В тесном сотрудничестве с индийскими спецслужбами, очередным пролётом станции «Мир», в этот раз «осмотревшей» пакистанские порты и морские базы, в целом удалось локализировать местонахождение главной «подозреваемой» – S-136 «Hurmat», возможно, модернизированной под использование противокорабельных ракет. Лодка скрывалась на одной из резервных стоянок флота. Вместе с тем, согласно агентурным данным ГРУ, не было никаких оснований полагать, что Исламабад вообще успел договориться с французами или с американцами по вооружению своего подплава ракетным оружием. В штабе всё больше склонялись к мнению о причастности к инциденту третьей стороны, предвзято конкретизируя на наиболее вероятном контрагенте – США. К таким своим же выводам всё больше и больше стал склоняться и капитан 2-го ранга Скопин. Противолодочная задача в этот раз оказалась сложной. Вертолёты полосовали небо, роясь над волнами, усеивали море буями, висели, окунув на глубину под слой скачка опускаемые ГАС. Одна группа уже приходила за сменными комплектами РГБ. Результата всё не было. Переговоры вертолётчиков периодически выводились в ГКП на «громкую», и Скопин слышал, как какой-то пилот «засорял» эфир комментариями, мол, «если бы после торпедной атаки не удовлетворились „пакистанкой“, а сразу интенсивно искали эту неизвестную субмарину – точно бы уже взяли». «Если бы не „пакистанка“, не было бы и атак», – догадывался кавторанг. Зная, как легко подстроить факты под удобную версию, сейчас он находил ещё одно косвенное подтверждение возникшим подозрениям: «Пакистанцев использовали. И получается – подставили. Вопрос – „кто?“, думаю, особо не стоит». Самое любопытное, что в тех же алгоритмах догадок работали умы на другой далекой, звёздно-полосатой, стороне. Предварительный сбор поступающих данных формировался по месту в региональном центре разведки флота США, уходя, как положено, по инстанции, стекаясь к самому вашингтонскому верху. На берегах Потомака Секретарь департамента ВМФ Джон Леман без долгих прелюдий сразу перешёл к основному: – С чего всё начиналось, нам известно: пакистано-индийский кризис, спровоцированный провокацией в районе близ Пешавара. Замешанные в деле Советы. На данный момент предмет внимания заострился на морской компоненте: советская эскадра в Аравийском море в прямом соприкосновении со сторонами конфликта. Министр[247] дал знак неприметному (на фоне высоких рангов) флотскому офицеру. Тот встал, представившись лейтенантом Мэйсоном из Управления морской разведки, открыл папку, стал коротко и сухо (по-писаному) излагать факты: – Ориентировочно в 12:30 АМ по местному поясному времени индийский флот прервал учения, проводимые с 8-й эскадрой контр-адмирала Паромова, начав развёртывание против пакистанских материковых баз. Советские корабли остались в месте дислокации, манёвры не прекратили. Спустя примерно час у них произошёл боевой контакт с пакистанской субмариной, в результате которого подлодка всплыла, экипаж вышел в эфир, известив своё командование о нападении и полученных повреждениях. К тому времени в ориентирный район уже прибыл наш ВИЛ-1 «Тарава». Авиагруппа корабля – лётчики Корпуса морской пехоты – вела визуальное наблюдение за действиями «красных», и, можно сказать, инцидент проходил у них «под крылом». МИД Пакистана предъявил ноту Москве. Кремль выдвинул встречные обвинения, заявив, что их корабли были атакованы торпедами субмарины и моряки якобы лишь защищались. – Это мы уже знаем, – негромко изрёк со своего места Рейган. – Самое интересное началось, когда… – докладчик не сразу расслышал президента и слегка сбился, – русские продолжали проводить какие-то боевые упражнения, пилоты с «Таравы» доносили, что корабли «красных» активно маневрировали, производили пуски ракет… так вот, посреди всего этого вдруг загорается один из советских фрегатов. Далее события противоречивы в хронологической последовательности. Но по факту имеем… – лейтенант заторопился, будто опасаясь, что его снова перебьют, – русскими снова была обстреляна пакистанская субмарина. Исламабад поднимает шум – обвиняет, протестует, грозит. Москва контраргументирует – в этот раз «придумав» ракетную атаку. Однако фрегат горит и поныне, насколько известно из последних поступлений разведданных. Всё указывает на то, что нападение – не вымысел. Эскадра Паромова активизировалась, подняты вертолёты – ищут атаковавшую, очевидно, другую субмарину. – Теперь у них учения не похожие на учения, – Рейган легкомысленно повёл бровью, – и что же тут такого чрезвычайного, о чём вы мне так зловеще намекали? Вопрос был уже обращён к начальнику штаба ВМС США адмиралу Джеймсу Уоткинсу. – Видите ли, господин президент, – зашёлся тот в объяснениях, – о кризисе мы можем судить только по собственным заявлениям русских. Представьте: доклады поступают от ответственного командира непосредственно с мостика корабля на адрес командующего эскадрой, и так далее по цепочке через штабное звено до самого верха. А там уж, в Москве, глядя на политическую составляющую, могут трактовать ситуацию как им угодно. Большевики горазды умалчивать о своих аварийных ситуациях на море, однако другого им не остаётся. Исламабад продолжает подавать жалобы и ноты, обратившись в международные правовые институты. В Кремле оправдываются. Вариантов за ними я вижу немало… Честно, чёрт поймёшь эту славяно-большевицкую душу. Но есть одно точное «но»: по своим каналам мы знаем, что французы крылатых противокорабельных ракет «Экзосет», базирующихся на подводные лодки, Пакистану не передавали. Только авиационные. Касательно «Гарпунов», тут более чем прозрачно – переговоры на зачаточной, предварительной стадии. Исламабад очень заинтересован в нашем содействии – предоставляет исчерпывающую информацию, в числе которой есть упоминание о том, что экипаж всплывшей пакистанской субмарины подтверждает наличие некой другой подводной лодки, произведшей пуски торпед по советским кораблям. В таком случае есть все основания думать, что и «ракеты» русские всё же не выдумали. Адмирал выждал паузу и подчёркнуто выговорил: – Сэр. У нас там, в районе, оперирует атомная типа «Лос-Анджелес». – Что вы хотите сказать, – вскинулся президент, – что она как-то причастна? – По-видимому. Есть подозрение, что это наш парень. Повисла тишина. Хозяин Белого дома попеременно взглянул на своих ближайших соседей за столом – госсекретаря Шульца и директора ЦРУ, как бы испрашивая комментариев. Но первый, как обычно, предпочёл воздержаться, второй, тоже как обычно, не спешил высказываться, посверкивая линзами очков, точно уже выстраивая свои цэрэушные комбинации. Рейган покачал головой: – Я всегда считал, что штаб олицетворяет собой логику упорядоченного планирования, в то время как исполнители – командиры на местах, сталкиваясь с непредвиденными обстоятельствами, вынуждены импровизировать, порой допуская… хм, произвол. – Полагаю, здесь иной случай, сэр, – вставил глава департамента ВМФ, пряча улыбку: Рональд Рейган демонстрировал возмущение, но возмущение тем, что командир подлодки действовал без прямого приказа, а не тем, что влепил по иванам. – Да, – задался кто-то из сидящих за столом вопросом, – а что мешает связаться с субмариной и прояснить ситуацию? – По всей очевидности, лодка сейчас таится от русских и не может выйти на связь. У нас есть предыдущие текстограммы, принятые в основном в режиме СНЧ. Но длинноволновый сигнал имеет низкую пропускную способность. Сейчас их анализируют. – А не могут, например, это быть британцы? – спросил госсекретарь, видимо, «на всякий случай». – Пф-ф! – фыркнул адмирал Уоткинс. – У своих берегов британцы побряцать ещё могут. Но прошли те времена – в этих во́дах они без нашего дозволения и гальюнные льяла слить не смеют. За столом такое поминание англичан вперемешку с морскими словечками вызвало глумливые улыбки. – И всё же, – настаивал Рейган, – если это наш парень, что подвигло его на такое вопиющее нарушение? – У нас уже есть версии. Вот досье, составленное со взгляда на нынешнюю ситуацию, – и адмирал Уоткинс вольно зачитал с открытой папки «личного дела»: – Командир USS «Бирмингем» кэптен Роберт Фрик. Аннаполис. Служба. Зарекомендовал себя как решительный и опытный офицер. С некоторых пор замечен в особой антипатии к коммунистам, как и вообще к Советам. Возможно, это объясняется его участием в спасении людей с авианосца «Карл Винсон» в ходе операции «Vagrant»… Если кто позабыл, ещё известной как «Охота за Красным пиратом». Много там наших парней оказалось в «безвозвратных». Что особенно важно к контексту – в рамках той же операции погиб член семьи кэптена Фрика. – Господи, Джон! – выразил упрёком председатель. – Как вы можете так формально и обтекаемо – «член семьи»! Разве нельзя напрямую?! – Я лишь читаю то, что записано в секретном рапорте. По операции «Vagrant» по-прежнему сохраняется протокол полной конфиденциальности. Потери не обнародованы. Имена и звания проходят по закрытой категории. Президенту передали досье. Просмотрел он его, впрочем, не особо внимательно: – Не совсем однозначно, но всё же – как с таким психологическим портретом его выпустили в море?! – Никто бы не подумал, сэр. Выбор среди шкипов был невелик. Проходя корректуру… сэр? Что-то не так?! Со стариком Рональдом что-то творилось – его скукожило в явном недомогании[248]. – Джентльмены, – болезненно кривясь, глава Белого дома нажал кнопку вызова секретаря, – боюсь, мне придётся покинуть ваше собрание. С уходом президента совещание возобновили в другом месте и в ином, более специализированном, коллегиальном составе. – Прежде всего, мне нужно было вселить уверенность президенту, что у нас всё под контролем, – начал в продолжение темы Джон Леман, – между собой можно говорить без всяких экивоков. И у меня первый вопрос: догадываются ли русские, что охотятся за нашей субмариной? – И что вы предлагаете? – со скепсисом спросил адмирал Уоткинс. – Поговорить с ними и попытаться объяснить, что случилась ошибка? Две последовательные атаки – торпедная и ракетная – отметают подобные «извинения» напрочь. Или объявить, что кризис спровоцировал немного сбрендивший на ненависти капитан? Всё равно сочтут опосредованным, а то и прямым актом агрессии. – Пока что у них нет никаких доказательств. Подводное плавание не регламентируется международным морским правом, – министр достал какие-то справочники. – Мы можем… – И как эта кипа документов поможет нам решить проблему? – начальник штаба и смотреть не стал. – Едва ли Советы примут наши правила игры. – Мы играем «белыми»… – Вот именно – Фрик уже двинул пешки, сделав первый ход. А «красные», согласно вашей интерпретации, стало быть, играют «чёрными»… Х-ха! «Красные» играют «чёрными»! Получается, что сейчас-таки – ход за ними! Наверняка на подбитом фрегате есть погибшие. Кровь пролита, и большевики будут жаждать ответной крови. Я не горю желанием признаваться перед Советами, что это наша лодка атаковала их корабли. Вместе с тем мы должны отдавать себе отчёт в том, что, отказываясь от наших парней, мы тем самым оставляем их на произвол ответных действий русских. В любом случае нельзя допустить, чтобы иваны беспрепятственно гоняли нашу субмарину и, не дай бог, утопили. Мы не можем сидеть безучастно. Штаб уже провёл предварительную оценку возможностей. Для начала… Для начала следует отправить приказ на «Тараву» – задействовать авиагруппу. «Харриеры», непрямым давлением, созданием напряжённой обстановки в воздухе должны воспрепятствовать советским противолодочным вертолётам проводить поисковые мероприятия, тем самым обеспечив «отрыв» и уход нашей субмарины из опасной зоны. Анализ ответных действий за русских подразумевает, что Паромов скорей всего противопоставит эскадрилью со своего авианосца «Minsk». Пусть. Советские «палубники» «Forger» (или по-русски – Як-38) против «Harrier» заведомо неконкурентоспособны. Что позволит записать бой, надеюсь и подчеркну «условный бой», в наш актив. Как минимум в воздухе машин будет почти на равных. Обстоятельства… – Чёртовы обстоятельства! – рявкнул министр. – США не должны, не обязаны действовать «на равных»! – Соглашусь. Для оказания давления нужно иметь двойное, а ещё лучше тройное превосходство. При прочих равных. А у Паромова в активе корабли ПВО. Получается, что мы ставим себе задачу блокировать район, будучи не в состоянии позиционно положительно её решить, покуда к месту не подоспеет полноценная АУГ. Но если не доводить дело до крайностей, то есть не открывать огонь, иваны использовать свои корабельные средства ПВО не посмеют. Развязывать большой конфликт с нами им совершенно не интересно. Как, впрочем, и нам с ними. На данный момент самой неустойчивой фигурой в этой партии остаётся наш ганфайтер «капитан Немо» – Роберт Фрик, который, кстати, в том, как он организовал диверсию, пока что был безупречен. Как он поступит, если русские его прижмут, не знаю, – адмирал пожал плечами, – попытки связаться с подлодкой идут беспрестанно. – И?.. – Не отвечает. – Точно, мать его, «фрик»![249] – выругался Леман. USS «Birmingham» – Не пора ли?.. – Выпустить буксируемую антенну СНЧ? – старший помощник понял вопрос как приказ и уже вознамерился исполнить… – Погоди пока, Мэт, – кэптен неторопливо соскользнул с командирского кресла, разминая ноги, – не спорю, сейчас любая информация важна – что нам расскажет «мама Америка», то есть оперативный штаб. Но сначала хочу заручиться уверенностью акустиков. Схожу… – Чем порадуете? В полумраке акустической рубки старший вахты «гонял» синусоидальную волну на экране осциллоскопа. – О, да сэр! Есть кое-что любопытное, – мигом отвлёкся от занятия уорент-офицер. Он достал лист бумаги и быстро наметал набросок, – вот посмотрите: ближайшие к нам три источника активного излучения – это работают гидроакустические станции некорабельных параметров. Вертолёты. Проведём от них линии к позиционному ориентиру, откуда мы пускали ракеты, и получим почти равные дистанции. Понимаете? Русские довольно-таки точно определили наше прежнее место и от этой отправной точки организовали поисковые мероприятия. И если предположить, что эти активно работающие станции встроены во фронтальные линии барьеров пассивных РГБ, то, как видите, мы находимся вне перехватывающего периметра. Вот наше нынешнее положение. – Выскочили, хочешь сказать.