Череп вскинулся, заломил бровь и тут же согласно кивнул. – Болары! По камням. Бьем! – Он первым спрыгнул на мелководье, рванул пояс и вложил из поясной сумы свинцовый снаряд. Верные болары изготовились… Хлоп-хлоп-хлоп – подали голос пращи. Стрелы перестали лететь. Воины Тарха рассыпались в проходах между валунами, прикрывая друг друга. Враг отступил: Тарх расставил постовых и махнул рукой. Высадка продолжилась. Помощники споро оттаскивали замершие в прибое скрюченные тела. Ултер с отцом и бол Бареан с охраной приблизились. Вперед вышел Тумма и склонился над крайним воином. Стянул шлем, приложил ладонь к шее. Прислушался, понюхал рот, лизнул щеку. – Яд, – прогудел гигант и выпрямился. – Ни мертвы ни живы. – Можно поднять? Вылечить? – спросил Бареан. Тумма пожал плечами: – Снадобье. Особая трава, водоросли. У меня нет, – пояснил он. Ултер беспомощно оглядел безмолвные валуны. Множество узких проходов разбегалось между ними лабиринтом вглубь острова. Внезапно взгляд дважды рожденного заметил у самого берега в темном проходе множество огней-жизней. – Опасность! Там! – Он вытянул руку. Кайхур звонко залаял, топорща загривок. Дан Дорчариан и Тарх мигом подняли щиты, спрятали юнцов за спинами. Коска отскочил в сторону, крутнул пращой. – Бей! – заорал он. В щиты простучали, впиваясь, короткие стрелки. Болары метали по проходу следом за Черепом. Неугомонный Тарх, словно огромный барс, скакал по камням. Следом за ним не отставал Тумма. Упрямый лекарь так и не стал вздевать доспех, хоть кузнецы расстарались, построили и на него кольчугу из двух обычных. Воины-великаны скрылись за валунами, послышались звуки боя. Горцы сомкнули щиты и плотным строем двинулись вперед. Однако вскоре все было кончено. Показался улыбчивый Тарх и швырнул перед собой на песок замотанное тело. – Навахус, – сплюнул Коска. – Предатели. – Слуги Безносого, – качнул головой Бареан. – Из самострелов лупили, собачье племя, – весело прогудел Тарх. – Взвести по новой не успели… – А Тумма-то где? – заволновался Ули. – Ох и дикий у тебя друг, Ули… – покачал головой Тарх и зябко повел плечами. Он доверительно понизил голос. – Мне и драться-то толком не довелось. Только тесаки прогудели – раз, раз! – и эти, в тряпках, повалились. Я только одного и прихватил… Тарх кивнул на безжизненное тело. – Так где Тумма? – Повязку содрал с лица, запел негромко по-своему – и вперед бросился. – Бык опасливо покосился в проход. – Ох и не хотел бы я против него на узенькой дорожке становиться, Ули. – Не успели взвести самострелы, говоришь? – задумчиво ответил дан Рокон, уперев край щита в землю и поглядывая на торчащие отравленные стрелы. Высадка продолжалась. Для наследника мигом соорудили помост, подле которого застыли пращники-болары, готовые ко всему. Рядом ждали рывка люди Тарха – ладно вооруженные, с крепкими щитами. Стоило Ултеру взглядом дважды рожденного приметить движение – как тотчас следовала команда. Мигом в указанное место метали снаряды пращники, и мчались горские мечники, сжимаясь за щитами и принимая стрелы ладной бронзовой защитой. Повторно взводить самострелы замотанные не успевали. Бездоспешные слуги Безносого валились под ноги разгоряченных горцев. Пару раз выручил Кайхур: упрямый противник хотел сорвать высадку во что бы то ни стало и задумал напасть разом с двух сторон. Пока закрутился бой по правую руку, замотанные готовились к удару слева. Однако Кайхур громко залаял и помчался к дальнему проходу, где притаились проклятые убийцы. Тут уже не сплоховал Плак, оказавшийся со своими рабами ближе всех. Здоровяк прикрылся дубовой бочкой, которую только что сгрузили на берег, заорал «Амаран!» и помчал вперед. Рабы повалили следом. Подбежав к темному проему, Плак катнул тяжеленную бочку перед собой и вломился в гущу замотанных как кабан в хрупкий тростник. Стоило сборному войску понять, как противостоять необычной угрозе, как высадка пошла живее. Воины занимали проходы, отгораживались стеной щитов. На берегу росли палатки, выкладывались очаги. Корабли, высадив людей, разворачивались обратно: утром должны были доставить следующих воинов, поджидающих на берегу. Помощь Ултера теперь не требовалась, и он отправился к раненым. Их число росло: то одна, то другая отравленная стрелка находила-таки свою цель. Скрюченные тела положили под навесом. Ултер обратился к дару Матери. Огни жизни людей на земле горели по-прежнему, как у живых, ровным спокойным огнем. Вот только цвет костров – темно-красный, кровавый. Беда… Ули положил на грудь раненого ладонь, плеснул толику своего дара… Ничего не вышло: все то же хищно-кровавое безмятежное пламя. – Порозовел! – прошептал Мерех. – Лучше ему стало, – вторил Наум. Архогский сирота и атрианский беспризорник из гвардейской школы тоже отправились в поход. Стоило им ступить на берег, как они по пятам ходили за наследником. Ултер глянул на лицо раненого: и вправду, маска боли исчезла, щеки слегка зарумянились. – Айда! – велел он. – Утирайте им лица водой с уксусом. А я… я буду лечить. Травники-дорча, беспомощно отступившие перед неведомой хворью, только качали головами: наследник двинулся между телами – и те распрямлялись, лежали теперь хоть и бездвижными, но не скрюченными. – Все одно без противоядия не сдюжить… – прошептал Ули, смахивая пот. Он изрядно устал, его мутило, но осталось совсем чуть-чуть… Наконец он приблизился к краю навеса, склонился над последним раненым. – Ули! – вдруг раздался предупредительный крик, и его сбили с ног. Наум бросился на Ултера сверху и прижал к земле, прикрыв своим телом. Ули поднял голову. Из-за камня вывернули незнакомцы и кинулись вперед, низко пригибаясь и стелясь над землей. Наследник бросил взгляд назад: горцы далеко, не успеют! Ближайшие воины и не поняли еще ничего толком… Мерех метнулся навстречу нежданным гостям и ловко катнулся под ноги передним, сбив с ног сразу троих. Однако остальные перепрыгнули мальчонку – кто-то нарочно опустился прямо на голову – и продолжили бег. Пинком откинули Наума, ткнули в рот наследника вонючую тряпку, рывком завели руки за спину, затянули петлю и вздернули. Поволокли по песку. Ултер попытался упасть, однако его треснули по затылку и кинули на плечо. Наследник поднял голову – и увидел перед собой похитителя, который пыхтел последним. Обычный человек, нос на месте, никакой не замотанный… Вдруг свистнуло, мужик вздрогнул всем телом, споткнулся, глаза сошлись к переносице, и он рухнул плашмя лицом вперед. Вокруг засвистело, и похитители начали валиться среди камней. Внезапно чавкнуло над самым ухом, щеку окропило мокрым… и земля стремительно приблизилась. Ули извернулся, выставил плечо. Удар… Наследник подтянул колени и приподнялся. Все неведомые похитители валялись неподвижно, с разбитыми затылками. Ули посмотрел вдаль: на верхотуре помоста, где он недавно высматривал замотанных, стоял Коска Копон. Воевода махнул рукой с зажатой пращой и спрыгнул на песок. К Ули подбежал Наум, потирая отбитый бок, и перемахнул кинжалом путы. Мерех приходил в себя, тряся головой. Вокруг затопали. Ултер размял руки, поднялся и встретил встревоженного отца, Тарха и Бареана. – Пустое, – махнул наследник. – Обошлось. Грубый Деан и Череп ворочали тела. – Хоть одного подранка не мог оставить? – по привычке ворчал Деан. Заглянув в лицо мертвяку, он спросил: – На лодочника Микаша похож, с Дальнего, не? – Перепугался я малость за наследника дорча, вот и бил наверняка, – признался Коска и подошел к ворчуну. Наклонился, присматриваясь. – Похож. Сынок или племянник. – Это «добрые»? С Дальнего? – подал голос Бареан. Ближники бола переглянулись и кивнули. – Чего это они против меня встали? И Ули-то им зачем? – Человек Остаха, плешивый Змарик, говорил про арнских воров, – подал голос Рокон. Грубый Деан грязно выругался. – Крапивное воровское семя… Зря мы к берегу все корабли отправили. Один оставили, да на нем бы и заночевали. На воде всяко спокойней. А здесь и «добрые», и слуги Безносого, проклятые ночные убийцы!.. Коскахас Копеан задумчиво протянул: – Бареан, Ултер… Спать будем в шатре, посреди лагеря. За тройной охраной. Дан Дорчариан согласно кивнул. Поздним вечером, ворочаясь без сна на кошме, Ултер думал только об одном: Тумма как исчез, так больше и не появился. Бамилкар трясся от страха и полз по камням. Когда вражеский лагерь на берегу скрылся за скалами, он поднялся и припустил к лодке что есть духу. «Отец Глубин и все его рачье воинство! Хрен китовый! Самозванец, как же!» «Доброго» колотило от ужаса. На его глазах всю шайку ближников перебили, словно стаю уток по весне. Когда упали Кривой и Щитень, он глазам не поверил. Кто ж так ловко мечет-то? Так издалека? До сих пор такой меткостью славился только один болар на всех островах. Давнехонько это было. Когда-то воевода брал верх на всех ярмарках, и равных ему не находилось… Бамилкар вспомнил беспощадного пращника на помосте и вновь вздрогнул. Это он! Он, Коскахас Копеан, бывший воевода бывшего дана! Когда к мальчишкам подошли взрослые, «добрый» срисовал и Грубого Деана, известного на все острова балагура и матерщинника, приятеля бола Барривана, пусть будет легок его путь. Вдали показались лодки, и Косой с Угрем вскинулись, вставляя весла. Мальчишку-бола Бамилкар не признал – не так уж часто он видел правителя Барривана, его отца. Но в то, что ближники прежнего бола пойдут за самозванцем, – ни в жизнь не поверит! – А где? Где парни-то? – залопотал Косой, упираясь багром. Бамилкар бросился грудью на нос лодки, поднажал… оттолкнул лодчонку и перевалился через борт. Растянулся на лавке. – Живей, живей! Сваливаем, бакланы глуподырые!.. – зашипел он. Испуганные «добрые» заткнулись и ходко заработали веслами. Лодка наконец влетела в тростники, и Бамилкар перевел дух. Ффух… Теперь не найдут. Косой и Угорь взялись за шесты, отталкиваясь от дна. Они косились на старшого, но рот держали на замке. – Посекли наших, – не стал томить приятелей Бамилкар. – Коскахас Копеан прибил. Из пращи. Угорь попал шестом в промоину и чуть не рухнул. Лодка опасно закачалась, заплясала на волнах. – Иди ж ты!.. – прошипел Косой.