V Подходя к Роуз, Джордж хорошо понимал, что успокоить девушку ему не под силу. Кое-как он мог справиться со злобой, но со слезами сталкиваться ему не приходилось. – Я бы хотел оплатить счет. Оглянувшись, девушка покачала головой. – Тогда… Пришлете мне его? Коротко кивнув, она отвернулась, и Джордж решился на дерзость. С ласковой улыбкой он коснулся ее плеча, а после немедля ушел – прогуляться вдоль реки и подумать. Джордж, который на прогулки отродясь не выбирался! Никогда прежде не ходил он вдоль этой реки, никогда не слышал легкого журчания вод, что разбивались надвое, огибая песчаную отмель. Вдруг кто-нибудь застанет его? Увидит, как при свете луны он сидит на берегу реки, к которой раньше и близко не подходил? Что ж, кажется, так и случилось. К изумлению Роуз, через пару недель владелец ранчо снова объявился в Биче. Девушка привыкла к тому, что посетители входят без стука. Все-таки она управляла гостиницей и рестораном, а если уж взялся работать с людьми, будь готов попрощаться с неприкосновенностью частной жизни. Однако Джордж Бёрбанк постучал. – Решил вот заглянуть… – Заходите, пожалуйста, – воскликнула она. «Что же, – заволновалась Роуз, – заставило Джорджа Бёрбанка приехать сюда? Счет она отправила. Чек получила. Должно быть, в салунах уже заметили его машину: опять прощай репутация…» – Мы ждем большую компанию к полудню. Мне нужно быть на кухне. – Не хотел вам мешать, миссис Гордон. Почему, спросите вы, он не ушел, раз не хотел мешать? – Если вам угодно, можете подождать на кухне. – Хорошо, спасибо. – Посидите вот здесь? – показала она на столик у кухонного окна, их с Питером обеденный стол. – Я должна замесить тесто для бисквитов. – Конечно, занимайтесь бисквитами. Я просто посижу. Сев за стол, мужчина принялся изучать этикетки на бутылочках с соусами: специи и соусы были настоящей страстью Питера. Соус, читал Джордж, отлично подойдет к мясу, рыбе, сырам и к тому же чрезвычайно полезен для здоровья. – Сухая выдалась осень, – заговорил он, обводя пальцем цветы, нарисованные на клеенке. – Вода очень низкая, как я заметил. – Не поспоришь. На днях гости говорили, что это самая засушливая осень на их памяти. – Они правы, – кивнул Джордж. – Очень сухая. – Гости скоро приедут, можете их дождаться. «Как красивы ее испачканные в муке руки. Конечно, ему нужно их дождаться, просто необходимо». О любви, подумал Джордж, он знал не больше, чем о слезах, но как нравилось ему сидеть на этой кухне и наслаждаться беседой, как будто бы все более и более оживленной. Другими словами, о любви он знал все, что и нужно о ней знать: это счастье находиться рядом с тем, кого любишь. – Питер пока в школе, моет окна, – сказала Роуз и испуганно осеклась: не примет ли он это за намек. – Слыхал о нем, вы можете гордиться сыном. Глаза Роуз защипало от набежавших слез, ее охватило острое желание защитить сына. – Слыхали? – переспросила она. – Ну, говорят, он смышленый парень. К гостинице подъехали две машины, гости из Херндона. Приоткрылась дверь, звякнул колокольчик, сообщавший о приходе посетителей, раздались оживленные возгласы людей, попавших с мороза в тепло. – Пойду посажу их. Питер должен вернуться с минуты на минуту. Компания показалась Джорджу довольно шумной. – Принесли с собой вино, – сообщила Роуз, вернувшись на кухню. – Надеялась, обойдется без этого. Не уверена, что по новому закону так можно[8]. – Мне сходить поговорить с ними? – приподнялся с места Джордж. – О нет, не стоит! – испуганно хихикнула Роуз, представив, как (из кухни!) в зал ворвется сам Джордж Бёрбанк. – Разберусь чуть позже. – Как скажете. – Где же Питер… – Полагаю, еще не закончил с окнами, – предположил Джордж, вдыхая аромат бисквитов. – Рановато они начали. – И, судя по звукам, у них там даже не вино, а что покрепче. Да, выпивать гости начали рано и вели себя все громче и громче. То были делец, разглядывающий всех с довольной ухмылкой Тедди Рузвельта, аптекарь и с ними две какие-то блондинки, а также главный стоматолог Херндона, совершивший недавно поступок буквально революционный. В один холодный осенний день в своем полотняном костюме, вертя в руках трость, он прошелся по Саус-Пасифик-стрит вместе с женщиной, – но не с женой, а с девушкой по имени Консуэла, чернокожей красоткой и любимицей херндонцев, которая во время приемов подавала ему инструменты. Что до жены дантиста – та увлекалась миссионерством и просвещением язычников, а по воскресеньям любила прокатиться с мужем по городу на вишневом «кадиллаке», с министром на заднем сиденье. Сейчас, впрочем, она была в отъезде: поехала навестить захворавшего друга. Новые люди, люди действия, нового ритма жизни, они были в курсе всех свежих местечек: «Зеленых фонарей», «Красных петухов», придорожных ресторанов, что открывались и тут же прогорали, и темных накуренных заведений с их маленькими оркестрами, игравшими непристойные песенки. Это были новые люди с новенькими капиталами. Впрочем, попадались среди них и юные владельцы ранчо, каким-то образом заполучившие родительскую чековую книжку и тоже теперь разъезжавшие по пыльным дорогам на больших автомобилях. Порой на рассвете видели, как возвращались они домой после ночного кутежа: какая-нибудь хорошенькая девушка за рулем родстера и пьяная парочка на откидном сиденье, подбадривающая ее криками. Никто и представить себе не мог, чего от них ждать, от этих новых людей, гулявших ночи напролет под музыку далеких радиостанций. – И зачем я только поставила туда пианино! Только взгляните! Роуз вышла в зал, и сквозь распашные двери за ее спиной Джордж увидел, как гости, – не слишком, надо сказать, умелые танцоры – выплясывали. Аж пол трясло. – Ох, господи. Скорей бы Питер вернулся. Мне нужно делать курицу, а он должен подавать салат. Все же, если на столе еда… – оборвала себя Роуз. – Я сбегаю за Питером, мистер Бёрбанк. – Эй, куколка! – то и дело раздавалось из зала. – Пошевеливайся там! – Миссис Гордон, я отнесу им салат, – воскликнул Джордж и прежде, чем Роуз обрела дар речи, схватил со стойки пару тарелок и открыл сплеча распашную дверь. Девушка успела заметить, как, сверкая длинными гагатовыми бусами, отплясывает чернокожая красотка, и в ужасе припала к двери. Веселье продолжалось еще мгновение, громче зазвучали голоса и смех – как вдруг полная тишина воцарилась в зале, в воздухе повис незаконченный аккорд. Раздался голос Джорджа: – Приветствую. Похоже, официантом сегодня буду я. Салют, доктор. Когда мужчина вернулся за остальными тарелками, Роуз стояла, склонившись над раковиной. Джордж бросился к ней, решив, что та снова плачет – и девушка действительно плакала, но на сей раз от смеха. – Вы были великолепны, – прошептала она. – Как они рты разинули, да им и в страшном сне не… Просто великолепны! «Ну что ж, – подумал Джордж, – неплохо справился. Никто раньше не считал его интересным». – Мистер Бёрбанк, – поделилась Роуз, когда они с Джорджем сели пить кофе на кухне, – второй раз вы заставляете меня поволноваться. А волнуюсь я, скажем прямо, нечасто. Расскажи ей тогда Джонни Гордон, кто порвал ему рубашку и швырнул, словно тряпку, о стену, Роуз никогда бы не подпустила к себе Джорджа Бёрбанка. Но он не рассказал, ведь, наделяя человека именем, ты даешь ему и лицо, тогда как Джонни предпочел покориться безличной силе и принять унижение как испытание судьбы. Роуз наслаждалась тихой компанией владельца ранчо и даже ждала встречи с ним, а потому ей пришлось примириться и с историей с бумажными цветами. Может, мистер Фил Бёрбанк тогда не имел в виду ничего плохого? Какой толк взрослому мужчине издеваться над мальчиком? Может, она слишком ранимая, и обычный разговор напомнил ей о дразнилках на школьном дворе? Право, не будет же взрослый мужчина издеваться над мальчиком! – Роуз, – решился Джордж на отчаянный шаг, – позволишь называть тебя так? Можешь звать меня Джорджем. – Хорошо, Джордж. Еще один решительный шаг он сделал спустя неделю. – Ты выйдешь за меня? – Будем честны, Джордж, – не удивилась девушка, – я любила своего мужа. Не знаю, может ли женщина полюбить дважды. – Конечно, как тебе знать. Впрочем, если я тебе по душе… может, через некоторое время? Я мог бы устроить твоего мальчика в школу. В любую школу. – Я и сама могу. Для Джона было так важно отправить его учиться. Должно быть, последнее, во что он верил. – Пойми, выйдешь ты за меня или нет, я устрою его в школу. Или займу тебе денег, если угодно. То, как мы с тобой тут сидим, говорим, смеемся… Я готов ради этого все на свете сделать для вас с мальчиком. – Мне твои деньги не нужны, ты знаешь. – Забавно, раньше я думал, что, кроме денег, ничего у меня нет. А потом встретил тебя, мы начали болтать, смеяться… И мне так хорошо теперь, даже когда я один. Разве не забавно?