Они суетились на земле, что-то находили, шумели, ссорились и, внезапно сорвавшись, улетали прочь. Куры выходили из сарая и грелись на солнышке. Лес был уже не белый, как раньше, а чёрный. Это наступала весна. Мой воробышек тоже изменился. Он стал какой-то беспокойный, не давался мне в руки, даже не садился на плечо, как раньше, а всё чаще подлетал к окну и бился клювом и крыльями о стекло. — Не сидится ему в хате, надо выпускать. Вот что значит весна, — сказал папа. — А почему, если весна, так и выпускать? Пусть ещё поживёт. — Так не хочет он, видишь? Не до того ему. Скоро гнёздышко придётся строить, маленьких воробышков высиживать, кормить. Весной не только людям, а и птицам хватает работы. И я понял, что на этот раз мне уже по-настоящему придётся проститься с воробышком. Прощай, воробышек! А больше и рассказывать нечего. Ещё не зеленели ни трава, ни листья на деревьях, но было уже совсем тепло. Вынес я воробышка, посмотрел последний раз в его живые чёрные глазки, погладил серые блестящие пёрышки и выпустил. — Жив-жив! — радостно пискнул воробышек и взлетел на вербу, где уже сидела стайка воробьёв. — Жив-жив? — Чирик! — Жив-жив! — приветствовала стая моего воробышка. А мне захотелось ещё раз увидеть его вблизи, и я подошёл к вербе. Воробьи испугались, вспорхнули и полетели к лесу. Только мой воробышек остался. Он глянул на меня раз, другой, наклоняя свою серую головку то вправо, то влево, словно тоже хотел меня запомнить. — Прощай, воробышек! — Жив-жив! — ответил воробышек, поднялся с ветки и полетел за стайкой к лесу. Дальше, дальше… Вот он стал маленьким, как чёрный жучок, а потом совсем исчез из виду. Ну и пусть летит! На воле ему лучше. Вот и всё. МУРАВЕЙ С ЖАЛОМ Сказка Дядя Шмель Послушайте, какую удивительную историю удалось нам узнать в густом тёмном лесу. В том самом лесу, среди которого есть широкая поляна с яркими цветами и зелёной душистой травой. На краю этой полянки шумит резными листьями могучий дуб. Жители поляны — кузнечики, жучки, бабочки, пробегая или пролетая мимо дуба, оглядываются на него с почтением или страхом. А остроносые лесные мыши обегают это место десятой дорогой. Чем же так знаменит старый дуб, который у одних вызывает почтение, а у других страх? А тем, что в его корневище живёт грозный дядя Шмель. Все знают, что у Шмеля есть страшное оружие — большое, острое жало. Из уст в уста передаётся таинственным шёпотом легенда о том, что от жала дядюшки Шмеля погибло немало лесного народа. Может, тут и преувеличивают, но мы рассказываем то, что слышали. Говорят, что прошлой весной его жертвой стал уже довольно большой Зайчонок. Подбежал он к дубу и давай лапами землю рыть. Шмель угрожающе загудел, а Зайчонок и ухом не ведёт. Ну, тут Шмель рассердился — он привык, чтобы его сразу слушались. Вылетел из своей норы да Зайчонка прямо в нос жалом — раз! Бедный Зайчонок так закричал, что всем стало страшно. А вот конец этой истории про глупого Зайчонка мы слыхали по-разному: бабочки клянутся своими крыльями, что в тот же день видели Зайчонка мёртвым на другом конце поляны, а муравьи — соседи и добрые друзья Шмеля (их муравейник как раз рядом с дубом) — говорят, что легкомысленные бабочки слышали звон, да не знают, где он. Шмель — дядя серьёзный, но справедливый и наказывает только виновных. Такой случай, говорят они, вправду был только не с Зайчонком, а с Мышонком. Забежал он раз в нору к Шмелю и давай соты потрошить, чужим медком, видите ли, захотел полакомиться. Вот Шмель его и наказал. И правильно сделал! С тех пор мыши не отваживались приближаться к старому дубу, а Зайчонок жив и здоров. Шмель его только попугал, чтобы вперёд был умнее. Мы больше верим серьёзным и трудолюбивым муравьям. Но, как бы там ни было, ясно одно: честные Шмеля уважают, а воры боятся, потому что его жало не такая вещь, с которой можно не считаться. Ленивый Муравей Мы уже вспоминали про муравьёв, соседей Шмеля. Это дружная, работящая семья. Но, как известно, в лесу не без кривого дерева. Был в этой большой и хорошей семье один плохой Муравей, ленивый, жадный, зазнайка. Поставят его, скажем, вход сторожить, а он убежит куда-нибудь или стоит ворон ловит. А тут кто-нибудь из чужих в муравьиный дом и забредёт. Прикажут муравейник чистить — он схватит что-нибудь для вида, пока другие как следует работой займутся, а потом заберётся в тёмный уголок и отлёживается там на мягких муравьиных подушках. Только есть мастер был! Тут уж с ним никто сравняться не мог. А до чего вредный! Скажут ему что-нибудь, замечание сделают — сейчас же кусаться! А был он сильный. Не один уже муравей почувствовал крепость его челюстей и ходил с покалеченной лапкой или надкушенным усом. Конечно, такое поведение хоть кому не понравится. Лодырей и хулиганов никто не любит. И хоть муравьи — народ терпеливый, но, в конце концов, и они начали возмущаться. — Ох, Муравей, — говорят ему, — где твоя совесть? Возьмись за ум, пока не поздно, чтобы плакать не пришлось. И, что же вы думаете, повлияло это на Муравья? Ничуть! День или два никого не трогал, даже немного работал, а потом опять за своё. Однако он понимал, что его беззаботная жизнь приходит к концу. Чтобы и дальше можно было лодырничать, врать и обманывать своих товарищей, надо было немедленно что-то придумывать. И Муравей стал думать. Но его ленивая голова долго не могла ни до чего путного додуматься. Муравьиные мечты Как-то к вечеру, когда всё живое спешило покончить с дневными заботами, наш Муравей, удобно примостившись на сухой ветке, грелся себе на солнышке. Но вот на поляне послышалось: «Гу-у, гу-у, гу-у…» Все невольно притаились, а Муравей мигом спрятался под ветку. Шмель залетел в свою нору, немножко погудел, побубнил, как старый дед, и затих. «Спать лёг, — подумал лениво Муравей, вылезая опять на ветку. — Вот кому хорошо: захотел — ложись и спи. Никто тебя не побеспокоит, никто не осмелится залезть в твою нору». Муравей завистливо вздохнул. «А всё потому, что у него жало, — продолжал раздумывать Муравей. — Как всё-таки несправедливо устроен мир: у одного и голос громкий, сердитый, и крылья, и жало… а у другого только ножки, да челюсти…» Вот если бы ему хоть жало! Крылья — что, упадёшь, да ещё расшибёшься. А жало — ой, как бы оно ему пригодилось! Пусть бы тогда кто-нибудь попробовал ему слово сказать — сейчас бы ноги протянул. «А куда же девать это жало, когда спать ложишься? — спросил себя Муравей. — Интересно, куда Шмель кладёт его на ночь?..»