Нанятый Мераной экипаж, мерно покачиваясь, медленно катил по забитым народом улицам, направляясь к гостинице «Розовый венец». Сама Мерана, кареглазая темноволосая женщина с безмятежным взором, сидела, сложив на коленях руки с тонкими, изящными пальцами, и внешне казалась совершенно спокойной. Но спокойствие это было деланым. Тридцать восемь лет назад ей довелось быть посредницей на переговорах между Тарабоном и Арад Доманом – предполагалось, что они должны положить конец раздорам из-за равнины Алмот. И доманийцы, и тарабонцы плутовали и изворачивались как могли. Трижды переговоры заходили в тупик; мир висел на волоске, а представители и той и другой стороны без конца расточали льстивые улыбки, всячески демонстрируя свою добрую волю. К тому времени, когда высохли чернила на пергаменте, Мерана чувствовала себя так, словно ее спустили с вершины горы, заколотив в бочку. Причем в бочку, утыканную изнутри гвоздями. А в результате вышло, что этот договор не стоил даже шнуров и воска на скрепивших его печатях. Ей хотелось надеяться, что от переговоров, начатых сегодня в королевском дворце, будет больше толку – они просто должны привести к успеху, – но ощущение было такое, словно она вновь побывала в той самой бочке. Мин сидела, откинувшись назад, глаза ее были закрыты. Создавалось впечатление, что эта юная особа никогда не упустит случая поклевать носом. Две другие сестры, сидевшие в экипаже, – спокойная, сдержанная Сеонид, облаченная в зеленую парчу, и стройная, улыбчивая Масури в коричневом платье с цветочным узором по подолу – на прием к Ранду все оделись официально, в цвета своих Айя и не забыв про шали, – то и дело поглядывали на девушку. Мерана не сомневалась: глядя на Мин, они думали о том же, что и она. Сеонид, во всяком случае, должна была догадаться, хотя нет, как раз за нее нельзя поручиться. Эта женщина всегда отличалась методичностью и практичностью, а к Стражам относилась чуть ли не как к породистым волкодавам. И привязанность ее к ним была примерно такой, какую испытывает хозяйка к домашнему любимцу. Наверняка – поняла Масури – та любила потанцевать и вскружить кому-нибудь голову, хотя мигом забывала своего избранника, прослышав о каком-нибудь древнем манускрипте. Сама Мерана не влюблялась со времен Пятого Фалмского договора, но что это такое – не забыла и, приметив обращенный к ал’Тору взгляд Мин, тут же смекнула: эта девица отбросила прочь разум и целиком отдалась порывам сердца. Из этого еще не следовало, что Мин пренебрегла всеми их указаниями и выболтала ал’Тору доверенные ей секреты, но так или иначе о Салидаре он знал. Так же как знал, что там находится Илэйн. Все их увертки и недомолвки его просто-напросто забавляли. Теперь придется следить за каждым своим словом, сказанным в присутствии Мин, что, в совокупности со всем прочим, пугало. Страх был для Мераны непривычным чувством. Правда, ей довелось испытывать его в год смерти Базана – она так и не связала себя узами с другим Стражем, отчасти потому, что не хотела вновь пройти через нечто подобное, отчасти же из-за отсутствия подходящего человека, – но то был последний раз, когда она не просто предчувствовала недоброе, как перед Айильской войной, а боялась. Боялась она и сейчас, и это ей вовсе не нравилось. Все еще могло обернуться удачно, ничего страшного не случилось, но Ранд ал’Тор, сам Ранд ал’Тор внушал ей страх. Качнувшись последний раз, наемный экипаж остановился на конюшенном дворе гостиницы «Розовый венец». Слуги в расшитых розами ливреях бросились открывать дверцы кареты. Обеденный зал был под стать всей гостинице – чудесному трехэтажному зданию из белого камня. На фоне полированных стенных панелей из темного дерева выделялись высокие беломраморные камины. На одной из каминных досок стояли большие позолоченные часы, каждый час мелодично отбивавшие время. Прислужницы в голубых платьях и белых, с вышитыми на них венками из роз фартуках были приветливы, сноровисты и красивы или, во всяком случае, миловидны. Обычно в «Розовом венце» останавливались благородные господа, не имевшие в Кэймлине собственных домов, но сейчас за всеми столами сидели одни лишь Стражи. И Аланна с Верин – несколько поодаль. Будь на то воля Мераны, этим женщинам пришлось бы дожидаться на кухне, со слугами. Остальные сестры куда-то вышли. Нельзя было терять времени. – Если вы не против, – сказала Мин, – я немножко прогуляюсь. Мне бы хотелось посмотреть город, пока не стемнело. Мерана дала согласие, а когда девушка устремилась к выходу, переглянулась с Сеонид и Масури. Интересно, быстро эта девчонка добежит до дворца? Госпожа Синчонин, пухленькая, как и все известные Меране содержательницы гостиниц, сразу вышла навстречу, кланяясь и потирая розовые ладошки: – Чем могу служить, Айз Седай? Может, что-нибудь принести? Она принимала Мерану в своей гостинице и до, и после того, как узнала, что та Айз Седай. – Ягодного чаю, – с улыбкой сказала Мерана. – Наверх, в малую гостиную. Улыбка исчезла, как только Синчонин удалилась, хлопотливо подзывая служанок. Мерана коротким жестом велела Аланне и Верин следовать за собой, и все пять Айз Седай молча поднялись по лестнице. Из окон гостиной открывался вид на улицу, но у Мераны не было ни малейшего желания любоваться видами. Плотно, чтобы в помещение не проникал уличный шум, прикрыв те окна, что были распахнуты, она повернулась к ним спиной. Сеонид и Масури уселись на стулья по обе стороны от Аланны и Верин. Те остались стоять. Темное шерстяное платье Верин казалось помятым, хотя таковым и не было, на кончике носа у нее сидело чернильное пятнышко, но острые, наблюдательные птичьи глаза примечали все. Глаза Аланны поблескивали – вполне возможно, от гнева. Руки ее дрожали и то и дело хватались за подол голубого шелкового платья с желтым лифом, выглядевшего так, словно она в нем спала. Конечно, известное оправдание у нее имелось. Но недостаточное. – Аланна, – твердо начала Мерана, – пока я не знаю, не приведут ли твои действия к нежелательным последствиям. Он не поднимал вопроса о том, что ты – против его воли! – связала его узами, но был суров… очень суров и… – Разве он установил дополнительные ограничения? – встряла Верин, по-птичьи склонив голову набок. – Мне кажется, все идет хорошо. Он не сбежал, прослышав о вашем прибытии, и принял вас, надо полагать, довольно любезно – иначе бы вы вовсю метали громы и молнии. Он вас немного побаивается, потому и установил ограничения, но не счел нужным вводить дополнительные, значит, вы пользуетесь той же свободой, какая была предоставлена нам, – стало быть, вовсе не пришел в ужас. И это прекрасно, его не следует пугать сверх меры. Трудность заключалась в том, что Аланна и Верин не входили в состав посольства, а стало быть, Мерана не имела над ними власти. Они уже слышали о Логайне и Красных и считали необходимым лишить Элайду власти, но сейчас это не имело значения. Конечно, Аланна представляла собой проблему разве что теоретически. Она и Мерана обладали примерно одинаковой мощью: выяснить это точнее можно было, лишь померившись силами, а такими вещами занимались только послушницы, да и то до тех пор, пока их не поймают и не устроят им выволочку. Аланна пробыла послушницей шесть лет, а Мерана всего пять, но, что гораздо важнее, к тому дню, когда повивальная бабка поднесла Аланну к материнской груди, Мерана носила шаль уже более тридцати лет. Она имела бесспорное преимущество. О таких вещах не вспоминали, пока не возникала необходимость, но все знали обычаи и приноравливались к ним. Аланна не подчинялась Меране, но испытывала к ней естественное почтение. К тому же она чувствовала себя виноватой. Куда сложнее обстояло дело с Верин. Мощь их тоже была примерно равна – Мерана позволила себе вновь проверить ее уровень владения Силой, хотя, разумеется, знала, какой будет результат. Обе они пробыли по пять лет в послушницах и по шесть в принятых – такие вещи знали друг о друге все Айз Седай. Однако Верин была старше Мераны, возможно, на столько же лет, насколько та была старше Аланны. Легкая проседь в волосах Верин подчеркивала это. Будь Верин одной из посольства, все это не имело бы значения, но в нынешних обстоятельствах Мерана уже не раз ловила себя на том, что невольно прислушивается к словам этой женщины. Сегодня утром ей дважды пришлось напомнить себе самой, что возглавляет посольство она, а вовсе не Верин. Правда, Верин чувствовала, что в какой-то мере разделяет с Аланной ответственность за содеянное, и это несколько упрощало дело. В противном случае она сидела бы на стуле, а не стояла рядом с Аланной. Но было бы совсем неплохо найти какой-нибудь способ заставить ее безвылазно сидеть в «Кулэйновом псе» да присматривать за ее бесценными сокровищами – девчушками из Двуречья. Усевшись напротив остальных, Мерана аккуратно расправила юбку и шаль. Возможность сидеть, в то время как другие стоят, давала ощущение превосходства. В первую очередь морального – ей содеянное Аланной представлялось чуть ли не изнасилованием. – По существу, он все же установил еще одно ограничение. Прекрасно, что вам удалось обнаружить, где находится его школа, но теперь я настоятельно советую вам выбросить из головы все мысли, которые, скорее всего, возникли у вас по этому поводу. Он… велел… велел нам держаться подальше от… его людей. Прикрыв глаза, она с содроганием вспомнила, как грозно приподнялся он на своем ужасном престоле – Львиный трон был выставлен, словно трофей, позади него, – да еще сжимая в руке копье с коротким резным древком. Копье-то зачем – не иначе какой-нибудь айильский обычай. «Послушай меня, Мерана Седай, – произнес он достаточно любезно, но весьма твердо. – Я не хочу неприятностей между Айз Седай и Аша’манами. Своим солдатам я велел держаться от вас подальше, но не допущу, чтобы они стали вашей добычей. Вздумаете вредить Черной Башне, охотиться за моими людьми – глядите, как бы вам не угодить на вертел. Давайте вместе постараемся избежать осложнений». Мерана пробыла Айз Седай достаточно долго, чтобы не вздрагивать, оказавшись в шаге от могилы, но на сей раз ей действительно было не по себе. Аша’маны! Черная Башня! Мазрим Таим! Как могло все зайти так далеко? Но Аланна уверяла, что у него уже не меньше ста человек. Откуда ей это известно, она умалчивала, да никто к ней и не приставал – ни одна сестра не раскроет своих соглядатаев. Впрочем, не это важно. «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь», – гласила старая пословица, а нынче самый важный заяц в мире – ал’Тор. Другим придется подождать. – А он… он еще здесь или… ушел? – спросила Мерана. И Верин, и Аланна весьма спокойно отнеслись к известию о способности ал’Тора Перемещаться, а вот Меране это внушало некоторое беспокойство. Кто знает, какие еще забытые Айз Седай умения он освоил? – Аланна? Ты меня слышишь? Стройная Зеленая сестра вздрогнула, возвращаясь оттуда, куда увлекли ее мысли. Похоже, отвлекалась она частенько. – Он в городе. Полагаю, что во дворце. – Голос ее все еще звучал мечтательно и будто сонно. – Дело в том, что… у него рана в боку. Старая рана, лишь наполовину исцеленная. Как только сосредоточусь на ней, слезы наворачиваются. Как можно жить с такой болью? Сеонид кольнула Аланну взглядом – всякая женщина, имевшая Стража, ощущала его раны. Но Зеленая сестра знала, что испытала Аланна, потеряв Овэйна, и потому, когда заговорила, голос ее звучал не слишком резко: – Что ж, когда бывали ранены Терил с Фуреном, я едва не лишалась чувств – это притом что мы не ощущаем всей боли. Но ни один из них даже не замедлил шага. – Я думаю, – тихонько сказала Масури, – мы не о том толкуем. – Она всегда говорила тихо, но, в отличие от многих Коричневых, всегда по существу. Мерана кивнула: – Да. Я размышляла о том, чтобы занять рядом с ним место Морейн… Послышался стук в дверь, и на пороге появилась служанка в белом переднике, с чайным подносом в руках. Заварной чайник был серебряным, а чашки фарфоровыми – в «Розовом венце» привыкли к знатным постояльцам. К тому времени когда служанка, поставив поднос, удалилась, от мечтательности Аланны не осталось и следа. В ее темных глазах сверкало пламя, какое Меране едва ли доводилось видеть. Зеленые весьма ревниво относятся к своим Стражам, а Ранд ал’Тор теперь принадлежал ей, каким бы способом она этого ни добилась. От почтительности не осталось и следа; она напряглась, как клинок, дожидаясь лишь следующих слов Мераны, чтобы дать ей достойный отпор. Но Мерана умолкла, подождала, пока разольют ягодный чай, а потом пригласила к столу и Верин с Аланной. Глупая женщина заслуживала того, чтобы малость помучиться, но… Может, это вовсе и не похоже на изнасилование. – Да, хотела, но, поразмыслив, отказалась от этого, – продолжила Мерана. – Может, мне и стоило попытаться, но боюсь, Аланна, что после твоего поступка он не испытывает особого доверия к Айз Седай и рассмеялся бы мне в лицо. – Он высокомерен, словно король, – сердито сказала Сеонид. – Таков, каким его описывали Найнив и Илэйн, – добавила, качая головой, Масури. – Даже хуже. Надо же, заявил, будто способен чувствовать, когда женщина направляет Силу. Я уж хотела было обнять саидар, чтобы поставить его на место, но раздумала. – И все эти айильцы, – неприязненно произнесла Сеонид, происходившая из Кайриэна. – Мужчины и женщины… Думаю, моргни мы не так, они закидали бы нас своими копьями. Одна рыжая, она, по крайней мере, была в юбке, смотрела на нас прямо-таки с ненавистью. Порой, подумала Мерана, Сеонид забывает, что главная угроза может исходить от самого ал’Тора. Аланна непроизвольно покусывала верхнюю губу, ну прямо как молоденькая девушка. Хорошо, что за ней присматривает Верин, в таком состоянии ее нельзя оставлять одну. Верин спокойно попивала чай, но ее острые глазки могли смутить кого угодно. Мерана поймала себя на том, что сочувствует Аланне. Она слишком хорошо помнила, что после смерти Базана представляла собой обнаженный клубок нервов. – К счастью, – промолвила она, – у его подозрительности есть и положительные стороны. В Кайриэне его посетило посольство Элайды – он рассказал об этом со всей откровенностью. Так вот, благодаря своей подозрительности он их близко не подпустит. Сеонид поставила чашечку на блюдце: – Он попытается использовать нас друг против друга. – И возможно, до известной степени в этом преуспеет, – сухо заметила Масури. – Но у нас есть преимущество: мы знаем о нем больше, чем Элайда. Я думаю, ее посланницы рассчитывали встретить пастуха, обряженного в шелковый кафтан. А ал’Тор, кем бы он ни был, уже не таков. Похоже, Морейн неплохо его обучила. – Мы были предупреждены, – сказала Мерана. – А они – едва ли. Растерянно заморгав, Аланна уставилась на них: – Значит… выходит, я ничего не испортила? – Три Айз Седай кивнули. Аланна перевела дух и расправила юбку, словно только сейчас заметила складки. – Может быть, я еще сумею заставить его принять меня. – Лицо ее стало гораздо спокойнее, в голосе появилась уверенность. – Что же до его амнистии, то нам, видимо, придется временно воздержаться от осуществления каких-либо планов. Но это не значит, что мы не должны их строить. На минуту Мерана пожалела о своей снисходительности. Женщина совершила такой поступок и думает лишь о том, не повредит ли это ее успеху. Однако она вынуждена была признать, что Аланна, наверное, вела бы себя иначе, сумей она действительно заполучить ал’Тора. – Прежде всего, Аланна, нам нужно заставить ал’Тора слушаться – так сказать, приструнить его. И это «временно» продлится столько, сколько потребуется. Аланна поджала губы, однако, выдержав паузу, согласно кивнула. – Но как привести его к послушанию? – спросила Верин. – В таком деле нужна осторожность. Волк не собака, он любой поводок оборвет, как нитку. Мерана призадумалась. Она не собиралась раскрывать все карты перед этой парочкой, не слишком-то уж приверженной Совету в Салидаре, и к тому же опасаясь, как бы Верин не попыталась взять руководство на себя. Сама-то Мерана считала, что знает, как совладать с ал’Тором; потому ей и поручили возглавить посольство; вся ее жизнь прошла в труднейших переговорах и в улаживании споров между, казалось, непримиримыми врагами. Ее посредничество всегда приводило к заключению договоров и мирных соглашений, а если в конечном итоге они и нарушались, то такова уж несовершенная человеческая природа. Единственной неудачей Мераны – единственной за все восемьдесят лет – был Пятый Фалмский договор. Все это она знала, но за долгие годы некоторые инстинкты укоренились слишком глубоко. – По счастью, сейчас в Кэймлине находятся некоторые влиятельные особы. Мы встретимся с ними и… – Меня беспокоит Илэйн, – твердо заявила Дайлин. Тем более твердо, что она находилась наедине с Айз Седай, а в присутствии Айз Седай нельзя дать почувствовать слабину. Особенно если ты одна. И только Айз Седай знает, что ты осталась с ней наедине. Кайрин Седай улыбнулась, но ни ее улыбка, ни спокойные голубые глаза решительно ни о чем не говорили. – Вполне возможно, дочь-наследница еще объявится и воссядет на Львиный трон. То, что люди считают невозможным, редко оказывается таковым для Айз Седай. – Возрожденный Дракон говорит, что… – Мужчины не в меру разговорчивы, леди Дайлин, но ты знаешь, что я не лгу. Поглаживая серую шею тайренского скакуна, Луан внимательно посматривал по сторонам – вдруг в конюшню войдет кто-нибудь посторонний – и едва увернулся от конских зубов. Вообще-то, от всяких неожиданностей должен был уберечь Страж Рафелы, но в последнее время Луан не доверял никому. Особенно тем, кто наносит такого рода визиты. – Я не уверен, что понял вас правильно, – коротко сказал он. – Единство лучше раскола, – отозвалась Рафела, – мир лучше войны, а терпение лучше смерти. Луан моргнул, услышав столь неожиданное окончание более чем банальной фразы, а круглолицая Айз Седай улыбнулась: – Лорд Луан, разве для Андора не будет благом, если Ранд ал’Тор оставит эту страну единой и мирной? Запахнув халат, Эллориен уставилась на Айз Седай, ухитрившуюся без доклада попасть к ней в ванную, – не иначе как никто из слуг ее не заметил. Сидевшая на табурете по другую сторону полной воды мраморной ванны меднокожая женщина, похоже, не видела в этом ничего особенного. – Кому, – прервала молчание Эллориен, – тогда достанется Львиный трон, Демира Седай? – Колесо плетет, как ему угодно, – услышала она и поняла, что другого ответа не будет.