сам Пеливар, а Арателле превосходила могуществом кого бы то ни было, кроме Дайлин и Луана. Остальные были из Домов рангом пониже, из них лишь Барел являлся верховной опорой своего Дома. Но не в том суть – в город стали собираться вельможи, в свое время выступившие против «Гейбрила». Что Ранду на руку – если только он сумеет разыскать Илэйн прежде, чем эти лорды и леди решат изгнать его из Кэймлина. – Есть и еще кое-что. – С этими словами госпожа Харфор протянула Ранду письмо, запечатанное голубой печатью. – Доставлено вчера поздно вечером, милорд Дракон. И привез его какой-то мальчишка, конюх. Оборванный и грязный. Госпожа Волн не слишком обрадовалась, когда, явившись на аудиенцию, не застала вас на месте. – На сей раз в голосе Рин Харфор слышалось явное неудовольствие, хотя трудно сказать, что было тому причиной: досада Госпожи Волн, необязательность Ранда или способ передачи послания. Ранд вздохнул. Он и думать забыл о том, что и здесь, в Кэймлине, тоже обретаются посланцы Морского народа. А вздохнув, вспомнил о письме, врученном ему в Кайриэне, и извлек его из кармана. Зеленая и голубая печати были почти одинаковы: оттиск на каждой походил на пару сплющенных чаш, орнаментированных волнистыми линиями, перебегавшими с одной на другую. И каждое письмо было адресовано Корамуру. Не иначе как они кличут так Возрожденного Дракона. Первой Ранд сломал синюю печать. Письмо не содержало даже обычного приветствия и вовсе не походило на послание, обращенное к Дракону Возрожденному. Если ты, будь на то воля Света, в конце концов вернешься в Кэймлин, то я, раз уж проделала столь долгий путь ради того, чтобы увидеть тебя, постараюсь найти для этого время. Зайда дин Парид Черное Крыло Госпожа Волн клана Кателар Похоже, госпожа Харфор права – Госпожа Волн пребывала не в лучшем настроении. Послание, скрепленное зеленой печатью, оказалось ненамного лучше. Если будет на то воля Света, я готова принять тебя на палубе «Белопенного», чем скорее, тем лучше. Харине дин Тогара Два Ветра Госпожа Волн клана Шодейн – Дурные вести? – спросила Авиенда. – Сам не знаю. – Хмуро разглядывая письмо, он даже не заметил, как госпожа Харфор впустила какую-то женщину в красно-белом одеянии и тихонько перемолвилась с ней парой слов. Ранд не имел ни малейшего желания тратить даже час на встречи с этими Госпожами Волн. Он перечитал все списки и переводы пророчеств о Драконе, какие только сумел отыскать. Все они казались туманными и маловразумительными, но ни одно не содержало даже случайного, мимолетного упоминания о Морском народе. Возможно, Ата’ан Миэйр, живущие на своих кораблях и затерянных в океанской дали островах, окажутся единственным народом в мире, которого не затронет ни его появление, ни Тармон Гай’дон. Надо будет извиниться перед этой Зайдой и – если удастся – спихнуть ее Баширу. Чего-чего, а титулов у него хватит, чтобы польстить любому тщеславию. – Но думаю, ничего страшного. Впущенная госпожой Харфор служанка выступила вперед, опустилась перед Рандом на колени, склонив голову чуть ли не до самого пола, и, высоко подняв обе руки, протянула ему еще одно письмо, свиток плотного пергамента. Ранд заморгал – даже в Тире слуги не вели себя столь подобострастно, а уж тем паче в Андоре. Госпожа Харфор хмуро покачала головой. – Послание для лорда Дракона, – произнесла коленопреклоненная женщина, не поднимая головы. – Сулин? – ахнул он. – Что ты делаешь? Почему на тебе это… платье? Сулин подняла лицо. Выглядела она ужасно – так могла бы выглядеть волчица, пытающаяся казаться ланью. – Такие наряды носят слуги, те, кто исполняет чужие приказания и получает за это плату. – Сулин по-прежнему держала письмо в поднятых руках. – Мне приказано, – продолжила она, – передать это письмо милорду Дракону. Его только что доставил… всадник. Вручил и сразу же ускакал. Главная горничная раздраженно поцокала языком. – Мне нужен прямой ответ, – заявил Ранд, схватив запечатанный свиток. Но стоило Сулин выпустить письмо из рук, как она вскочила и устремилась к выходу. – Сулин, а ну вернись! Объясни, в чем дело! – кричал он ей вслед, но она выбежала за дверь так стремительно, будто была в кадин’сор. На сей раз госпожа Харфор почему-то сердито уставилась на Нандеру: – Говорила же я тебе, что толку из этого не выйдет. И еще говорила – вам обеим! – что если уж она наденет дворцовую ливрею, то и вести себя должна, как подобает дворцовой служанке. Не важно, кем она была прежде, хоть салдэйской королевой! Сделав реверанс и одарив Ранда поспешным «милорд Дракон», главная горничная поплыла к выходу, бормоча что-то насчет «этих ненормальных айильцев». В этом Ранд готов был с ней согласиться. Он перевел взгляд с Нандеры на Авиенду, с той на Джалани, – похоже, они не видели в случившемся ничего странного. – Во имя Света, объясните мне, что происходит? Это ведь Сулин! – Сначала, – сказала Нандера, – мы с Сулин пошли на кухню. Она решила, будто чистить горшки и все такое – как раз то, что ей нужно. Но малый, который там заправляет, заявил, что судомоек у него хватает. Не иначе как решил, что Сулин с ними всеми передерется. Ростом он не выдался, – Нандера указала на подбородок Ранда, – примерно вот такой, но с широченными плечами. Думаю, не уйди мы оттуда, он предложил бы нам танец копий. Ну тогда мы отправились к этой Рин Харфор, вроде бы она здесь хозяйка крова. – По лицу Девы пробежала легкая гримаса – в айильском сознании не находилось места для главной горничной, служанки, которая отдавала приказы другим слугам. Женщина могла быть хозяйкой крова или не быть ею. – Сначала она ничего не поняла, но под конец согласилась. Я уж испугалась, что Сулин передумает, такой у нее был вид, когда Рин Харфор заявила, что ей придется напялить это платье. Но нет, конечно же, она не передумала. Храбрости у Сулин больше, чем у меня. Я бы предпочла сделаться гай’шайн у какого-нибудь новоиспеченного Сейа Дун. – А я, – твердо заявила Джалани, – скорее согласилась бы, чтобы первый брат злейшего врага каждый день бил меня на глазах моей матери в течение целого года и еще одного дня. Нандера неодобрительно сощурилась и уже зашевелила было пальцами, но предпочла все же высказаться вслух: – Ты хвастлива, как Шайдо, девочка. Будь Джалани постарше, эти три сознательных и обидных выпада могли бы обернуться крупными неприятностями, но она лишь зажмурилась, дабы не видеть свидетелей того, как ее пристыдили. Ранд запустил пятерню в волосы: – Рин не поняла, так ты сказала? Вот и я ничего не понимаю. Она что, отреклась от копья? Может, решила выйти замуж за андорца? – В конце концов, вокруг него постоянно происходили невероятные события. – Но какая ей нужда идти в услужение? Золота я могу дать, сколько потребуется. У Джалани чуть глаза из орбит не вылезли; все три женщины вытаращились так, будто именно он и был сумасшедшим. – Сулин исполняет свой тох, Ранд ал’Тор, – решительно заявила Авиенда. Держалась она очень прямо и Ранду смотрела прямо в глаза – ни дать ни взять Эмис. Правда, с каждым днем она все меньше подражала Эмис и кому бы то ни было, ибо обретала свое лицо. – Это тебя не касается. Джалани кивнула в знак согласия. Нандера в разговор не вмешивалась, стояла себе да разглядывала наконечник копья. – Все, что касается Сулин, касается и меня, – возразил Ранд. – Если с ней что-то случится… Он осекся, припомнив разговор, подслушанный перед вылазкой в Шадар Логот. Тогда Нандера обвинила Сулин в том, что та разговаривала с гай’шайн, словно они Фар Дарайз Май. Сулин свою вину признала и сказала, что с этим они разберутся позже. Он не видел Сулин с самого возвращения из Шадар Логота, но не придавал этому значения – решил, что она рассердилась, потому и поручила другим охранять его. И как он не сообразил, в чем дело? Знал ведь, что в отношении джи’и’тох Девы щепетильнее всех айильцев, кроме разве что Каменных Псов и Черных Глаз. С точки зрения джи’и’тох вся эта история представлялась вполне объяснимой. Не будь он так погружен в себя, давно бы разобрался, что к чему. Не зря ведь Авиенда его учила. Хозяйке крова, облаченной в белое одеяние гай’шайн, можно было сколько угодно напоминать, кто она такая, такое считалось не вполне приличным, но позволительным, а иногда даже поощрялось. Однако для членов девяти из тринадцати воинских сообществ все обстояло иначе. Подобное напоминание являлось глубочайшим бесчестьем, одним из немногих способов обрести тох по отношению к гай’шайн. Разрешалось это лишь в особых обстоятельствах, в каких именно – он припомнить не мог. Фар Дарайз Май, конечно же, входили в число тех девяти, а тох по отношению к гай’шайн считался едва ли не самым трудным для исполнения. По-видимому, для этого Сулин решила навлечь на себя позор, по айильским понятиям превосходивший оскорбление, нанесенное ею тем гай’шайн. Это был ее выбор, но такой выбор заставлял Сулин заниматься тем, что она до глубины души презирала; как долго – было ведомо лишь ей самой. Кому, как не Сулин, знать цену чести. Но ведь она сделала то, что сделала, лишь потому, что он, Ранд, не дал ей достаточно времени. – Это моя вина, – заявил он. И тут же понял, что лучше бы промолчал. Джалани устремила на него изумленный взгляд, а Авиенда покраснела от смущения – она постоянно твердила ему, что в рамках джи’и’тох извинения и объяснения не приняты. Если спасение собственного ребенка навлекало обязательство по отношению к кровному врагу, надлежало исполнить его не уклоняясь. Нандера одарила Авиенду более чем пренебрежительным взглядом: – Не думай ты все время о его бровях, он, глядишь, чему-нибудь бы и научился. Авиенда густо покраснела, а Нандера тут же заговорила с Джалани на языке жестов. Джалани от души расхохоталась, отчего румянец на щеках Авиенды разгорелся еще пуще. Ранд испугался, не кончилось бы дело танцем копий, но тут же вспомнил объяснения Авиенды, что ни Хранительницы Мудрости, ни их ученицы не дерутся на поединках. Правда, Авиенда вполне могла надавать Нандере затрещин. Желая предупредить подобный поворот событий, он поспешно спросил: – Но если это я вынудил Сулин сделать то, что она сделала, разве я не имею тох по отношению к ней? Казалось, выставить себя большим дураком, чем он уже успел, невозможно. Ан нет. Ранду это вполне удалось. Лицо Авиенды сделалось пунцовым, а Джалани живо заинтересовалась узором на ковре под ногами. Похоже, степень его невежества огорчила даже Нандеру. Тебе могут сказать, что у тебя есть тох, пусть это и оскорбительно, тебе могут о нем напомнить, но если ты спрашиваешь сам, стало быть, не знаешь. Ну что ж, в конце концов, он не питал иллюзий по поводу своих познаний. И что он мог сделать? Приказать Сулин прекратить исполнять эту смехотворную работу и вновь надеть кадин’сор значило помешать ей исполнить свой тох. Любая его попытка облегчить ее бремя могла нанести урон ее чести. Ее тох был ее выбором. Что-то в этом есть, чувствовал Ранд, хотя что именно – не знал. Надо будет порасспросить Авиенду. Потом, если, конечно, она не умрет от стыда. Судя по лицам всех трех женщин, было ясно, что он и так уже привел ее в крайнее смятение. Свет, вот же угораздило! Размышляя о том, что же все-таки предпринять, Ранд вспомнил о принесенном Сулин письме, которое так и держал в руках. Сунув его в карман, Ранд отстегнул пояс с мечом, положил его поверх Драконова скипетра, но тут же вновь вытащил пергамент. Кто мог отправить письмо с нарочным, который не задержался, даже чтобы перекусить? Снаружи не было никакой надписи, только сам гонец знал, кому предназначалось послание. И печать – какой-то цветок, вытисненный на пурпурном воске, – ничего Ранду не говорила. Пергамент же был плотный, очень дорогой, лучшей выделки. А вот содержание написанного изящным, витиеватым почерком письма вызвало у Ранда задумчивую улыбку. Кузен! Времена нынче непростые, но я ощутила потребность написать вам, дабы заверить в своем расположении и выразить надежду на ответные чувства. Не опасайтесь, я знаю о вас и признаю вас, но нынче многие не одобрили бы любую попытку приблизиться к вам, минуя их. Прошу лишь об одном: согрейте мое доверие пламенем своего сердца. Аллиандре Марита – Чему ты ухмыляешься? – спросила Авиенда, с любопытством поглядывая на письмо. В выражении ее лица по-прежнему был заметен гнев – девушка сердилась на него за то, в какое положение он ее поставил. – Приятно, знаешь ли, получить весточку от человека, который выражается просто и понятно, – ответил ей Ранд.