Брал с собой дежурного по кораблю – заодно при обходе постов и дивизионов запишет замечания… Впрочем, не гнушался обращаться с расспросами к командирам боевых частей и даже к опытным «срочникам»-старши́нам. А вот старпома, как предвзятого негласного лидера офицерской «оппозиции», предпочитал «играть» на психологический приём «просьбы о помощи»: – Владимир Иванович, – (к тому по имени-отчеству), – одолжите-ка ума… – Ч-чего-о?! – Объясните, а как вот тут… – изображая располагающую открытость (на самом деле снисходительно ожидая правильной реакции). Ага! Помощник вздёрнулся, чуть надулся, но встретив твёрдый испытующий взгляд, позабыл покровительственный тон. Смутился даже. Пустился в объяснения. И всегда неплохо после этих объяснений вставить пару и своих компетенций, показав, что мы-де тоже не лыком шиты – обладаем кое-какими знаниями (в идеале не абы какими, а черпанув в «закромах будущего»… хорошо оно было – почитывать труды практиков-теоретиков из «военных обозрений»). Подобный подход – в соблюдении выверенного баланса и готовности прислушаться к так называемым «бывалым», не забывая сохранять командирскую дистанцию, оправдывал ожидания. «А окончательно влиться в коллектив, выпив добру долю алкоголю, можно и погодя, после успешного завершения похода». * * * По выходе из базы на мостике не выпячивался, но статистом наблюдающим не стоял, включившись в командную работу, пробуждая корабль: – Проверка колоколов громкого боя… – Машинные телеграфы… – Питание и холод на потребители… И после дачи пробных оборотов, ощущением лёгкой и переменчивой вибрации: – Выключить якорные огни, включить ходовые. Спустить гюйс, флаг перенести! Баковые на бак! Сняться со швартовых. – Поехали! – не по-гагарински, но в самое то настроение! А крейсер между тем осторожным манёвром разворота правил нос на Инкерманские створы – на выход, «самым малым» следуя на внешний рейд, на чистую воду… скользящий по штильной глади бухты, будто и не было в нём тех тысяч тонн водоизмещения и нескольких метров осадки. И от Севастополя до Босфора, и в проливах, и за… – своеобразный экзамен на управление кораблём, под присмотром… так было по меньшей мере честно. А дальше, по мере следования, всё входило в налаженную колею, согласно пунктам посуточного плана и параграфам корабельного устава. Главное наладить правильную командно-исполнительную организацию – «привести, что называется, экипаж в меридиан»[165] кэп знает что делает, кэп всегда прав, а если не прав, то всё равно прав! * * * «Странно только, – расчёска гуляла по мокрым волосам (к себе в каюту забегал на минуту – освежиться), – обычная практика для подобных походов – обязательно подсаживают сверху на голову какого-нибудь „контрика“[166] флагманом – всё-таки целый отряд, пусть и из двух кораблей. И задача-то вроде бы как серьёзней некуда. Откуда такое?..» – Товарищ командир, – прервали, и в дверь каюты осторожно постучался вестовой, сунув стриженую голову, – там боцман на полётке с чужими ругается. – Неужто с генералом сцепился? – скорей риторически и без удивления осклабился Скопин – он уже уяснил, что за человек боцман – своего ни на пядь не уступит. – Никак нет. Сначала с гражданскими, потом те, что флотские штабные, вмешались. – А старший что? – Он за вами и послал. – Ща буду, – ответил, застёгивая пуговицы на кремовой рубашке. Всё одно собирался идти по распорядительным делам-надобностям, да и на «Яки» посмотреть. «Интересно же, „141-й“ там, в нашем времени, был птицей редкой». * * * На верхней палубе царила рабочая суета. Процессы протекали параллельно, одно другому не мешало. Те, кому положено, проводили предполётные регламентные процедуры с «Яками» (один из трёх контейнеров уже был «обнажён», явив серый в незатейливых разводах камуфляжа самолёт-двухвостку со сложенными законцовками плоскостей). Другие неприхотливо готовились к погрузочно-перегрузочным мероприятиям. Полученным в базе экспедиционным авиационным грузом изначально занималась крейсерская БЧ-6: часть принятого опустили в специальные кладовые и посты ВРР (выполнения регламентных работ); часть, очевидно из соображений удобства и дабы не загромождать внутреннее пространство корабля, рассовали «по сусекам» – на самом деле тупо складировав в верхнем ангаре. Что было оправдано – движения там никакого не было, обычно дежурная пара «Камовых» стояла заблокированной, так как практически всю дорогу «главный вход» ангара был перекрыт двумя Ми-14 (улетевшими затем в Аден). Сейчас проход был освобождён, створки раздвижных ворот распахнуты, из тёмного провала торчал хвост Ка-25, тут же копошился технический персонал, вывалив наружу какое-то негабаритное содержимое. Следовало разнайтовить, снять с креплений различные некондиционные ящики, ящики с самолётным оборудованием, стандартные ящики-ЗИПы. Ко всему к истребителям полагалось что-то собственное из вооружения, так как Як-38, базирующиеся на «Минске» не «носили» той номенклатуры, что «141-е» – расширенную линейку управляемых ракет. Стало быть, и это «добро» наличествовало, кантованное в промаркированную спецтару. Внизу в ангаре всё это перемещали с помощью цепного транспортёра (полуавтоматической системы для парковки вертолётов) к подъёмникам – провал лифта выкатывал наверх составленную штабелем стопку, растаскиваемую матросами, и ехал вниз. Или вот – только навскидку глянув, Скопин по достоинству оценил поднятый очередной одиночный ящичек, предположив, что там наверняка целиком подъёмно-маршевый двигатель. «Ну-ну, ребята не на авось затарились… а на все случаи жизни!» Привлекал внимание палубный жёлто-полосатый тягач (угловатый кабриолет с восседающей фигуркой водителя-оператора) – развозчик всего этого к нужному месту. Навскидку того, что вытащили наверх, не так чтобы было и много, но «общим непорядком» глаз резало. Свою массовку создавали члены комиссии (в погонах и без) – типа руководящие и смотрящие. Озабоченно хмурил брови старший инженер ТЭЧ авиаотряда (официально груз вместе с летательными аппаратами был в его заведовании). От него не отлипал сопровождавший ответственный офицер из БЧ-6… оба со списками, явно «учёт приёмки – учёт убытия». Командир оставался ещё никем не замеченным, только спустившись со шкафута на полётку. Поймал пробегавшего матроса, спросил: – Где старший? – имея в виду старпома (голос невидимого боцмана доносился как будто бы сверху – с нависающего прямо над ангаром мостика СКП[167]). Туда и вскинул в первую очередь взгляд заозиравшийся, малость приошалевший матрос: – Тут… – не увидел, – только что тут был, тащ камдир[168]. Впрочем, помощник отыскался там же – в пункте управления, только внутри «стекляшки». Выяснилось, в чём тяжба боцмана. Задача по переброске «Яков» вдруг (или не вдруг) обросла новыми подробностями, суть коих такова. Двум машинам планировалось «уйти» со специальной площадки, установленной во время ремонта в базе, – на палубу крейсера настелили стальные плиты с жаропрочным покрытием Ак-9Ф. На третий ЛА[169] у членов комиссии Главного управления Генштаба были особые виды – изъявили желание показать индийским военным весь порядок: разбор контейнера, инфраструктуру оперативной подготовки к взлёту, сам взлёт… и не абы как! Оказывается, им необходимо было показать ещё и контейнер, который сам по себе представлял мобильную трансформируемую стартовую позицию. Его донная часть-платформа имела термостойкую основу, что позволяло… Гражданский товарищ из НИИ перечислял торопливо, слегка срываясь на хрип (на палубе было шумно, а он уже успел с боцманом наспориться): – …что позволяет производить оперативный старт с необорудованного корабля, с железнодорожного транспорта, с автомобильного трейлера – «с телеги», как уже успели окрестить острословы. В нашем случае – отработка экстренного взлёта с нештатной технической позиции взад или поперёк полётной палубы. (Это его «взад» всем при погонах особо понравилось.) Однако специалисты сразу указали на возможные осложнения, если произвести взлёт с тех позиций, где в данный момент стояли контейнеры, – близко к надстройке – её влияние провоцирует завихрения (вследствие интерференции воздушных потоков), а также может создать зону пониженного давления. Настаивали на перенос платформы подальше к корме. То есть, как въехал Скопин, надо разобрать этот гофрированный ящик-параллепипед, сняв все секции, перетащить нижнюю часть (матросики дружно «Э-эх! Взялись»!) ближе к юту, «пригвоздить» к палубе, иначе её сдует реактивными струями… Закатить самолёт, снова всё собрать в походную коробку. Ждём-с зрителей! Вот на моменте «пригвоздить к палубе» известный флотский ворчун боцман и упёрся. Намертво! «Не дам, – говорит, – палубу дырявить! У меня и так нештатных дыр немерено! И без того – термолисты на полётке настелили – фиксировали, чтоб не унесло. „Мили“ тросами найтовили?.. Пришлось обуха приваривать. Три контейнера по-штормовому крепили?.. Тоже по живому! Потом всё снимут, а мне отверстия и выбоины – где железом, а в основном эпоксидной заливать. Не напасёшься. А как получать на берегу – дают строго по нормативу. У меня лишнего „шила“[170] на мзду нет!» Скопин, как «главная корабельная власть», выслушал, покивал, пряча эмоции, – тут вставай на сторону старшего мичмана, не вставай, но в директиве штаба относительно «гостей» сказано прямо: «…предоставить всю необходимую помощь и оказать содействие». Лишь попытался закинуть альтернативную удочку, мол, «по английскому опыту, применимому ими в ходе Фолклендской войны, и, тэк-с сказать, в целях чистоты эксперимента! – почему бы не показать всё ноу-хау именно на гражданском судне – контейнеровозе»?! (Засветка ролкера уже маячила жирной блямбой на экране навигационной РЛС, о чём успели известить с «ходового».) Не прокатило. Тем более что заместитель генерал-майора успел связаться по выделенному каналу с Москвой, и там подтвердили приоритеты, завизировав данный пункт в расписании документальным формуляром: «…подготовить исследовательские работы по анализу эксплуатации некоторых систем вооружений для совершенствования методики обеспечения и обслуживания…» и т. д., и т. п., и «тыр-пыр – восемь дыр»… Если продолжить негодованием боцмана. Только и осталось – развести руками… Наличие на борту представителей всяческих ведомств, не подчиняющихся структурам ВМФ, или других флотских начальников, стоящих рангом выше командира корабля, зачастую или как правило вносило свои служебные особенности. Неоднозначные. «Тут ещё и англицизм этот – ноу-хау выскочил чёртиком, – запоздало сетовал кавторанг, – вот же чёрт! У замполита очередной приступ шпиономании и контрдиссидентской прыти. Так и трётся козлина за спиной, так и зыркает!»