Один из «черноусых» чуть не свалился вниз. Дружно посмеялись. Но, по сути, тянули и убивали время. Время, пока не «разберутся с экспедиционным багажом». Синоптики не подкачали. Аравийское море сохраняло самые благоприятные условия. По месту отряд лишь краем захватил умеренную весеннюю муссонную циркуляцию, оказавшись практически в метеопаузе – не так чтобы уж совсем штилило, но комфортный ветерок гонял жару, а море было покрыто незначительной рябью. Коротко переговорив, посовещавшись, сочли, что грех не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств – работы решили осуществить «на стопе», передавая грузы на траверз. На палубе контейнеровоза в районе надстройки для такого процесса был смонтирован кран с усиленной раздвижной стрелой (возможно, штабисты при планировании предусмотрели и такой вариант, скорей всего, подразумевая «пересадку» в тихой бухте, на той же Сокотре… а потом переиграли). Выполнили схождение согласно схеме маневрирования, став друг к другу лагом. Сближаться вплотную и тем более пришвартовываться не предусматривалось, так как развал борта крейсера в районе полётной палубы создавал специфические неудобства. В любом случае на ролкере заведомо выставили дополнительные кранцы[181] – не мять борта. Заканчивали уже, когда солнце ушло «за запад». На палубе «Москвы» включили плафоны освещения – утопленные вдоль леерных стоек вровень с ограждением, чередуясь: зелёные… красные. Засветился огнями «Смирнов», там уже всё убрали в отсек мидель-твиндека, найтовили. От крейсера из-под выстрела[182] отвалил корабельный катер – вслед мотоботу, им предстояло сделать ещё пару ходок, чтобы переправить всех, включая прикомандированных из Севастополя «пассажиров». Впрочем, это дело не больше получаса… погодя которые дали ход, начав манёвр расхождения. По команде обозначился помаргивающий ратьером БПК «Твёрдый», формируя импровизированный конвой, задавая движение в строю – принявший всё что надо и кого надо транспорт пристроился к нему в кильватер. Их силуэты растворились впотьмах на северные румбы. Оттуда уже маячили на РЛС корабли замены эскорта, ведя радиообмен с КП младшего флагмана, получая свое «место» в ордере противолодочного крейсера. И уже когда «товарищ командир», раздав последние на сегодня распоряжения: назначив, распределив, удостоверившись… – по истечении этого долгого на события дня, набегавшееся тело сдало, потребовав отдыха. Добрёл до своей каюты, колобродя, расчехляясь, дабы отстоять под горячими струями в душевой и… Закинуть «стописят» в пасть и пасть… спать. По афганскому сценарию Потом, по прошествии лет, среди задокументированных фактов, спорных и объективных оценок, прозвучит и такое экспертное мнение: «Афганская война это, наверное, первая война в истории советской армии, где сбережение личного состава ставилось на одно из приоритетных мест, а командирам, допустившим большие потери, назначалось строгое разбирательство». Операция «Бадабер» вполне вписывалась под эти «формулы» и неплохо могла бы послужить пропагандистским целям, если бы не исключительная необходимость в сохранении режима полной секретности. Разумеется, что во всех штабных документах она фигурировала под другим названием – кодовым шифром, сохраняясь под соответствующими грифами Генштаба ещё энное количество лет. * * * Общее руководство всеми действиями осуществлял генерал В.И. Варенников[183], но основную ответственность за непосредственное проведение миссии нёс начальник ГРУ ГШ генерал армии П.С. Ивашутин, возглавивший отдельную группу оперативного управления. О том, чтобы посвятить в планы руководство ДРА не могло быть и речи. Уход СССР из Афганистана напуганное правительство в Кабуле психологически интерпретировало не иначе как «нас бросили». Подобные настроения наблюдались и среди афганских военных, и без того в части своей склонных к дезертирству, готовых переметнуться на сторону оппозиции. Небо Афганистана всё ещё контролировалось советскими ВВС, правда, главным образом уже базируясь на территории СССР. А вот использование в операции вертолётов, радиус действия которых был недостаточно высок, потребовало опереться на аэродромы Кабула и Джелалабада. Иначе говоря, снова обозначив своё военное присутствие. Что могло вызвать ненужные вопросы и домыслы у всевозможных информаторов и вражеских агентов, которым достаточно было просто посчитать количество прибывших на базы советских геликоптеров. Подобную концентрацию аэромобильных сил как-то понадобилось обосновать и местному афганскому руководству. Для чего, прикрывая истинное направление операции, была «придумана» диверсионная вылазка отрядов Ахмад Шах Масуда, нацеленная напрямую против Кабула, с необходимостью контрмер. На самом деле подобные угрозы для законного правительства Афганистана не исключались – с уходом советского военного контингента у многих лидеров и главарей афганских боевиков оказались развязаны руки. Что касалось самого Масуда… С этим полевым командиром советское ГРУ имело давние контакты[184]. Одним из ключевых моментов операции «Бадабер» было то, что она во многом строилась на информационной составляющей, на «знаниях как будет», при точной привязке по «времени», «месту», «точке оптимального приложения сил». Вместе с тем для разработчиков этот пункт являлся всё же достаточно переменным, в тезе «…общих, а также неизбежно накопившихся изменений текущей действительности, которые уже внесли какие-то подвижки в мотивацию и хронологическую последовательность «записанных» событий». Вёлся очень осторожный сбор информации, по косвенным или прямым признакам сопоставляя и синхронизируя две ветви реальности. Излишняя активность подготовки к операции и вызванная этим утечка в том числе могли насторожить душманов. Скрепя сердце командование всё же обратилось к доверенным людям из афганского ХАД[185], у которых были агентурные выходы на пакистанской территории – хотя бы для того, чтобы скоординировать действия с узниками Бадабера, дабы исключить неувязки и не допустить «огня по своим» во время акции. По замыслу атака десантно-штурмовых подразделений должна была осуществиться в тот зазор времени, когда восстание уже произойдёт, но до того, как в дело вмешаются части регулярной пакистанской армии, выступившие, разумеется, на стороне моджахедов[186]. В реализации плана Ми-24 и Ми-8 наносили удар по окружившим лагерь боевикам, дезорганизовав сопротивление, по возможности чиня максимальный урон противнику. В том числе высадкой десантных групп предполагалось захватить все господствующие высоты, блокировать подходы, отрезав душманов от подкреплений. В то время как группа № 2 организовывает эвакуацию пленников, подготовив лагерь и, в частности, склады боеприпасов к уничтожению. На выполнение зачистки базы моджахедов отводилось минимальное время. После чего операция сворачивалась, все подразделения спешно покидали территорию Пакистана. Рассчитывая на точечный и быстрый диверсионный рейд, в штабе не могли не проработать всех потенциальных вариантов по худшим сценариям. Поэтому готовились серьёзно, с привлечением второго эшелона мобильных подразделений, вплоть до авиационной поддержки. Когда одни из кремлёвских чинов вежливо, но очень настойчиво поинтересовался целями и выразил сомнения в необходимости таких сложностей, генерал Варенников ответил: – При всей кажущейся авантюрности, особенно в плане того, что касается возможного международного скандала, мы прекрасно понимаем и просчитываем риски. Именно поэтому силы, задействованные в операции, избыточны. Чтобы исключить любой потенциал противника. В общей сложности «по Бадаберу» планировалось привлечь до пятидесяти вертолётов. Основной ударно-штурмовой силой выступали Ми-24. Однако в штабе считали, что для поддержания оперативного режима в районе эскалации дальность их действия может оказаться недостаточной. Поэтому в качестве «ударных» задействовались и Ми-8 – на них было усилено вооружение и добавлен боезапас. На десантных «Ми-восьмых», наоборот, пулемётное вооружение снималось, беря на борт дополнительных бойцов. Так или иначе, проблему топлива решили организацией точки подскока: в нескольких километрах от границы была развёрнута промежуточная база – вертолётодром с площадкой для дозаправки, куда заранее на Ми-6 доставили резинотканевые ёмкости, заполняемые керосином. Там же бойцы перед операцией тщательно удаляли с фюзеляжей советские звёзды, бортовые номера, нанося опознавательные знаки ДРА. На случай сильного сопротивления со стороны моджахедов, как и вмешательства вооружённых сил Пакистана, в оперативном реагировании предполагалось держать сменяющихся в постоянном барраже 12 истребителей-бомбардировщиков Су-17М3, готовых нанести авиационный удар по любой обнаруженной боевой технике или живой силе в случае их выдвижения в сторону Бадабера. Истребительное прикрытие с территории СССР осуществляла эскадрилья истребителей Миг-23 в новейший модификации МЛД. Всей этой воздушной армаде ассистировал недавно принятый в эксплуатацию самолёт дальнего радиолокационного дозора и управления (с командным пунктом на борту) А-50 на базе Ил-76. Задачу «на земле» выполняла группа спецназа 154-го отдельного отряда ГРУ при поддержке штурмового подразделения из состава 317-го парашютно-десантного полка. Аравийское море Любая штабная стратегия несёт в себе непреложные условности допущений. Эти условности преследуют спланированную военную операцию на всех этапах: и в самом начале – на кабинетной кальке, и в процессе реализации. Для каждой стадии характерны свои особенности, и практически всегда, даже когда «маховик» уже неудержно раскручен, сохраняются вероятности отхода от расчётных параметров. Правильные штабные аналитики обязательно рассматривают всевозможные альтернативы, обсчитывают действия противника и третьих сторон, указывают – как обойти «узкие» места, либо свести негативные следствия к минимуму, что априори предполагает и гибкость исполнения. К установленному часу контр-адмирал Паромов вскрыл секретный пакет, наконец получив более полное представление о замыслах Генштаба. Сквозь лаконичные строчки директивы многое угадывалось, если ко всему ещё и иметь цельное представление о политической конъюнктуре в регионе, а также знать общие принципы военного планирования. Главное действие осуществлялось на суше: если для спецгрупп, десантно-штурмовых подразделений, армейской авиации всё было на стадии готовности «спуска с курка», то увязывание морской части в общую операцию имело косвенный характер. Флот играл лишь потенциальную роль – непрямого воздействия, отвлечения внимания. А в случае нагнетания – давления на противника. В том, как прошло развёртывание и сосредоточение вверенных ему кораблей, виделась тщательная и напряжённая работа не одного штабного офицера. А вот дискретность получения доступа к информации, а это: точная дата вскрытия на конверте, а также необходимость предварительного запроса КП флота на само «разрешение вскрытия», наводила на мысль, что в Москве готовы были всё отменить. Отменить там – в зоне афгано-пакистанского приграничья, и тем более на сопредельной территории… едва ли не в самый последний момент. Причины для этого, очевидно, были. И не одного рода. Утечка информации ещё на этапе развёртывания запросто провоцировала на какие-то резкие контрдействия, во-первых, Пакистан. Здесь же, под боком – в своих интересах Иран, и предупреждённый аятолла Хомейни, полного доверия к которому в Кремле не испытывали. По другой стороне границы непредсказуемый Китай. Даже преждевременное информирование лояльных индийцев могло породить у тех виды на «свою игру с большим замахом». И тогда отнюдь незаурядная операция выльется в серьёзную военно-политическую провокацию… и уж, что совсем ни к чему – в полномасштабный конфликт. Тогда как за Исламабадом недвусмысленно стоят только и ждущие того Соединённые Штаты… Можно ли сделать лучший подарок всем оппонентам в ООН, что будут только рады завопить на Москву: «Агрессоры!» Особенно когда вот-вот, сегодня-завтра, выход из Афганистана был уже окончательно предопределён. Не без смущения звучал ещё один аспект: при всей, несомненно, благородной мотивации – «отбить своих – дело правое», в Кремле, прежде всего, оценивали целесообразность акции – политическую, демонстративную, пропагандистскую… Военные же профессионалы считали другие «материи» – устойчивость выполнения задачи. Не в меньшей степени опасаясь: а если что-то пойдёт не так?! – а оно, тут ли там ли, по законам падающих бутербродов, вполне могло случиться! И тогда умудрённые, и по-своему уставшие от афганской бойни генералы задавались вопросом: «Сколько за это дело положим сверх голов-головушек? Оправданы ли будут новые потери, могущие превысить количество тех пленных, что сидят в зинданах Бадабера?»[187] Уж насколько контр-адмирал Паромов ориентировался в теме южноазиатской стратегии СССР и что он смог «вычитать между строк» из директивы Генштаба – у командующего эскадрой имелись свои приоритеты. На данном этапе отсчётом являлась контрольная дата, время «Ч» – начала операции силами спецназа ГРУ на территории Пакистана. И здесь запас у адмирала был – заложенная фора на развёртывании и межфлотском переходе для группы «Минск» и форсированный марш отряда во главе с ПКР «Москва» выкроили лишние сутки-полтора, что позволяло кораблям спокойно пополниться всем необходимым, дабы поддерживать оперативный потенциал на исходном уровне – эскадра должна быть готова к длительным, возможно даже боевым действиям. Материальное обеспечение являлось важнейшим элементом в ходе любой морской операции, особенно для советского флота, не имеющего нормальных мест базирования. Газотурбинные энергетические установки кораблей эскорта пожирали значительное количество топлива. К этому следовало присовокупить потребление котельной, питьевой, мытьевой воды, плюс питание личного состава. Паромов взглянул на полученную ранее рапортичку от командира крейсера «Москва»: по топливу 80 процентов, с водой недобор, что объяснимо – на Сокотре, куда всё приходилось доставлять извне, пресная вода представляла едва ли не большую проблему, чем мазут. Требовали дозаправки БПК «Николаев» и СКР «Ревностный», догнавшие эскадру несколько часов назад. Корабельная поисково-ударная группа (КПУГ), флагман ПКР «Москва» Танкер комплексного снабжения «Борис Бутома» подошёл к 11:30 по местному поясному времени, по пути успев на ходу «залить» СКР «Ревностный». Посты РЛС, да и сигнальщики, в оптику наблюдали, как миль за восемь тот «отпочковался» от судна снабжения, побежав в обратку. Паромов уведомил о не особо поджимающих сроках дозаправки – «любезно подарив» на то практически весь световой день. Что позволило корабельной группе производить восполнение материальных и продовольственных запасов поочерёдно, не пренебрегая элементарными по условиям мирного времени правилами безопасности. БПК «Петропавловск» выступил в качестве свободного корабля охранения, положив на себя основную функцию надводного, воздушного и акустического наблюдения в зоне. Тогда как «Николаев» и «Москва» пристроились к обеспечителю.