* * * Принадлежность к контролирующей организации, сам образ сурового чекиста, как и навешанный на погоны неприкасаемый ярлык «КГБ», неизбежно субординировал сотрудника от остального «народа». «Народ» платил тем же, по возможности дистанцируясь[177]. Тем не менее отношения со старшим особистом у Скопина определились в немалой степени с рекомендаций Терентьева: «поладить можно». Причём оказалось – обоюдным образом. Скопину «поладить» с офицером Особого отдела обязывало – как в штатном порядке, будучи командиром корабля (со всеми налагаемыми уставом правилами и далеко не формальными обязанностями), так и согласно тем протоколам, что были подписаны им на Лубянке. В противном случае в море его бы не выпустили. И «чекист»-подполковник неоднократно пытался вывести контакты с подопечным из сугубо служебной плоскости, определённо проявляя всяческое расположение (не исключено, что здесь играло ещё и его собственное любопытство, по типу: «человек другого века-мира… вроде бы свой, но другой» и т. д.). Случай «достигнуть понимания» представился. * * * Дело было во время короткого стояния на рейде йеменского Адена, где пара Ми-14 покинула палубу «Москвы», перелетев на аэродром Эль-Анад. Туда из Союза как раз пришёл «борт» (Ан-12), доставивший в том числе почту. На крейсер оказией передали свежую советскую периодичку – в обработку пропагандисту-замполиту (с этим делом оказалось строго), кого-то из «срочников» даже догнали письма, пришедшие на «севастопольские в/ч»[178]. Видимо, что-то «из дома» получил и старший особист. «Попался» он, нервно комкающий конверт, в тамбуре верхней палубы, куда обычно Скопин выходил покурить, дабы не дымить в своей каюте… Лицо у Вовы было такое – пасмурное, пасмурное. – У вас всё нормально, товарищ подполковник?! Да вы никак, – две недели без алкоголя очень обостряют восприимчивость, – выпимши! – Да… непрофессионально. – Пойдёмте, – решительно предложил кавторанг, указав на дверь в командирский салон. – Я ведь не просто так сменил уютную столицу на сомнительный флотский быт, – поведал «комитетчик», когда они уселись за столом под принуждённый шум кондиционера, а капитан 2-го ранга, достав бутылку коньяку, «накапал по рюмашке»… в стаканы. – Ну, дык… мы люди подневольные. – Так-то оно так, но… – откашлялся гость, – мне самому «горело» сменить обстановку. Кардинально. Налейте ещё… да что вы по граммулечке! Мне на вахту не заступать. Варварски махнув марочный «Арарат», вмиг поплыв от щедрых «стописят», он охмелел, осмелел: – Наверное, завтра пожалею, что поделился, но накипь снять очень уж надо, – особист нервно расправил конверт и снова сложил вдвое, вчетверо. – Вот – пришло. Жена. Развод оформлен. И поколебавшись чуть, продолжил со скрипом о своём наболевшем: – Домой вернулся, а должен ещё быть в командировке, слышу – в ванной плещется. Вхожу… а они сидят! – Сидят?! – Ну как сидят – вдвоём в ванной, друг на друге, – не глядя, снова потянулся к стакану – запить горечь (стакан поступил по-свински – опрокинулся… Хорошо там на донышке). – О некоторых вещах ещё допустимо знать. Но увидеть!.. Уж лучше не видеть. – И?.. – Что «и»? Только и осталось – уйти, оставив после себя пепел семейной Хиросимы. Геннадьич на «пепел Хиросимы» показал характерно кулаком о ладонь, мол… – Нет. Нас учат совладать с собой, – Вову передёрнуло, – и ведь всё так нормально было, в отношениях. И тут… картина. Скопин пожал плечами – не сочувствие, чистая философия: – Взяв свою девушку за грудь, наслаждаешься иллюзией, что у тебя всё схвачено. Но… даже от Мюнхгаузена Марта ушла[179]. После того случая они, конечно, не перешли на «ты», но разговаривать с особистом стало легче. Единственное только, погодя и не однажды прокручивая в голове тот эпизод (а правда, она страдает от пристального рассмотрения[180]), Скопин чувствовал, что его не покидает смутное ощущение – «чего-то не так» с тем всплеском неожиданных житейских откровений. Где-то на периферии подозрительности пряталось устойчивое предубеждение, что комитетчик-профессионал Вова всё срежиссировал специально. Ну, или очень тонко вставил свои реальные проблемы в канву служебной необходимости. * * * Странным образом остаток этого насыщенного текущими задачами дня прошёл, да и запомнился в каком-то сумбуре. Хотя чего уж тут странного, когда всё в темпе и в тонусе, ни минутки на лишку – хотели управиться до наступления ночи. Время и мили сошлись – отряд достиг места встречи с ролкером. Сблизились, легли на параллельные курсы, снизив ход, уравнялись. Газотурбоход «Капитан Смирнов» – здоровенная бандура на полный дедвейт в двадцать тысяч тонн, заметно длиннее противолодочного крейсера, правда и заметно ниже, что следовало учитывать при перегрузочных работах, и пока суть да дело, определялись – как: налаживать канатную дорогу или… По оценке погодных условий и недолгой дискуссии по радио (на «Смирнове» присутствовали военные специалисты) решили «или»! Но сначала по плану приняли индийскую делегацию. От судна отвалил вместительный мотобот, очертив короткий пеноусый переход к борту крейсера. Два крючковых зацепили плавсредство за корму и нос, завели чалки, подтянув вплотную, обеспечивая сход пассажиров. Всё отвечало подобающему моменту. Скопин ещё издалека в бинокль разглядел: индийцы (их не спутаешь) разодеты торжественно… – по такому случаю приказал привести в надлежащий вид швартовую команду. Офицеров, разумеется. И сам напялил соответствующие регалии. Вышел встречать, ожидая на палубе, наблюдая, как дюжина белозубо-улыбчивых «фредди меркьюри» (ну почти… ближе эта иллюзия, конечно, развеялась) по одному выбиралась на вынос трапа. Полагалось и дальше следовать пристойностям: по церемониал-регламенту для всех без исключения иностранных делегаций, на осмотр и обед выделялось до двух часов (и какие-то минимумы)… Дипломатия-с. Однако по обоюдному согласию решили – «первым делом самолёты», уж затем обеды (по ходу дела осуществляя и запланированные карго-работы). Никто в экипаже не горел особым желанием оставлять индийцев на ночь (лишние хлопоты). Как-то сразу выяснилось, что они и сами не видят смысла задерживаться на вертолётоносце. – Управимся? – запрашивал кэп. И получив в ответ бравое неуставное: «Обязательно, тащ камдир, всё погрузим-перегрузим, переправим к сроку!», распорядился уведомить по инстанции. – Точно управитесь? – вторил на том конце «провода» контр-адмирал Паромов. И тоже отдавал необходимые распоряжения командирам назначенных кораблей эскорта – у них должна была быть полуторачасовая фора – прийти вовремя. На полётке снова разбегался по штатным местам народ, голосила трансляция, сгрудились в стороне наблюдающие, раскручивал лопасти вертолёт-спасатель. Техники выученно сняли трёхсекционную верхнюю часть контейнера, откинули «раскладушкой» боковины, явив готовый к полёту «Як». Пилот «взбежал» в кабину, запустил агрегаты… Поднялась створка подъёмных РД-41, разложились крылышки. Порскнула обслуга, сняв с колодок-фиксаторов, оттащив стремянку. Самолёт стоял носом к кормовому срезу. Поворотное сопло подъёмно-маршевого повернулось вниз, завихрив из жерла горячими газами… Хвост чуть даже сыграл вверх на амортизаторах стоек. Поднимался он с незначительным дифферентом на нос, слегка покренивая, исказив струями прозрачность воздуха под собой. В этот раз пилот не гнал коней, повисел показушно… Всё происходило так плавно, что показалось – корабль сам «выехал» из-под вертикально взлетающего «Яка». Индийцы – поначалу притихшая и достаточно организованная ватага – загомонили, захлопали в ладоши! Советская делегирующая сторона вторила (дурной пример заразителен), но жиденько – у наших подобное не особо-то принято. Да и не в строку себе хлопать: мы-де такие взлёты на раз и не по разу! Ушедший на вираж «Як», уже проходя курсом на «Минск», крутнул над палубой щегольскую «бочку». Красиво! * * * Перегрузочные работы тоже прошли мимо. Собственно, Скопин и не предполагал уделять деталям внимания больше, чем следовало. С задачей прекрасно справятся старпом, боцман и старший анграно-палубной группы. Ему, как командиру, по необходимости пришлось всецело обхаживать иностранных гостей. Обеденный приём не миновал крепких напитков, которые больше разморили. Наверное, поэтому всё воспринималось привходящей и проходящей через зрительно-слуховое восприятие рутиной – что-то балаболят индийцы, им что-то отвечают: «говорят – переводят – наоборот». Ходили они, осматривали крейсер, посещая какие-то посты (на корабле 1967 года выпуска особо удивить нечем). Покатались на подъёмниках: в ангар – на по-лётку, вниз – вверх. Почему-то их заинтересовало заграждение из тросов вокруг лифтов: когда платформа находилась в поднятом положении на одном уровне с палубой, они лежали в специальных нишах, едва подъёмник работал «вниз», леера автоматически поднимались.