Даже не воюя, только на нештатных аварийных ситуациях, советский флот умел получать «боевой» опыт[246]. Командиру «Проворного» хватило одного доклада о месте попадания ракеты, чтоб без колебаний приказать вывести всех лишних людей из помещений и отсеков, граничащих с опасным очагом. Этот приказ спас многие жизни. Угроза детонации боезапаса была более чем вероятной, о чём тоже сразу было сделано предупреждение, правильно мобилизуя аварийные партии. Это тоже спасло… Два ракетных погреба, № 8 и № 9, располагались смежно, отсеки разделялись только водонепроницаемой переборкой. Последовавшие в канонадной череде взрывы были такой силы, что слетела крышка погреба вместе с пусковой установкой ЗРК, завалившись на дымовую трубу. Дыма только прибавилось. Огонь уверенно двинулся к корме, где хранились авиационные запасы – керосин и бомбы; распространяясь и в сторону носовой части, втягиваясь в длинные коридоры – здесь на его пути оказывались погреба минно-торпедного боезапаса. На миделе верхней надстройки находился заправленный по-боевому пятитрубный торпедный аппарат. Ко всему где-то образовалась пробоина, забортная вода начала поступать вплоть до кормового машинного отделения, появился заметный нарастающий крен. Всё произошло на глазах у американских лётчиков, ещё непонимающих, что произошло! Пилоты не видели атакующие ракеты. Но видели пуски корабельных ЗРК, полагая, что русские проводят учебные стрельбы. Все эти развлечения закончились разом! Взрывы, пламя, столб дыма! Сообщили на «носитель»: дескать «…у иванов проблемы неясного характера. Возможно, несчастный случай, либо…» С «Таравы» кэптен Ньюмен после небольшой паузы (на самом деле ведя обстоятельные переговоры с оперативным штабом) отозвал дежурную пару «Харриеров», выслав на замену «Бронко». Винтовая машина в качестве разведчика-наблюдателя деликатно держалась в стороне от советских кораблей, ведя беспрестанную радиопередачу, освещая обстановку. Параллельно со всем этим произошёл «личный» инцидент между БПК «Николаев» и 8-135 «Хашмат». Никаких формальных обоснований для задержки субмарины у советских ВМС не имелось, тем более под угрозой оружия. Ничего позитивного в конечном итоге не обещая. Причастность к неустановленным торпедам пакистанцам не пришьёшь, ракеты – и подавно, воды нейтральные, войны (открытой) между странами нет (стычки на границе с Афганистаном не в счёт). Только вот противовесом, на другой стороне дилеммы – подвергшееся внезапной атаке соединение, горящий корабль… С вопросом «а кто стрелял?». В условиях сохраняющейся угрозы. Сейчас как никогда требовались все наличные силы – для поиска, локализации и, должно быть, уничтожения неизвестного агрессора. Нуждался в несомненной поддержке аварийный «Проворный». Оставлять целую боевую единицу (БПК «Николаев») для присмотра за пакистанской субмариной с неочевидными последствиями было расточительно. Ситуация разрешилась неожиданным образом. К тому времени заклинившие горизонтальные рули экипаж «Хашмат» успел выправить. Достаточно подзарядили аккумуляторы. Командир лодки, ведущий постоянные радиоконсультации со своим штабом, на дипломатически-сомни-тельные немотивированные действия советского флота смотрел исходя из похожих соображений: «Нет у них, шайтан на их голову, оснований и прав препятствовать свободному плаванию». На центральном посту субмарины пристально прислушивались к эфиру – факт каких-то непредвиденных проблем у русских не остался незамечен. Все геликоптеры, роящиеся в небе над лодкой, вдруг куда-то умчали. Лишь только маневрирующий в нескольких милях эсминец (примерно по классификации) и представлял определённую потенциальную угрозу. Командир приказал готовиться к погружению. Дав ход, субмарина начала маневрировать, поворачиваясь кормой к советскому кораблю. Возможно, тем самым пакистанский офицер хотел показать, что его эволюции не имеют агрессивных намерений. Сигнальщики «Николаева» тотчас засекли движения «подопечной», известив ходовой мостик, причём сразу правильно охарактеризовав выбранное направление – лодка уходила. Командир БПК, скорей всего, неверно расслышал либо неправильно понял доклад вахтенных (он только что переговаривался с флагманским КП, получив «с того конца провода» свою порцию нервозности – общее положение по КПУГ не располагало к спокойствию). Вскинув бинокль взглядом накоротке, кэп принял пену кильватера за бурун в носу, вдруг решив, что лодка выходит на атакующий курс и, возможно, готова произвести торпедный или ракетный залп из носовых аппаратов со сравнительно короткой дистанции. Пусть и самоубийственный, будучи в надводном положении, для неё залп. Тут ещё огорошили акустики… уж что там им причудилось, но с гидропоста доложили: – Слышим шум заполняемых ёмкостей. Не похоже, что балластных… Вдруг озарившись догадкой: – …Шахты торпедных аппаратов! – испуганно от неуверенности, добавив: —…Вроде бы. Последовавшие за этим запросы, переговоры и распоряжения уложились чуть ли не в 30 секунд: на международных частотах пакистанцам: «Обозначьте свои намерения. Расцениваем ваши действия как угрожающие». Одновременно известили «Москву», тут же, не теряя времени, запросив разрешение на открытие заградительного огня. Там как раз на «Проворном» громыхнуло! «Москва» всего в двух кабельтовых – взрыв шибанул по ушам… и конечно, то ещё зрелище! – уже доведённый до каления Скопин дал добро «действовать по обстоятельствам». Рокот взрыва докатился до «Николаева», сигнальцы прокричали о столбе дыма, что не добавляло бесстрастности. Предупреждение об открытии огня пакистанцы проигнорировали. Гарнитура у командира была в руках, артиллерийский пост в ожидании, АК-726 наведена. Ему оставалось только гаркнуть: «Огонь!» 76-миллиметровая спарка выхлестнула короткую в десяток выстрелов дробную очередь. «Упредительный» оказался точен. Более чем. Вздыбленная снарядами дорожка пробежалась под корму, накрывая цель. Субмарину повело на циркуляцию, стопоря, разворачивая профилем. С мостика «Николаева» наблюдали, как она медленно стала проседать «на хвост», что говорило о полученных пробоинах. Если не более. В таком подтопленном положении «Хашмат» будет оставаться несколько часов, почти до заката, пока за ней не придут… А на ходовом мостике «Москвы»… По эскадренной сети бесновался Паромов, верно уже успевший получить новую порцию столичного недовольства: в отрицательном активе по эскадре, помимо повреждённого ракетой корабля, вторичный обстрел пакистанской подлодки, которая, несомненно, успела телеграфировать в свой штаб, известив об очередном «бесчинстве русских». – Кто стрелял? – выплёскивал кипяток командующий. – Кто там такой прыткий? Кто разрешал?! Я – разрешал? Кто старший, мать его так, «на рейде»?! «Пытаться что-то объяснять?..» – капитан 2-го ранга Скопин даже не стал начинать. Бессмысленно и себе дороже. Выждав положенное, сдержанно довёл вытекающие плюсы: – Товарищ контр-адмирал, зато теперь БПК не нужно сторожить пакистанскую подлодку. Корабль всецело можно занять оказанием помощи «Проворному», и его скорей всего придётся брать на трос – тянуть в дружественный порт. Кроме того… Паромов прервал. «Попыхтел» ещё брюзгливо минуту, в итоге пообещав для буксировки прислать какое-то судно из обеспечителей. Что-то подсказывало, что командующий 8-й ОпЭск опасается похожих провокаций непосредственно и на группу «Минск» и что там предпринимаются все полагающиеся мобилизационные меры. Иначе отклик на аварийную ситуацию нашёлся бы более существенный. Видеть раненый «Проворный» было крайне тягостно. Извергающий столб дыма, присевший на корму с креном на левый борт, корабль окончательно остановился. От него отвалил вёсельный ял, вывозя первых раненых. Командир БПК в прямом эфире докладывал (ходил на ют – лично собственным взглядом оценить обстановку и состояние дел): погреба № 6 и № 7 затоплены с помощью пожарных гидрантов, однако контролировать положение в кормовых отсеках представлялось затруднительным, если вообще возможным; пожар распространился и на кормовое машинное отделение. Начали процедуру спрямления крена посредством перекачки топлива с левого борта на правый. Пока мало помогало. Командир корабля настаивал на своевременной эвакуации личного состава, не участвующего в борьбе за живучесть. Сейчас большинство людей было выведено на верхнюю палубу. Скопин видел их, толпящихся на баке, выстроенных вдоль лееров носовой части, уже решив: снять команду, если таковая необходимость всё же будет настоятельна, сможет подошедший «Николаев» – дело пятнадцати-двадцати минут. «Москва», задержавшись на месте бедствия для крайней страховки, начала выдвигаться – «вертолётную палубу» желательно было придвинуть поближе к району поиска – «Камовым» короче плечо на «перезарядку». Вообще, для поддержания оперативного режима правильно бы было придвинуть в среднюю зону все имеющиеся вымпелы, перекрыв секторы корабельными акустическими средствами, дабы тем самым исключить повторения «прокола», когда поиск вёлся на дальних рубежах, а неизвестная субмарина таилась несколько ближе. Но «Николаев» пока выпадал из обоймы. Пока не появится обещанное Паромовым судно. С дополнительными баками время барражирования Ка-25 дотягивало до двух с половиной часов. Авиагруппа действовала уже отработанным порядком, делясь на тактические четвёрки, образуя линейные либо угловые перехватывающие барьеры. Имея на борту по 36 штук гидроакустических буёв, сбрасывая их через два-три километра (по радиусу действия), все наличные вертолёты, включая машины с кораблей эскорта, теоретически перекрывали довольно обширную акваторию. Практически, подозревал Скопин, вычислить район обитания ПЛ и обнаружить её, наверняка прячущуюся под слоем скачка, будет не так-то уж просто. Капитан 2-го ранга вернулся к планшету обстановки, где офицеры группы ПЛО обсчитывали поисковую задачу, нарезав акваторию на квадраты, рисуя линии и гадательные пунктиры. Работа авиагруппы определялась условно локализованной точкой места пуска ракет. Секторы поиска выбирались из расчёта на максимальные дальности. Обосновывалось это анализом обстоятельств атак, больше похожих на диверсию в стиле «кусай и беги». – А если она предприняла не отрыв, а наоборот – поднырнёт к нам в ближнюю зону под слоем скачка, – ещё выдвинул версию командир группы ПЛО. Сам Скопин, конечно, не исключал подобный ход за командира субмарины, однако счёл более важным поделиться своими сомнениями о нестыковках в ТТХ торпед. Добавив и о ракетах: – У «Экзосет», применимых с ПЛ, дальность что-то чуть за сорок кэмэ. А в экспортном варианте может оказаться и того меньше. Я думаю, – надавил он, – что по нам работали «Гарпуном». И добил ещё одним предположением, что искомая субмарина, возможно, не «дизель-электричка», а вполне себе атомная «американка», со скоростью подводного хода к тридцати узлам. – Зону поиска надо расширить. С учётом… Эти соображения «с места событий» обязательно были доведены до командования в Москве. В Генштабе озаботились, подключив ресурсы разведки – неясности подобного рода могли иметь серьёзные последствия.