– Кто-нибудь понял, что он говорит? – Это не он стрелял, это Джон, – нашёлся кто-то из технарей, мало-мальски разобравшийся в чужом наречии. На мостике Скопин, которого особист попросил попридержать возвращение американца, спросил вахтенного офицера: – Далеко «Кинг»? – Минут семь лёту, при их скорости. – Связь… – Они на международной частоте, – лейтенант добавил неприязненно: – Шпарят по-русски почти без акцента. – Пусть обождут. Палуба закрыта! Передайте им – палуба закрыта, покуда идут взлётно-посадочные мероприятия. Резкая категоричность командира, адресованная тем неведомым пилотам в американском вертолёте, исходила из досадного непонимания мотивов своего руководства. Знать рядовым исполнителям, что там происходит в политических верхах на дипломатическом уровне или на уровне контактов генералитета, не обязательно и не должно. Однако некая обратная связь имела место быть, а у Скопина хватало соображалки, чтобы по тем приказам, что поступали из штаба, выстраивать примерные сценарии и делать свои выводы: «Какого чёрта в Москве миндальничают с пиндосами и тянут кота за… да хоть за хвост, хоть за яйца?! Ну, допустим, с самолётами… опустим. Действительно, „свистки“ они есть „свистки”[260] – типа, не поделили небо. Но…» Поступили тревожные сообщения с «Проворного». К терпящему бедствие кораблю уже подошло судно обеспечения. Меры по оказанию помощи предпринимались насколько возможно полные. Пожары потушены и главной проблемой стояла откачка забортной воды из затопленных отсеков. С обеспечителя подали шланги, работали помпы. Помогало мало. Корма БПК окончательно просела, и вода продолжала поступать через пробоины, заливаясь поверх палубы. Дело усугублялось разгулявшейся волной. Корабль агонизировал. О чём было доложено Паромову. Доклад однозначно попал на стол главкому. Уже и слух прошёл – говорили (просочилось от секретчиков-кодировщиков ЗАС), дескать, Горшков лично дал добро «Субмарину – топить!» Невзирая… Скопин не то чтобы особо поверил. Главком ВМФ при всех своих регалиях, как ни крути, человек, обременённый политическими кандалами. «Утопить-то утопим, – покусывал губы кавторанг, – отыскать бы эту иголку в стоге сена, до того как в Кремле не пришли к политическим компромиссам». От этих злых и рваных думок его оторвал старший группы ПЛО, выпалив неуставно: – Есть подвижки! Подводный объект обнаружился спонтанно и, как ни странно, не совсем там, где ожидали. И так бывает. Вертолёты с кораблей сопровождения, в целом включённые в общую задачу, тем не менее, дабы не создавать неразбериху в управлении, имели свои сектора поиска, вынесенные на край рубежа. В данном случае командир экипажа Ка-25ПЛ с «Петропавловска», руководствуясь собственными соображениями, скинул пару буёв вне порядка заградительного барьера, рекомендованного флагманскими специалистами. Один из РГБ сработал. Тут же по следу опущенная гидроакустическая станция зафиксировала что-то похожее на кавитационные шумы – «контакт» слабый, неустойчивый, но «контакт»! На вертолёте боялись спугнуть удачу и лодку, не стали менять позицию, продолжая терпеливо прислушиваться в «пассиве»… на командный пункт потекли приблизительные данные. С КП потребовали уточнений. К месту немедленно перенацелили две ближайшие машины. В обязательном порядке информировали штаб Паромова. У контр-адмирала «на проводе» висела Москва – туда дали ориентировочную сводку. Но ещё не поспели ответные директивы, как с вертолёта стали поступать экспансивные сведенья: «неизвестная» подлодка совершила резкий манёвр уклонения со сменой глубины (очевидно, каким-то образом, там внизу под водой почувствовали за собой слежку). И уже не оставалось сомнения – «это та самая цель»! Оператор ГАС включил активный тракт, замеряя параметры ПЛ: скорость 17 узлов… 20… 25… Вспугнутая субмарина пошла в отрыв. Всё в той же причине – не потерять «контакт», командир «Камова» не стал сниматься с точки и пытаться производить бомбометание наличными ПЛАБ-50, лишь запросив разрешения на случай «если»… и не более. Сейчас от него требовалось только одно – цепкое целеуказание. Злоба момента заключалась в том, что двум выделенным на атаку Ка-25, чтобы подойти в намеченный сектор, необходимо было время – по меркам вертолётных «км/ч» против «морских узлов» – небольшое! Тем не менее у субмарины появлялись возможности… Офицер группы ПЛО быстро с этим определился, едва успев накидать диспозицию на тактическом планшете. Не замедлил доложить «наверх» командиру. Капитан 2-го ранга Скопин и сам уже сориентировался, попросту держа в голове всю геометрию поискового ордера. Требовалось быстрое решение и реагирование. Необходимость в быстрых решениях осознавали и другие участники. С Ка-25 все данные по определению скидывали и на свой корабль, чем подвигли командира «Петропавловска» по первому же «контакту» использовать ситуацию для «подскока» к ПЛ на максимальной скорости. – С «Петропавловска»! – известил вахтенный на мостике флагмана. – Сообщают: они сейчас на практической дистанции применения ПЛРК[261] «Метель»! Скопин не колебался ни минуты, быстро в уме расписав расклад: «Даже если „Метель“ не дотянется или подлодке удастся уклониться от атаки, как раз подоспевшие „вертушки“ лягут на чашу весов решающим доводом!» Сюда же, в эти соображения вписывалась крайность того, что развившая максимальные узлы субмарина быстро выходила из поля действия погружной вертолётной ГАС. «Контакт» скоро попросту может быть потерян. Надо бить не мешкая! …И дал карт-бланш. На «Петропавловске» уже, загодя, не дожидаясь разрешений, осуществляли предстартовую подготовку. На всякий случай. Тридцать два узла гнали корабль на сближение. Расчётные параметры цели вбивались в систему наведения противолодочного комплекса – согласно поступающей информации с вертолёта. Развёртка электронно-лучевой трубки бортовой гидроакустической станции Ка-25 вдруг показала раздвоение принимаемого сигнала. Опытный оператор предположил самое напрашивающееся: выпуск подлодкой имитатора, тогда как сама ПЛ резко перешла в «тихий режим» движения. Это сразу же вносило новые переменные в целеуказание. Впрочем, боевой расчёт на «Петропавловске» было готов к таким поворотам. Решение огневой задачи усложнялось лишь тем, что теперь производилось сразу два двухракетных залпа, накрывая две назначенные точки поражения, имитатор ли то, или… что бы там ни было. «Корабль» запрашивал, «вертушка» отвечала: – По цели номер один данные подтверждаю. Курс, скорость цели – подтверждаю. По пеленгу номер два – «контакт» неустойчивый, сигнал растягивается по дистанции. Затухает. Повторяю… Уже давно прозвучало: «Дистанция вписывается в радиус поражения!» – Корабль на боевом курсе!.. Две побортные четырёхтрубные пусковые установки комплекса «Метель» на БПК проекта 1134-Б – не-наводящиеся, неповоротные, стационарные, то бишь направление на цель всем корпусом корабля. Радиокомандная корректура траектории ракет допускалась уже на участке маршевого полёта. – Так держать! – Товсь! Щёлканьем тумблеров, нажатием кнопок команда пошла по электрическим цепям. – Товсь выполнено! К стрельбе готов! Командир на мостике перевёл взгляд – ему с его места видно левобортный контейнер ПУ: убрались в сторону откидные крышки пусковых шахт, обнажая головки тандема ракето-торпед. – Передали по сети, – негромко проговорит за спиной старпом, – применение оружия санкционировано самим главкомом ВМФ Горшковым. – Стрельба боевыми… В настоящее место цели!.. – немного с оттяжкой огласит командир. В поступающих докладах с боевых постов, в череде и последовательности предпусковых процедур, в сухих строках команд и репетований, всё покажется каким-то тягучим и томительным, словно на каких-то плановых учениях, а не в боевом накале. – Огонь! Рёвом стартовиков, на мгновения перекрыв весь вид с мостика оранжевым пламенем, два факела вырвались на касательную траекторию. Следом, в необходимом (в минутах) интервале, двухракетным залпом разрядилась правобортная установка. Ветер ещё не развеял уходящие дымные шлейфы, а командир отдал приказ к готовности пуска остального, оставшегося в ПУ боекомплекта. «Надо будет – всем ударим! Потому что второго такого шанса судьба может и не представить, – скажет он потом, выразив потаённое: – Ради того и существуем. За такое… коли потопим атомную супостата, и Героя дать могут». Четыре ракеты-доставщика менее чем за три минуты достигнут расчётных точек, где отделившаяся на парашютах боевая часть – торпеды АТ-2УМ – выйдет в самостоятельный циркуляционный поиск и наведение на цель. Ship submarine nuclear SSN-695 «Бирмингем» – семь тысяч тонн водоизмещения, уравновешенных балластом в законах гидростатики на глубине 900 футов, в минимальных оборотах медленного дрейфа… – Гидропост – «центральному». Командир субмарины кэптен Роберт Фрик щёлкнул кнопкой громкой связи, ответив на вызов: – Слушаю. – Сэр. У русских движение! Цель номер три, крейсер «Kara»-class по пеленгу сто тридцать на зюйдост – резкое увеличение кавитационных шумов. Смена курса. – На нас? – с тенью лёгкой тревоги спросил старпом. Фрик, не оборачиваясь, небрежно бросит: – Не времена большой войны, когда, чтобы кинуть «глубинку», надо было обязательно пройтись по голове подлодки. Тем не менее, хмурясь, запросил дистанцию, разделяющую субмарину и советский корабль, прекрасно зная, что «Kara»-class располагает дальнобойными противолодочными ракетами. Ориентировочные «ярды-мили» ему указали. – С такого расстояния их гидроакустические средства зафиксировать нас не смогут. Если только… – дежурный акустик дрогнул голосом. – Сэр, если мы хотим послушать, нет ли чего над нами в небе – советского чоппера-наводчика[262], придётся подняться ближе к поверхности.