А мне ещё больше жаль воробышка. Тут пришёл с работы папа. Взял воробышка в руки, ощупал его всего, точно доктор, напоил водой, постелил ему в уголке старую шерстяную варежку и говорит мне: — Не плачь, выживет твой воробышек. Васька только чуть придушил его, а косточки все целы. Воробышек летает Постепенно воробышек стал поправляться. А через несколько дней он, как и раньше, бочком прыгал по комнате и ликовал: — Жив-жив! Жив-жив! Я теперь всё время следил за Васькой, а вечером сам затворял двери в комнату. Воробышек веселел с каждым днём. Он уже не был таким нахохленным, как раньше. Перья лежали на нём гладко, даже поблёскивали. И вот однажды, смотрю, воробышек мой поел, попил, потом — порх! — и взлетел на стул. — Мама! Мама! — закричал я и стал танцевать. Мама с крынкой в руках встревоженно выглянула из кухни. — Смотри, мама, он сам на стул взлетел! — Вот и хорошо. Значит, скоро мы сможем его выпустить. — Ну же, воробьюшка, полетай. Ну, ещё! — просил я. А он поглядывал во все стороны, точно сомневался, сможет ли ещё раз взлететь. Но вот, видимо, отважился. — Жив-жив! — вспорхнул — и к окну. Но не долетел, ударился о подоконник и упал на пол. Это напугало меня. — Э, так ты можешь свои крылышки поломать. Лучше обожди ещё немножко, — посоветовал я ему. Воробышек словно и правда послушался. Несколько дней после этого он не пробовал летать. Потом как-то взлетел с пола — и прямо на окно. Поклевал стекло и перелетел на другое окно. Дальше на стол, на стул, снова на окно. На другой день он уже взлетел на шкаф, а оттуда на радиоантенну, которая была натянута в углу под самым потолком. С этого дня воробей летал по всей комнате, а ночевал всегда на антенне. Пусть теперь Васька попробует его достать! Вернулся! Когда воробышек научился летать по всей комнате, мама снова стала сердиться: — То хоть по полу ходил, а теперь простыни пачкает, мебель вон поразрисовал. Пожил, поправился и скатертью дорога. А то сама выпущу. — Пусть у него ещё крылышки окрепнут, — просил я. — Нет, у меня уже терпение лопнуло. — Только один денёчек! — Ну хорошо. Но завтра чтоб выпустил. Так повторялось несколько раз, а воробышек всё ещё жил в комнате. Я до того привык к нему, что никак не мог расстаться. Да и за его больное крылышко я опасался. Но вот и папа стал говорить, что пора выпустить воробышка. — Видишь, он уже о стекло бьётся, на волю просится. Пришлось выпустить. Рано утром я оделся, накормил воробышка, потом поймал его и долго держал в руках — всё прощался с ним. — Ты хоть не улетай далеко, ночуй под крышей сарая. Там тепло, — просил я его. А он молча вырывался из рук. Вздохнул я и вынес воробышка из дома. — Ну, лети. Раскрыл ладонь, а он сидит и не хочет лететь. Потом сразу вспорхнул и взлетел на вербу. Посидел там немножко и перелетел на соседский сарай. Тут у меня защипало в носу, я ушёл домой и больше ничего не видел… Подошёл вечер. Я уж и заводную машину крутил, и рисовать пробовал, и телефон проводил от этажерки к своей кровати, а сам всё думал про своего воробышка: каково-то ему там одному на морозе? И мне представлялась страшная картина: сидит воробышек на ветке и замерзает. Он хочет слететь с дерева, чтобы поискать укромное место, но его подвело подбитое крыло. Воробышек не полетел, а упал в снег. Я вижу, как к воробышку подбирается хитрая усатая морда, и кричу не своим голосом: — Васька! Смотрю, а Васька выходит из кухни. Стал на пороге, посмотрел на меня, точно спросить хотел, что мне от него нужно, и, не дождавшись ответа, лениво потянулся. И вдруг мне почудилось: «Жив-жив!» Прислушался… Верно! Это на террасе. Бросаюсь туда, распахиваю дверь — так и есть. Ур-а-а! Воробышек мой вернулся. — Жив-жив? — Живой, живой! А ты как? Лети скорее в комнату. Воробышек не заставил себя долго ждать, влетел в кухню, оттуда в комнату и уселся на антенне. Я сразу выгнал Ваську, поискал дощечку, но её не было — наверно, мама уже успела выбросить. Тогда я схватил кусок хлеба и накрошил прямо на полу. — Ешь, воробьюшка, ешь, мой хороший. Молодец, что вернулся! Значит, тебе хорошо у меня? — допытывался я. — Жив-жив, — ответил воробышек, слетел со своего насеста и стал клевать хлеб. Когда в комнату вошла мама, она остановилась у порога и спросила с изумлением: — Это ещё что? Не успели одного вытурить, как ты снова где-то воробья достал? — Эх, ты! Не узнала, что ли? Ведь это же наш воробышек! Тот самый. Он вернулся ко мне, сам в дом влетел. Теперь пускай уж до весны будет в доме. Хорошо, мама? Мама вздохнула и сказала: — Ну что ж, пусть поживёт у нас, раз ему не нашлось во дворе ночлега. Весна С каждым днём становилось теплее. Ночью окна ещё намерзали, а днём оттаивали. Тогда из комнаты можно было увидеть всё, что делалось на дворе и на улице. С крыши свисали сосульки, с них капала вода. Снег местами совсем растаял, показалась чёрная земля. С деревьев часто опускались стайки воробьёв.