– Совершенно верно. Они немного не рассчитали, точнее, прилично не рассчитали. А не обнаружив нас пассивными буями, потеряли терпение и врубили активный поиск. В трёх векторах. – Если мы сейчас размотаем буксируемую антенну? – Не помешало бы. United States Marine Corps, LHA-1 «Tarawa» К стрёкоту самописцев, что выезжали языками бумажной ленты с рутинными навигационными данными и метеосводкой, добавился звук каретки принтера. – Сэр, как вы и просили – распечатка директива штаба. Приняв лист дешифровки, кэптен Ньюмен долго вчитывался в содержимое, удивлённо морщил лоб и даже присвистнул на каком-то моменте. Распорядился, обращаясь к дежурному офицеру: – Всем пилотам – на брифинг у командира! Мне надо сделать для них сообщение. Однако узнав, что практически весь лётный персонал и без того собран в местной «ready room»[250], недолго думая, переиграл… Сам пустился. Пилоты сидели в выставленных в ряд откидных креслах. Командир эскадрильи стоял у чёрной доски и что-то чертил мелом в таблице полётного графика. – Джентльмены… – что основное Ньюмен вынес из последнего указания вышестоящих инстанций, так это то, что в штабе, возможно, не вполне владели информацией или неправильно её интерпретировали. И, по сути, от него и от его пилотов требовали импровизаций. «Что ж…» – Итак, джентльмены. Всё до этого было цветочками. Командование ставит новую задачу. Кэптен последовательно довёл до подчинённых ориентиры в сложившейся ситуации с «нахулиганившей» субмариной. Затем обстоятельно расписал, что от них требуют в Вашингтоне. Ни много ни мало. – Простите, сэр, – прозвучал по окончании в паузе вопрос, – санкция на применение будет? – Нет. – Сэр, – пилот оставался настойчивым, – а у тех ребят на «Бирмингем» санкция была? – Как я понял из контекста – нет, – и командир корабля очень так выразительно взглянул на внимательно выжидающих парней, подумав: «Кто поймёт, тот поймёт». – И всё же они пальнули, – пилот проговорил это тихо, но его, конечно, услышали. Ньюмен заговорил снова и постарался вложить в свой голос как можно больше внушительной убедительности: – Тот парень, что правит лодкой и который затеял всю эту историю, полагаю, и сам должен предвидеть и подготовить себе пути отхода. Посему вам рьяно ввязываться в драку и тем более подставляться строжайше, хм… не рекомендую, джентльмены. Вы должны чётко понимать ту условную градацию, когда будете ходить под прицелом у русских: имитации атак, инцидент, конфликт… война. Вернувшись на мостик, кэптен приказал: – Поднять уровень боевой готовности – режим номер три, «fast pace»[251]. Уже через десяток минут наблюдал сверху через панораму остекления ходовой рубки, как, разбегаясь по жёлтой полосе разгона, с палубы укороченным взлётом сошла первая пара дежурных AV-8A «Harrier». Под крыльями на пилонах помимо ПТБ висели ракеты «воздух-воздух» и контейнеры с авиационными пушками. В зоне оперирования Наконец он выкроил время более детально подвести оценку торпедной атаки. На принесённой от группы ПЛО кальке вырисовывалась картинка – с дистанциями, проставленными минутами-секундами прохождения торпед от момента обнаружения до уничтожения. Все эти «цифры навскидку» капитан 2-го ранга Скопин уже скидывал на ФКП Паромова, и флагманские специалисты, или, беря выше, офицеры штаба ВМФ должны были сделать свои предварительные выводы. Ему же отсюда, с места, всё виделось куда наглядней, а потому до начальства следовало обязательно довести главное: суть расчётов сводилась к тому, что если бы это были французские торпеды, стоящие на пакистанской ПЛ, то дальность действия у них (из максимальных характеристик) всего 18 километров – они бы просто не дошли до цели с того расстояния, с которого были пущены. Но ключевым показателем являлась зафиксированная скорость торпед – под 50 узлов. А вот это, скорей всего, указывало на американскую серию «Мk». – Вот и сложились все фрагменты мозаики. Всё-таки американцы. – Удивления не было. Даже не оглядываясь на дымы' за кормой – на осевший дифферентом, склонившийся креном «Проворный», Андрей Геннадьевич остро ощущал и понимал необходимость в реабилитации. Сто́я, выстаивая своё на мостике (ГКП) флагманского крейсера, слыша все поступающие доклады, переговоры по «громкоговорящей», прочие звуки, переклички вахтенных и операторов боевых постов, он явно и ясно представлял себе эту субмарину: чёрный вылизанный обводами силуэт с рубочными рулями глубины: «Что-то из многоцелевых ударных „Стёржен“ или „Лосов”[252], не иначе…» И неожиданно для себя пасовал перед её какой-то изворотливой неуязвимостью: дважды нанесла удар и растворилась в водах океана… Возможно, что уже безвозвратно, а значит, безнаказанно. Допускал, однако не верил, что враг сделает ещё один «подарок» и снова атакует, тем самым «засветившись». «Ещё неизвестно, как мы отреагируем на этот „подарок“. Сумеем отразить, будучи теперь более чем в полной готовности?» Не верил Скопин, что засевший в своём «центральном» неизвестный кэптен или коммодор (в представлении – «хитрый и опытный чёрт») пойдёт на риск, «поднырнув» на сближение с кораблями. «Москва» и «Петропавловск» двигались фронтально, «подчищая» глубины моря корабельными ГАС, причём БПК сместился южнее, разнося зону охвата. И для полновесной обоймы не хватало правофлангового корабля ордера… Впрочем, сейчас обнаружение ПЛ большей частью зависело от работы авиакрыла. Флагманская группа АБУ (автоматизированного боевого управления) просчитывала вероятные векторы движения субмарины, выдавала целеуказания. На тактическом планшете специалисты наносили ориентиры, в том числе и по корректирующим докладам экипажей вертолётов. В данный момент Ка-25 расширяли поисковое поле, обшаривая направление на северо-запад в полусфере 220–330 градусов. «Поисково-уничтожительная противолодочная задача» – так это называлось. Обычно подводные лодки потенциального противника, а конкретней – скоростные атомные, обнаружив за собой слежение, отрывались, развив максимальный ход. Скопин помнил по бытности службы на учениях в Средиземке: когда таким АПЛ плотно садились на хвост, супостаты пользовались дешёвым приёмчиком – попросту уходили в территориальные воды Италии или Испании. «Сейчас у них, кто бы там под водой ни был, такой табуированной роскоши не будет». Задействовав сразу все вертолёты, надеясь на перехват по «горячим следам» первых десятков минут, кавторанг всё же рассчитывал на успех… при всех своих осторожных оценках и недостойных сомнениях. И ждал, что вот сейчас в эфире раздастся профессионально-спокойный или же радостно-возбуждённый голос командира какой-нибудь машины «Есть контакт!»… Вместо этого на приёмный пост флагмана посыпались чрезвычайные доклады от экипажей «Камовых»! Палубная авиация «US-marines», в целом на последний час остававшаяся пассивным наблюдателем, вдруг снова выкинула неприятный фортель! Расчёт американских штабистов, спровоцировавших вылазку авиагруппы LHA-1 «Tarawa» на советские вертолёты, строился на простых концепциях. Из кабинетных далей «тактическая арифметика» выглядела более чем прозрачной: оторванные от ПВО своих кораблей, ведущие противолодочные поиск геликоптеры (соответственно и вооружённые) против самолётов всяко и однозначно уязвимы. Звено истребителей (три пары) вышло к месту по предварительной наводке барражирующего разведчика «Бронко», давшего приблизительный мониторинг: полтора десятка соосно-двухвинтовых «Гормонов»[253], роящихся в поисковом порядке над акваторией протяжённостью более ста километров. Бортовая РЛС «Harrier», «подслеповатая» в нижней полусфере, обнаружить цели с практически отсутствующей составляющей «Доплера» (висящие вертолёты), тем более на фоне подстилающей поверхности, оказалась малоспособна. Пилотам приходилось искать противника исключительно визуально, вынужденно снижаясь до уровня «бреющих» волны советских геликоптеров. Звено сломало тесное построение, рассыпаясь в одиночной «охоте». Свою задачу – «помешать русским» – с лёгкой руки винг коммандера[254] лётчики Корпуса морской пехоты видели в том, чтобы «сдувать» винтокрылые машины возмущённым потоком (спутной струёй), и на этом поприще открыли для себя много чего «увлекательного». В том числе для разнообразия пользуясь всеми достоинствами самолёта вертикального взлёта-посадки: отклоняя векторы тяги, совершая восходящую горку «по головам», виража́ (или виражируя) впритирку к борту. Особые виртуозы норовили продлить «удовольствие», подзавивая… На какое-то время поисковые мероприятия противника потеряли устойчивость, а для части тактических групп и отдельных вертолётов оказались полностью расстроенными. К неожиданности американцев, «Гормоны» даже «огрызнулись». В тех же правилах игры. Гидрология по-прежнему сохранялась IV типа – «очень плохая». Чтобы «пробить» температурный скачок погружаемой гидроакустической станцией, пилоты «Камовых» держались ниже положенных инструкцией «двадцати метров», игнорируя предупреждающую звуковую сигнализацию «опасная высота». Воздушная подушка под вертолётом, при висении над водой наиболее слабая, и «привязанные» к морю кабель-тросами спускаемых ГАС вертолётчики чувствовали себя куда как более неуютно. Проносящийся ревом истребитель… и 7-тонный Ка-25 начинает раскачивать, трясти, машина норовит просесть вниз, с угрозой падения. «Харриер» уходил на вираж… Вертолёт клюнул носом, заскользив на уклон, теряя высоту. Пилот лихорадочной дачей педалей и отклонением ручки циклического шага винтов восстанавливал положение, парируя крен. В эти недолго-долгие секунды аврала показалось, что края лопастей, вздыбив вихри водяной пыли, всё же успели «скосить» пенные барашки верхушек волн, настолько всё вертелось на грани и мизерах! Машину ещё немного протянуло вперёд и, наконец, выровняло. Непристёгнутого штурман-гидроакустика, работавшего с выпущенной станцией ВГС-2 в грузовой кабине, покидало там, поколотив об углы аппаратуры… – Командир, сматываем?! – взвыл он матерно, сунув голову к креслам пилотов. – Видишь – вон он на крыло лёг. Сейчас на второй заход пойдёт! Старший даже не обернулся, у него в наушниках раздался голос подполковника комэска: – «Сотый»! Гена! Постарайся остаться в режиме поиска. Я попробую проучить сволоту! Вертолёт командира эскадрильи молотил навстречу, на выручку: решение, точно продиктованное инстинктом – если не сбиться в стаю (тактическую четвёрку), то поддержать друг друга парой.