Ух, как же я торопился! Я забегал по комнате, кидаясь то к валенкам, то к тёплому свитеру, то к своему ружью. — Обожди, не суетись, я тёплые рейтузы найду, — смеясь, сказала мама. — Постой, валенки на босу ногу? Носки шерстяные надень. Наконец с ружьями за плечами вышли мы со двора. Уже в нескольких домах светились огоньки. У соседей запел петух. Вдоль улицы пробежал ветер и донёс музыку из репродуктора, висевшего в центре села. Под музыку дядя физкультурник говорил: — Ниже, ниже наклоняйтесь. Не сгибайте ноги в коленях. Три-четыре… Воробышек Пока мы добирались до леса, уже совсем рассвело. В лесу сначала кажется тихо-тихо. Но, когда прислушаешься, уловишь: где-то хрустнула веточка, а там вспорхнула с дерева пташка — только снег посыпался и словно дым обволок на какое-то время кусты. А издали слышится: «Тук-тук. Тук-тук-тук…» — Что это? — Дятел трудится, — сказал папа. Долго ходили мы по лесу, много видели всяких звериных следов — и маленьких и больших, но ни лисица, ни заяц так нам и не попались. — Давай отдохнём, — попросил я папу. Но, когда мы присели на кучу хвороста, я почувствовал, что в валенки откуда-то набралась вода и ноги мои закоченели. Я сказал об этом папе. — Ну что ж, тогда пошли домой. Мы уже подходили к дому, только с другой стороны, с огородов, когда из-за кустов выскочил заяц. Папа поднял ружьё и, не целясь, выстрелил. С кустов шумно поднялась стайка воробьёв, а беляк, прижав к спине уши, изо всех сил понёсся через луг к лесу. Я заметил, что в снегу под кустом что-то трепыхается. — Папа, гляди: что там? — шепнул я. Папа запустил руку в снег. — Э-э, так ты вместо зайца попался, — с жалостью сказал он, и я увидел на его ладони серенького нахохлившегося воробышка. — Ты… подстрелил его? — Подстрелил. Видишь, крылышко повредил… Что ж теперь с тобой делать? — Папа! Раз это мы его подстрелили, давай возьмём домой. Я буду за ним ухаживать, пока крылышко не заживёт. — Хорошо. На, неси. Я хотел взять воробышка из папиных рук, но он меня так ущипнул за палец, что я вскрикнул и выпустил его. А он сразу попрыгал в сторону от нас, стараясь убежать. — Эх, ты, а говоришь: «Я храбрый», — пристыдил меня папа. Я поймал воробышка. Он меня ещё раз клюнул, однако я уже не выпустил его и не закричал. И палец уже не болел так, как сперва. Мама против Дорого мне стоила эта охота: набрал снегу в валенки и простудился. Теперь мама не пускает гулять, всё время в комнате сижу. Но мне не скучно: ведь у меня есть воробышек! Первые дни он никого не признавал, даже есть не хотел. Насыплю ему пшена, накрошу хлеба, воды налью в блюдечко. Поймаю его, посажу: — Ешь. А он забьётся за шкаф, нахохлится, сунет нос в угол и сидит. Потом привык. Едва рассветёт — сразу же вылезает из своего тайника и так забавно — прыг-прыг — бочком, бочком — и уже на дощечке, где насыпано пшено и блюдечко с водой стоит. Поест, воды попьёт и давай разгуливать по всей комнате. Я радовался, что воробышек поправляется, а ночью мне часто снилось, что он уже летает. И вдруг против воробышка выступила мама. Как-то утром, в выходной день, когда и папа был дома, она убирала комнату и очень сердилась. — Тьфу, куда ни глянь — всюду твой воробей наследил. Вот возьму и вышвырну его во двор. — Во дворе же холодно, мороз. Он сразу пропадёт, — испуганно возразил я. — А до каких пор я буду терпеть от паршивой птахи! — ещё сильнее сердилась мама. — Не успеваешь убирать после него. Весь пол заследил. Выброшу его — и всё. Я уже представил, как больной воробышек замерзает на снегу, и из глаз моих сами закапали слёзы. Папа увидел это и вступился за воробышка: — Ты уж потерпи, пока у него крыло срастётся. Мы же решили его вылечить, значит, надо довести дело до конца. — А кто говорит, что его сейчас надо выбросить? — сказала мама. — Конечно, когда крыло заживёт. Я понял, что мама только грозит, и успокоился. Но с тех пор всё же следил за воробышком, не давал ему разгуливать по всей комнате. Васькино злодейство У нас есть кот Васька. Летом он был ещё маленьким котёнком, а теперь уже похож на настоящего кота. Он всё время или в чулане мышей ловит, или спит в кухне возле тёплой плиты. В комнату заходит редко. Но один раз он выкинул такую пакость, что я до сих пор его терпеть не могу. Я стоял на коленях перед стулом и ножницами вырезал из бумаги домик, в котором, может быть, привыкнет жить мой воробышек. А воробышек в это время прыгал по комнате. Прыгнет, клюнет что-то на полу и весело так: — Жив-жив! Жив-жив! Радуется, что живой и что крылышко у него срастается. Тут, откуда ни возьмись, Васька появился. Сел на пороге и смотрит. Потом прилёг, бьёт хвостом по полу, а глаза так и горят. Я думал, он просто поглядит на воробышка, да и уйдёт. А он сидел-сидел и вдруг ка-ак кинется на воробышка! Тот, не будь дурак, расставил крылья, нахохлился и как клюнет кота в нос. Васька подскочил, мотнул головой и снова к воробышку. Раз! — и схватил его прямо под крылышки. — Васька! Васька, отпусти! — изо всех сил закричал я и бросился спасать воробышка. Кот — в кухню, я — за ним, он — под стол, я его — за хвост. — Мя-а-ав! — заверещал кот, выпустил воробья и лапой меня по руке — кровь так и брызнула. Но я не испугался, схватил его за ухо и давай ругать. — Что ж ты, — говорю, — наделал? Мало тебе мышей, ты ещё и воробышка хотел съесть? Ах ты, бессовестный! А Васька сидит да облизывается. Тогда я наподдал ему и выгнал на мороз. — Чтоб ноги твоей в хате не было! — сказал я ему. Вернулся в комнату, посмотрел на воробышка и заплакал. Лежит, бедняга, на боку, не шевелится, только клюв раскрыл и дышит часто-часто. «Умрёт», — подумал я и заревел уже на весь дом. Мама что-то во дворе делала. Вошла, спрашивает, что случилось, а я никак рассказать не могу. — Во… во… робышек. Васька задушил. — Ну, не плачь, — говорит мама. — Воробей твой всё равно не выжил бы. Крыло у него так и не срослось. А что же это за птица, если она не летает?