Взяв микрофон корабельной трансляции, кэптен оповестил: – Внимание по кораблю, боевая тревога! Приготовиться к пуску ракет. Снова обращаясь напрямую: – Боцман. По выполнению – руль на десять градусов вправо – уход с места стрельбы на максимально возможных оборотах. Погружение на тысячу двести футов. Экипажу быть готовыми к экстренным действиям. Коротким обратным отчётом «…three, two, one, zero…» выход каждой ощущался по лёгким толчкам в корпус. Отстрелом носового обтекателя и хвостового конуса капсулы, запуском стартового двигателя, в клубах выхлопа и пара одна за другой ракеты выскакивали на поверхность, выходя на траекторию полёта. Наверху… Кризис «два»!.. Управление корабельной группой, разумеется, осуществлялось с командного пункта флагманской «Москвы». Все данные, поступающие извне, централизованно вбирал в себя пост БИУС[241], отображая воздушную, надводную, подводную обстановку. Последние час-полтора особо повышенное внимание уделялось ПЛО. Причины понятны. В свою очередь, пара «Харриеров», барражирующая непосредственно в зоне ответственности КПУГ, при любом раскладе не давала расслабляться ПВО. Поэтому появление новых целей было зафиксировано своевременно. Однако на очень короткий промежуток времени – появились и исчезли (выскакивая из воды, UGM-84 «Harpoon» делает стометровый подскок, уходя затем на маршевую низкополётную траекторию – 15 метров над уровнем моря). – Цель воздушная, групповая – более двух, малозаметная, пеленг триста двадцать, – отзвучали в «ходовой» поступающие с постов данные. Объекты практически сразу пропали с экранов радаров. Их курс установить не успели, дистанция – приблизительная, классификация – не определена. Нечто похожее сообщили с «Проворного», держащегося от «Москвы» в трёх кабельтовых на раковине. Доложил и «Петропавловск» – тоже что-то засекли. В ходовой рубке крейсера оговаривались быстрые и малосодержательные предположения радиометристов: «…Цели, видимо, ушли за радиогоризонт, дальность радиогоризонта – 36 километров, восстановления контакта ожидаем через…» Скопину это что-то напоминало. Это опять могли «чудить» американские палубные самолёты. Или ещё чьи-то. Даже свои. Кавторанг всегда считал, что корабельные радиолокационные средства по низколетящим объектам откровенно слеповаты. «Висел бы в небе… ну, хотя бы Ка-25Ц с РЛС кругового обзора…» Он что-то там ещё мимоходом подумал о «Петропавловске», который «взял цели» под другим углом пеленга, следуя от «Москвы» в восьми милях по левому траверзу: «Здесь можно было бы поговорить о триангуляционном способе локации, но кто бы этим занимался, когда время измерялось скорей всего парой минут, максимум тремя». То, что с «Петропавловска» смотрели на цели под другим углом, задало неожиданную фору. Уже через 60 секунд после первого кратковременного контакта… – Воздушные, скоростные, маловысотные, курсом… ориентировочно на флагманский корабль! – отрапортовали там с поста РЛС «Восход». Радары корабля «увидели» их в профиль, отражающий большей площадью рассеивания – по этому непреложному параметру – ЭПР (очень уж малая), операторы сразу и поняли, с чем имеют дело. Немедленно предупредили об угрозе ходовой мостик. Не дожидаясь «отмашки» от флагмана (время, время!), командир БПК самостоятельно принял решение и произвёл пуск двух ракет ЗРК «Оса-М»… (низковысотность целей определила выбор средства поражения). К расчётно-намеченной точке пересечения убегающе протянулись два шлейфа и… …Две «Осы» прошли мимо!.. «Послеанализ» установит вероятную причину срыва перехвата: пуск был совершён в траверз атакующим ракетам, на пределе дальности действия, конечный участок полёта приходился под углом вдогон… и что-то не сложилось. Промах… Направляющие балки ПУ правобортной «Осы» «Петропавловска» принимали новый боезапас – время перезарядки около двадцати секунд, в то время как аналогичная установка другого борта выдавала сбой наведения с невозможностью произвести стрельбу. Проблема крылась в параметре дистанции – цели вышли за пределы поражения! С мостика «Москвы» смотрели на ситуацию не менее критически, уже осознавая назревание очередного кризиса. «Петропавловск» в эфире «бил в набат»: «Тревога, тревога!..» Короткая пауза «боеготовности по номеру два» на крейсере прервалась вмиг, вновь электризуя личный состав. Боевые расчёты быстро доводились до «усиленных» – набежало! Все по местам, боезапас дослан в каналы стволов, ЗУРы «наколоты», всё наготове – к открытию огня! «Боевая тревога! Угроза ракетного удара!» – гремело оповещение по крейсеру, по КПУГ. Ушёл доклад на КП эскадры. Если давешним торпедам на преодоление расстояния требовалось чуть меньше получаса – почти целых полчаса!.. – и то это породило аврал и горячку, то ракетам покрыть 55 километров – всего три минуты, одна из которых уже миновала. Время мчалось галопом! С боевых постов оповестили, что видят на экранах «метки», наконец!.. Идущие «анфасом» ракеты имели минимальную отражающую площадь рассеяния. Радиометристы в отрицательных числах «доплера» неумолимо отсчитывали сокращающуюся дистанцию, подтверждая маловысотные параметры атаки! Времени для решения считанные секунды. И сразу стало понятно, что противолодочному крейсеру отбиваться от низколетящих ракет, по сути, нечем. Высота поражения имеемого зенитно-ракетного комплекса «Шторм» ограничивалась по низам в 100 метров. Высвеченные же на экранах радаров метки практически сливались с водной поверхностью! Автоматика ЗРК сигнализировала сбоем – введённые параметры перехвата находились вне области допустимых значений. – «Проворному» – отразить атаку! – приказал Скопин. А что ещё оставалось. «Присвоенный по случаю» из других задач контрадмиралом Паромовым БПК «Проворный» нёс на борту передовой на то время в советском флоте комплекс ПВО – ЗРК М-22 «Ураган». Минусом было то, что в единичном экземпляре. Трёхкоординатная РЛС обнаружения и целеуказания «Фрегат-М», установленная на корабле в рамках той же «экспериментальной» программы, уже «вела» цели. Военнослужащие за пультами видели развернувшуюся над водой компактную «ракетную стайку», только кнопку «Пуск» нажать. Впрочем, привычной кнопки на пульте прибора управления «М-22» нет. Весь расчёт и командное решение выполняла ЭВМ, оператор лишь сообщает вычислительной машине о необходимости пуска и сколько надо выпустить. Тем самым время реакции (от обнаружения до схода ракеты) сводилось до минимально нормативных значений. Но даже в этом случае «картинка» безусловной реализации огневого решения не строилась. При всех допусках и предельных величинах зоны поражения, скоростях и времени реакций однобалочная установка М-22, темп схода ракет у которой 12 секунд, успевала выстрелить не более… …по выработке возможно-допустимой дальности поражения – 12 километров, ЭВМ произвела пуск первой ракеты! Через десять секунд над водой, венцом умчавшего напересечку шлейфа, вспыхнул бутон подрыва – первое попадание! Нет, там, за десятком километров, если кто что-то и высмотрел – это сигнальщики. На экранах операторы РЛС увидели быстро рассеивающуюся россыпь – обломки. Слыша, сквозь стены переборок штатный старт очередной ЗУР: серебристая пятиметровая[242] сигара 9М38, озаряясь факелом, стремительно срывается вдаль. Потеряв одного, «стайка» UGM-82 «Harpoon» уже миновала маршевый участок, снижаясь до пяти, до двух метров над гребнями волн. …Им навстречу… Как это выглядело? 9М38 и UGM-82 – будто безликие буквенно-цифровые символы… впрямую они, «лоб в лоб», нет – не встретились. Зенитная управляемая 9М38 расходилась с UGM-82 с разницей по высотам в восемь метров. Сработав бесконтактным датчиком, подрывом боевой части, сотни её поражающих элементов – в разбросе, в суммарной встречной скорости расхождения, большей частью разлетелись мимо. Но хватило и малого, прошивая насквозь корпус атакующей ракеты в районе маршевого двигателя, породив огненный клубок и хаотическую фрагментацию обломков. Минус – два! Набирающими оборотами машин «Москва» успела довести свой ход до 23 узлов – предпринятая командиром корабля попытка выйти из сектора поисково-радиолокационного сканирования головок наведения ракет… скорей для очистки совести, слишком уж маленькое было «окно манёвра», чтобы таким примитивным образом соскочить с крючка. Веером-фейерверком отстреливались пассивные помехи, выводились на предельные ватты передатчики станций РЭБ, подавляя рабочие частоты излучателей самонаводящихся головок. Сучила жалами спаренных стволов левобортная артиллерийская установка (АК-725), дожидаясь достоверного целеуказания и разрешения на стрельбу. – Едва ли этого будет достаточно, – предполагая худшее, что на противной стороне что-то «натовское», современное, помехозащищённое, иллюзий капитан 2-го ранга Скопин не строил, в том числе прекрасно зная о слабой эффективности наличной «АК» против крылатых ракет, тем более ракет, летящих на малых высотах. Но тут уж, чтобы избежать удара, все средства были хороши. Последний рубеж. Боевой расчёт левобортной АК-725 возглавил непосредственный командир батареи. Лейтенант сам сел в кресло управления артиллерийской установкой, со всей пристальностью следя за радиолокационным прицелом, терпеливо ожидая разрешения на исполнение команды. Рубеж огня для них был «нарезан». На пульте высвечивалась дистанция до целей – они, казалось, не спеша смещались от края к центру экрана. Но это только казалось – главное смещение происходило в другой плоскости – табло неумолимо «втягивало» в себя дистанцию. Операторы старательно удерживали мерцающие «метки» в стабильном положении «прицельного перекрестья»… не в самых идеальных условиях работы: зернистые засветки разрывов зенитных ракет, помехи от поверхности моря, работа собственных РЭБ добавляла свои неочевидные, но сложности. – Я их потерял, я их не вижу! – в бессилии бормотал лейтенант-«огневик», концентрируясь, сутулясь за пультом управления. Ближе к обозначенному рубежу атакующие ракеты вышли на прямую траекторию, представляя в сечении (с передней полусферы) не больше четверти метра, когда «эффективная площадь рассеивания» совсем не эффективная.