Скользили в прозрачных водах стремительные дельфины, прыгали, резвясь по носу и по корме. Угребались вслед кораблю чайки, отыскав себе с левого борта, там, где сброс отходов камбуза, блатное место под-харчиться. За экватором начнётся другая астрономия – тот же рассвет на востоке, тот же закат на западе, но ходить по небосводу солнце будет не южной стороной, а северной. Сумерки будут всё короче. Ночи тёмные и звездятся неимоверно. И конечно, жара. Днём так вообще припекало, прокаливая корабельное железо. С этим у экипажа свои походные хлопоты. В первую очередь приходилось учитывать все слабые места ЭМУ. Проект 1123 «Кондор» в целом рассчитывался для холодных морей и умеренных широт, максимум для Средиземки. Под тропическим солнцем, при температуре забортной воды выше допустимых значений, жара в котельных отделениях доходила до шестидесяти градусов. Даже в режиме экономического хода в таких условиях главная энергетическая установка корабля испытывала отрицательные нагрузки. И пока штурманский расчёт позволял большую часть времени поддерживать среднюю скорость двенадцать узлов, командир БЧ-5 «развлекался» тем, что на данный момент вывел котлы № 1, № 2 на профилактику, следуя на одном кормовом эшелоне. Впрочем, каких-либо неисправностей или серьёзных капризов техники пока не выявилось. Объяснялось это скорей всего тем, что «Москву» к этому походу готовили с особым усердием, автоматику машинно-котельных установок специалисты СРЗ[276] отладили по высшему разряду, с учётом всего накопленного опыта эксплуатации, расписавшись в высоком качестве ремонта. – Ну да благими бы пожеланиями, – отметит Скопин, выслушав текущий доклад стармеха. * * * Экватор миновали, как положено – с традиционным морским ритуалом. Процедура давно заиграна, но всякий раз доставляла какое-то не надоедающее удовольствие. Не избалованным развлечениями служивым, и тем более «срочникам», так и совсем в радость. Понимая проблему перенаселённости корабля, довеском к жаре, экипажу в свободное время позволялись обоснованные вольности. Форма одежды для младшего личного состава обычно в жарких широтах и без того устанавливалась щадящая: брюки, голый торс (кроме заступающей вахты)… Старпом разрешил по «форме ноль» – в трусах. В послеобеденное время на полётной палубе народ гонял мяч, загорал. В качестве импровизированного душа матросы обливались из пожарного шланга прямо на палубе. Приятным подарком стал спрогнозированный метеослужбой корабля тропический ливень (прежде на загоризонтной РЛС углядели то, что явно претендовало на скопление тяжёлых дождевых облаков). Пришлось, правда, сделать небольшое уклонение от генерального курса, накинув пару узлов, торопясь «въехать» в непогоду, пока та не прошла мимо, гонимая преобладающим пассатом. Пополудни «трансляжка» захрипела, дежурный по кораблю объявил: «Всем свободным от вахт построиться на полётной палубе по большому сбору с банными принадлежностями!! Сбегались. Кто уже бывал в тропиках, знал – в сланцах и с шампунями, кто-то с матросским (для морской воды) мылом и на беду в тропических тапках (скользких). Крейсер уже вошёл в полосу порывистого ветра. Резко потемнело! Уже срывались отдельные капли… Кто-то из неуспевающих ещё слетал со шкафутов на полётку, когда оно как дало!! Ливневые потоки сплошной стеной! Командир на это всё взирал со стороны, удивляясь, откуда только на ровной поверхности взлётно-посадочной площадки могли собираться такие обширные лужи – намыленный народ скользил, плюхался, с криками, ржачем, матом… Не пройдёт и получаса, небо расчистится, снова засверкает солнце. Умытый дождём корабль, его палубы и надстройки быстро просохнут. Капитан 1-го ранга Скопин будет пребывать в прекрасном расположении духа, всегда считая, что когда ты в море, на ходу, особенно если в «дальнем» (разумеется, когда оно по мирному времени), судовая жизнь входит в своё истинное русло. Каждый занят своим делом, в четырёхчасовом вахтенном ритме. И крейсер, точно живой организм, пусть и железный, успокаивался – шёл себе своим назначенным ходом, шумя котлами и турбинами машинного отделения, молотя винтами море, бодая форштевнем волны. Для личного состава – суть обычных советских граждан, неискушённых заграницей, при всех тяготах флотских будней, подобное плавание было своего рода бесплатным круизом по тропическим морям. Сам же он почти кайфовал: нет никакого адмирала за спиной и ты сам себе голова, несение службы отлажено, корабль в порядке, маршрут прописан, шлёпай себе – океаны, моря, иностранные порты… Эта идиллия закончится нынешней ночью, когда его поднимут по срочной криптограмме с пометкой «Ракета». * * * Время было к «нолям»[277], Скопин сидел у себя, уже убрав под замок шифроблокноты и кодовую книжку. В пятизначных числах сообщения штаба флота будет значиться простой приказ: «Вскрыть секретный пакет»… тот, полученный перед самым выходом из Севастополя. Не то чтобы он забыл о нём. Просто такие конверты могли пролежать в сейфе весь поход, так и не будучи распечатанными – мало ли что там и на какой чрезвычайный случай (так и не случившийся) в шатком равновесии «холодной войны». Выключив «ночничок» над столиком и откинувшись на спинку кресла, каперанг посматривал через иллюминатор на слегка флюоресцирующий океан. Ожидая. Было сказано «…пакет вскрыть в обязательном присутствии приставленного офицера Особого отдела». Он и постучится вскоре, тоже получив по ВЧ-связи свои инициирующие инструкции. И молча, лишь кивнув со значением, расположится напротив. Выражение его лица, делано невозмутимое, будет свидетельствовать о том, что сотрудник госбезопасности прекрасно знает, о чём пойдёт речь, явно осведомлённый обо всём с самого начала. И теперь вот время «до особых предписаний» подошло. Содержимое приказа Генштаба первоначально ввело Скопина в ступор. Вчитываясь в разъяснительные пункты под «шапкой» секретных грифов, сам не замечал, как кровь прилила к лицу. Сидел офигевший, переваривая. «Вот это да! Я бы это и операцией не назвал… скорей миссией. А ещё правильней – экспедицией, если не совсем научным экспериментом. А Терентьев, ну ни гад ли – знал же, но ни словечком. Мог бы хотя бы намекнуть». Вопросов мигом набежала уйма, но вместо того, чтобы начать их задавать, в голове почему-то всплыло то старпомовское «не понимаю», когда дело коснулось штатного расписания и комплектования экипажа корабля. Сейчас, ознакомившись с новым приказом, приходило понимание, по каким критериям осуществлялся этот отбор: предпочитали людей, менее всего привязанных к берегу, к родным-близким. И если заглянуть в личные дела – сравнить, сопоставить, поразмышлять, наверняка там будут холостяки или бездетные. А среди молодняка срочной службы, скорей всего, не единственные сыновья или что-то в этом роде. «Значит, – делал выводы Геннадьич, – командование не исключает провала миссии. Или хуже – катастрофы? Да нет же, просто они там, наверху, заранее допускают, что, возможно, отправляют людей в один конец. Но ведь чисто сработать в этом плане всё равно не получится – кто-то и что-то у кого-то здесь, „за порогом“, по-любому останется. Это ж целый корабль, мать его, и семьсот с лишним душ! Хотя… когда это партийное руководство и тем более суровых ребят из КГБ волновали индивидуальные переживания человеко-винтиков, когда Родина-мать призвала, построила, забрила… Для наших генералов не считаться с людскими потерями – это так, лишь генетические издержки татаро-монгольского наследия. Но да будет хоронить. Мы «Петром»-крейсером прыгнули, сами того не ожидая, в ту же неизвестность… и ничего – целёхоньки. С чего бы снова не скакануть, коли советские товарищи учёные что-то там вычислили и рассчитали. Вон он, Вова-особист, сидит себе и не изволит сомневаться…» Стоило подумать, внимательный «чекист» тут же протянул свои бумаги. Всё так же молча. Бумаги, подтверждающие его полномочия как официального делегата от высшего управляющего органа СССР в предстоящей миссии. И очередные погоны он получил в соответствие – полковник – в этом звании офицеры КГБ ни много ни мало попадают в номенклатуру ЦК КПСС. Распределение полномочий было чётко регламентировано. И пока больше никто в настоящие планы и курс дела посвящён не будет. И так, видимо, правильно. Попробуй, объясни всю ту «фантастику» тому же замполиту или старпому. Подумают, что «напились командир с особистом на пару до белой горячки». Не поверят, пока сами наглядно не увидят. Так что весь экипаж – «играть втёмную», оставляя в неведении до последнего момента «здесь». И только по успешному переходу – «там»… Вот только тогда… * * * Все назначенные реперы сохранялись: место встречи с судами снабжения, расчёт штурмана по времени, курсу, скорости движения. К исходу следующих суток, так и не зайдя в столичный порт Республики Сейшельские Острова, «Москва» отгремит в клюзах на якорной стоянке в виду архипелага, начав приём топлива от танкера. Через некоторое время с другого борта пристроится второй транспорт, наладив передачу сухих грузов. Здесь уже, зная «на что идут!», командир крейсера будет лично контролировать весь «приход», равно как, признав предусмотрительность штабных планировщиков, так и удивляясь, и, чёрт возьми, устав удивляться от каких-то совсем уж непонятных решений по тем или иным направлениям; дополнительно отправит в штаб флота и свои запросы, хотя и не рассчитывая на быстрый и удовлетворительный отклик. Короче… на общем ответственном фоне, с включением всяких нестыковок, голова шла кругом. Но, так или иначе, место нашлось всему. Так или иначе, места для неуютного беспокойства и думок находилось немало. Сейшелы прошли стороной, исчезая в дымке тропической испарины. Сам не замечая, что бормочет вслух, командир изучал грузовую ведомость: – Топлива приняли под завязку. И всего остального тоже… – Подняли уровень моря почитай на полные пятнадцать тысяч тонн водоизмещения, – проявит неожиданное знание технических характеристик крейсера особист. – Это вы о чём? – рассеянно спросит Скопин. – Да я тут вдруг подумал о тех тысячах кораблей и судов, что также погрузились обводами в воды Мирового океана, вдавливая, а значит, и вымещая. – Ну так от того и слово «водоизмещение». Полное у нас, кстати, чуть больше пятнадцати. Но всё это… капля в море. Как и все те остальные «тысячи» и их миллионы тонно-водоизмещений. – На румбе – сто тридцать, – громко доложил рулевой. – Легли на курс встречи с «Академиком Лаврентьевым», – счёл нужным напомнить каперанг, – рассчитывали на полтора суток пути… если на пятнадцати узлах. Но там вышли на связь – поторопили. * * * Советский Союз обладал мощнейшим научным флотом, насчитывающим более трёхсот всевозможных профильных и специализированных судов. Подобной научной армады не было ни у кого в мире. Недоступных для исследования мест в Мировом океане для СССР не существовало. С некоторых пор в спектр изыскательных работ «плавучих лабораторий» была включена ещё одна проходящая под особым грифом задача, позитивные подвижки к реализации которой неожиданно наметились в южно-экваториальном районе Индийского океана. Туда и было направлено особое внимание. С середины февраля 1985 года океанографическое судно «Академик Лаврентьев» с размещённой на борту спецаппаратурой функционировало близ Сейшельского архипелага под видом изучения прибрежной экосистемы. Дальнейшие изыскания увели исследователей на юго-восток вдоль Маскаренского (подводного) хребта.