С назначенным на крейсер офицером политотдела у капитана 2-го ранга Скопина «традиционно» не сложилось. «И не то чтобы я какой-то неуживчивый злодей и мне обязательно необходима собака, на которую спускать своих собак. К замполитам отношение с комиссарских испокон было неоднозначным. В апогей развитого застойного социализма карьеристов-выходцев политического училища воспринимали как заурядное и неизбежное зло. И пусть местные (советские аборигены) против руководящей номенклатуры пикнуть „не могИ“, я-то выходец из мира других лозунгов. Не сказать, что наши там лозунги лучше. Отнюдь. Но нынешними меня уже не проймёшь – ни верой, ни страхом. Проехали!» Сейчас же ситуация складывалась с каким-то перекосом. То, что закономерно ожидал от особиста – контроля и надзора, в полной мере полезло из «товарища комиссара». Даже мыслишка стрельнула: «А нет ли меж ними изначально тактического сговора по принципу „злой – добрый”? А замуля вполне себе имеет положенные допуски и какие-то особые полномочия, иначе чего бы ему так под целого командира крейсера копать?! Ведь привязался репейником – ты его в дверь, он в форточку, ты его в бровь, он в глаз. Достал! Куда я, туда и он… Я в штурманскую – политработник, будто между прочим, тут же трётся! Командир карту смотрит, на курсовую прокладку или ещё чего – тот буквально за спиной стоит. Что он меня в диссиденты записал, это я уже просёк, тем более и сам… ну не могу не попровоцировать. То морячков под натовскими флагами „коллегами по цеху“ назову, а то и вовсе чёрт меня угораздил давеча ляпнуть, как любит наша „там“ россиянская правительственная камарилья – толерантно: „партнёры”… Кавычки-то я не обозначил, а воинствующий материалист, как услыхал – свои черно-масляные глазёнки по-иудейски навыкате вперил: „Странная у вас терминология, товарищ капитан 2-го ранга, по отношению к империалистам и врагам“. Теперь вот ещё и, поди чего, в тайные поклонники английской монархии приподо́зрил. С него, козла, станется». Мысленный спич прервался чьим-то обращением. Бросив что-то ответно-причитающееся, командир взглянул на циферблат – снаружи, за стенами корпусной надстройки уже давно стемнело, набежав к 21:40. Представил… Представил, как где-то там, за тысячу с лишним километров отсюда, близ Пешавара, сейчас сыпется с Ми-8 при поддержке «крокодилов» Ми-24 десантура, долбят крупняки-пулемёты, лают короткими очередями «калаши», прошивая впотьмах трассерами, впиваясь в глинобитные стенки домишек и укреплений, и подвернувшиеся тела… Хорошо если кричащие «аллах акбар», не наших ребят. А может, всё не так гротескно и всё удалось провернуть скоротечно и «чисто». Но как бы там ни было, здесь надо быть готовыми ко всему. По афганскому сценарию, «Бадабер»… Начавшееся со спецоперации, взятием дворца Амина, противостояние… – эта затянувшаяся, так и не нашедшая позитивных целей война, наконец подходила к исходу. И если всё пойдёт согласно задуманному, спецоперацией, по существу, она должна будет и закончиться. Какая-то утечка на сторону моджахедов и покровительствующих им спецслужб, вероятно, всё-таки произошла: слишком ожесточённо встретили оцепившие лагерь боевики появление Ми-24 – «советской шайтан-арбы»[196], слишком уж быстро отреагировали пакистанские военные. На душманов «вертушки» обрушили шквал огня, стараясь максимально скоро подавить любые огневые точки. В довесок под обстрел попала «Пума» ВВС Пакистана – всё указывало на то, что геликоптер оказался вблизи лагеря неслучайно. Выдвинувшуюся к лагерю колонну боевой техники из состава подразделения 11-й армии вооруженных сил Исламской Республики уже обрабатывала подоспевшая по вызову реактивная авиация. Примерно за месяц до… ВВС По новому месту прохождения службы его вдруг внепланово вызвали «на ковёр». Восседавший в кабинете генерал-майор выступил в роли «злого-доброго» в одном лице. И что уж совсем неожиданно, помимо всего прочего, припомнив старые и, казалось, забытые «грешки». – Ну что, майор Беленин, – начальство, хмурясь, читало личное дело, – да ты у нас, как погляжу, результативный герой. И кто тебя с таким грифом да с таким послужным списком – как носителя о-о-очень интересных и секретных прецедентов, отпустил на это дело? «Лапа волосатая» в Генштабе? – Никак нет, тов… – «Никак нет», – ворчливо перебил генерал, – вы ж там по краю будете летать и… на сопредельную по необходимости будете. Наверняка. А ну как что, если? А?!! – И углубился дальше в «личное дело»: – Ага: жена, двое детей… да, это надёжный якорь. А вот особисты тут на тебя соль сыпят. Что вы там себе позволяли, товарищ лётчик? Кем себя удумал – асом охрененным?! Что это за вольности такие – «Фланкер»?! Беленин напрягся, замялся. Это и был тот «огрех». Позывные в ВВС, у них в полку, принято давать в цифровом обозначении. Их периодически меняли, раз в квартал. Личные же позывные – это уже действительно вольности – пользовались, но очень редко, исключительно между своими, на специально взаимно оговорённых каналах связи. Сидящий за столом «суровый дядя», видимо, и не ждал ответа: – Скажем, в Аргентине такие выкрутасы оправданы. Чтобы ввести в заблуждение английские службы радиоперехвата – вполне. Правда, там уместней было что-нибудь испаноязычное, по типу «уна, трес, кватро». А? – козырнув знаниями, генерал неожиданно потеплел. – Но над эскадрой в Южно-Китайском море – это морячки просто не знали всех тонкостей ВВС. И руководитель полётов в Камрани попросту не стал акцентировать и чинить разнос. Однако ж рапорт, как видишь, компетентные товарищи составили. Но да ладно. Дам добро на тебя. На «Миг»? А может, на «Су»? Ты ж вроде бы ИБАшник[197] – больше с бомбардировочным уклоном… Ладно, ладно, – усмехнулся генерал, – вижу. Иди. Беленин вытянулся, стараясь сохранить невозмутимость, развернулся круго́м. Уже в дверях его окликнули: – Майор. Там на границе с Пакистаном вы, вероятно, будете под опознавательными знаками Демократической Республики Афганистан. Так что… продолжай дезинформировать вероятного, а может вполне, что и реального противника. Иди. Приложение силы… Слишком быстро отреагировали пакистанские военные. Становилось очевидным, что операция пошла не по самому «чистому» варианту. При всех допущениях обстановка позиционировала ту ситуацию, когда приходилось бить на упреждение – не дать возможности вооружённым силам Пакистана полноценно вмешаться. Теперь всё зависело от того, насколько быстро и удачно спецназ справится с задачей. Лишние полчаса, час, даже минуты нахождения на сопредельной территории неизбежно усугубляли ситуацию, особенно если оставить за собой какие-то нежелательные следы. Время 21:40, и спустившаяся ночь здесь скорей играла за «наших», однако какие-то позитивы были и за противником. Хотя бы в знании местности. Командиру десантной группы ушёл запрос «Как скоро?». Ответ вернулся с минимальным интервалом, прерывистым эфирным хрипом: «…минут пять, десять… и буду давать команду на отход». Но этот отход уже надо было комплексно прикрывать с воздуха. Вынесенные в передовой дозор группы разведки доложил о ещё нескольких транспортных «Пумах», высадивших «бойцов в чёрном»: пакистанский спецназ?.. пресловутые «Чёрные аисты»?[198] Точками высадки занялись Ми-24, штурмуя ракетно-пушечным… Колонну бронетехники противника, двигающуюся со стороны Пешавара, разведгруппы подсветили маяками, наводя реактивную авиацию. Получив приказ, пилоты Су-17, прежде всего, избавились от подвесных баков… ещё наполовину полных, однако «везти» на территорию Пакистана лишние технические надписи на русском языке было нежелательно. Чтобы избежать перехвата пакистанскими РЛС, истребители-бомбардировщики миновали зону приграничья на предельно малой высоте, уж затем, выходя на атакующий курс, делали «подскок» для оптимального прицеливания и сброса бомб. Работали апробированными методами, в режиме навигационного бомбометания: передовая машина, ведомая опытным лётчиком из штурманского отдела, сначала сбрасывает несколько ориентирно-сигнальных бомб (НОСАБ); следом идёт носитель САБ[199], обеспечивающий локализацию цели; затем основная группа наносит удар на поражение. Боезапас Су-17 вываливали сразу весь, не делая коррекции и второго захода. В этом случае точность, возможно, оставляла желать лучшего, но на «второй» в планах попросту не отводилось времени. Собьют в чужом небе – катапультироваться? Лучше застрелиться… тяни назад до границы. Тем более что… Барражирующий в небе Афганистана А-50 придвинулся ближе, чтобы «заглянуть за горизонты»: целью – воздушное пространство Исламской Республики, активность военных аэродромов, чужие РЛС, и… взлёт боевых самолётов. О них-то воздушный командный пункт А-50 немедленно и сообщил: на радарах появились новые засветки, несомненно, являющиеся пакистанскими истребителями-перехватчиками. Их отвлекли… увлекли за собой проскочившие на сверхзвуке от границы «Миги». И там, между передовой парой F-16А и четвёркой нарушителей произошёл обмен ракетными залпами: от «Спэрроу» Миг-23 ушли вертикально вверх, сорвав захват головок наведения; впрочем, и встречно выпущенные Р-23 потерялись в «молоке». Но «сушкам» здесь уже было не место. «Тревога» в частях ПВО Пакистана наконец прозвучала. В наушниках пилотов «Су-семнадцатых» запищала СПО «Берёза» – предупреждение об облучении. Входящий в ударную группу постановщик помех врубил системы электронного подавления, зафиксировав работу станций ПВО базы «Пешавар»… той самой, кстати, откуда, в своё время взлетел U-2 злополучного Фрэнсиса Гарри Пауэрса. На источник излучения с ходу ушли две противо-радиолокационные ракеты Х-28. Это был уже, так сказать, «презент напоследок»! Разгрузившиеся истребители-бомбардировщики выполнили боевой разворот, набирая скорость и высоту. Зазор на отход – две с половиной минуты. А «КаПэ» между тем тревожно оповестил о новой, приоритетной угрозе, исходящей с другого пеленга. Два «Миража», взлетевшие по тревоге с авиабазы Кохат (всего в 45 километрах к югу), успели выпустить вслед уходящим бомбардировщикам ракеты «воздух-воздух». «Су» отчаянно форсировались, применяя противоракетные манёвры. Успеют? * * * Беленин выводил ревущую машину на вертикаль, давясь перегрузкой и молчаливым матом.