* * * Вахтенный дежурный немедленно предоставил распечатку – исполнительные императивы от контрадмирала Паромова: корабли «черноморского отряда» переходили в оперативное подчинение 8-й ОпЭск; давались координатные привязки к группе «Минск»; в промежуточной точке назначалось место рандеву с ролкером-контейнеровозом «Капитан Смирнов», на борт которого требовалось осуществить передачу транспортируемых грузов «авиационного назначения». Также вменялось принять индийскую делегацию… Не успел досмотреть, как за спиной нетерпеливо засопел офицер СПС[153]. «Секретчик» выложил свои (приоритетные) раскодировки, поступившие отдельным каналом связи напрямую из КП[154] флота. «Во завалили!» – Скопин начал знакомиться поочерёдно с обоими текстами, сравнивая и дополняя… бормоча: – «…Поставленную задачу довести до начальника комиссии Главного управления ГШ[155] генерал-лейтенанта…» – ага!.. Тут циркуляр и для старшего группы «пассажиров», приписанных и сопровождающих секретную авиатехнику. Доведём! Так – им тут: «…подготовить и перебазировать технику на ТАВКР „Минск“, организовав перелёт…», и непосредственно нам: «…предоставить всю необходимую помощь, обеспечить стартовую площадку, заправку топливом, оказать содействие…», и тэдэ… Что ж, предоставим… обеспечим… окажем… посодействуем! Мысленно скоробясь: «Но намутили – посадка, пересадка. „Яки”-то сами улетят. А передача грузов? Вот вдруг штормило бы!.. Хотя синоптики мух не ловят, наверняка прогнозы были известны заранее как благоприятные». Оторвал голову от бумаг – к подчинённым: – Значит так! Старпом здесь, штурман здесь, боцман на шум сам придёт. Мне будет нужен… кто там от БЧ-6 – командир группы ангарно-палубных механизмов[156]. Далее. Обязательно известите и пригласите старшего прикомандированной авиационной комиссии – генерал-лейтенанта. – Ещё, – это было брошено «секретчику», – мне понадобится копия данного приказа для товарищей авиаторов. – Пригласить – сюда? – уточнил дежурный. – Нет, только толчею создавать… Всех буду ждать на флагманском командном посту. – Сколько у нас времени до встречи с контейнеровозом – полагаю, на всё про всё часа три-четыре? – вопрос уже был адресован штурману. Тот не замедлил пригласить к столу автопрокладчика, на котором поверх оргстекла лежали путевые карты… наскоро, но деловито излагая диспозицию: – Это место дислокации кораблей контр-адмирала Паромова. Сейчас мы здесь – фактическое место. Вот точка, назначенная флагманом… – Далековато от «Минска» с эскортом. Практически на грани визуального контакта. – Так точно. Так и есть. Сюда же, в точку координат должен подойти ролкер. Легли на курс встречи. Расчётное время прибытия: плюс-минус три – три с половиной часа. – Приёмный пост уже установил с ними радиоконтакт, – засвидетельствовал со своего места вахтенный офицер, теребя «соску» внутрикорабельной связи. – Уточните ещё раз время рандеву: какова их скорость, настоящее место. Короче… спешу обрадовать, – командир оглядел присутствующих, вдруг дёрнувшись в лице кривой улыбкой. – Спешу обрадовать, товарищи офицеры, скоро наши прикомандированные покинут нас. Так что… наконец освободим полётку и каюты от всех посторонних. Всем подъём и в дело! Старший помощник, начинайте готовиться к погрузке, перегрузу и другим мероприятиям, необходимым для переселения «пассажиров» на ожидаемое судно. И чтоб прошло без проволочек и оперативно. * * * «Зашуршали» с неподдельным энтузиазмом. Неизменная солдатская заповедь «подальше от начальства, поближе к кухне» здесь работала в полной мере… Будь то размещённый на крейсере походный флагманский штаб, во главе с непреклонным «шишкой»-адмиралом (что для «Москвы» случалось нередко)… Или вот как сейчас – подобные «гости-наездники» неизбежно вносили в отлаженную повседневную организацию корабля раздражающие неувязки. Не только рабочего характера – больше можно было говорить о бытовых неудобствах. Всё из-за тех неважнецких условий обитаемости крейсера, так как для всех «пришлых» в обязательном порядке и безусловно выделялись соответствующие их статусу жилые помещения (по возможности отдельные или двухместные каюты старшего комсостава), естественно, в ущерб местным корабельным офицерам, выселенным в посты (доброго сна вам в подвахте, товарищи!). Не меньшим обременением встал вопрос с организацией питания. Матросы – в несколько приёмов, но бачковались[157] в помещениях для рядового состава. У мичманов своя кают-компания. И офицеры крейсера, столоваясь, как правило, вполне обходились в одну очередь. «Чужих» же оказалось более четырёх десятков человек, и практически все при «высоких» погонах – к мичманам не по рангу. Вот и пришлось, с момента выхода на БС, когда одно потянулось за другим: вахтенные, подвахтенные, ночной завтрак, тревоги во время приема пищи… создавать отдельную офицерскую очередность[158]. В министерскую комиссию (так, для справки, если перечислить) помимо непосредственно лётного отряда и инженерно-технический персонала входили направленцы от различных служб ВВС и ВМФ; представители 10-го управления Генерального штаба (отдел международного военного сотрудничества – для контактов с индийской стороной); «наука» – группа офицеров от каких-то НИИ; разумеется, сотрудники ОКБ Яковлева и других предприятий промышленности на самолётные системы и комплексы. Плюс сопроводительный штат приглядывающих товарищей из особого отдела. Делегировал (как общий руководитель) всю эту «сборную солянку» генерал-лейтенант от авиации ВМФ, который, надо сказать, за время перехода по крейсеру попусту не бродил, засев во флагманской каюте. Всезнайки из кают-компании поговаривали, мол, «томимый жарой», а злые и, вероятно, завистливые языки добавляли «и коньяком» (уж насколько вяжутся «жара и коньяк»). Но для капитана 2-го ранга Скопина на тот момент было главное, что генерал в корабельные дела не совался и вообще не докучал, лично с ним (с командиром корабля) переговорив лишь единожды, представляясь. И далее держал дистанцию, взвалив все контакты на заместителя и начальников групп, которые тоже предпочитали обходиться в вопросах со старпомом и «бычками»[159]. Короче, без претензий и шероховатостей. * * * Тут и своих шероховатостей хватало… с экипажем. С самого начала новоназначенного командира встретили несколько натянуто. Присматривались. «Чёрт его знает, – скептично мнил Геннадьич, – может, прежнего кэпа особо уважали, или вот – старший помощник (тоже, кстати, кап-два) сам метил надеть командирские регалии… „по наследству“. А я для них кто? Неизвестный варяг с северными корнями, то бишь откуда-то с КСФ». Моряцкая кадровая среда, невзирая на разброс по четырём флотам, имеет сравнительно тесную связность: училища, академии, ротационные переводы, пересекающиеся фамилии однокашников и сослуживцев. Как ни крути, всегда найдётся тот, с кем совместно тянул флотскую лямку в базе, хаживал в моря – кто-то знавал того-то или слышал о том-то. «Даже если ты в последнее время пропадал типа в дальней командировке-тмутаракани или в секретной особо режимной части», – свою легенду, составленную в службе безопасности, капитан 2-го ранга Скопин неукоснительно вызубрил – для данной реальности, так сказать. Знал, что сразу по прибытии на ЧФ, буквально только взойдя по трапу на борт ПКР, штатным офицером особого отдела, в согласии с замполитом, по инстанции были затребованы биографические данные на нового командира, и… Не успели! Все товарищи из контролирующих органов крейсера «Москва» в один день собрали вещички и тю-тю – получили перевод на другие места службы! «И я тут такой – тыбыдычь, явился-представился, притянув в довесок свой „хвост“ из нового зама по политической части и целой своры особистов. Видимо, это тоже вызвало кривотолки в кают-компании». Погодя, старший помощник недоумённо, равно со сдержанным недовольством, дополнительно поделится ещё некоторыми сомнениями в кадровых пертурбациях корабля. Штатный состав крейсера (700 человек) постоянно меняется: «срочники» уходят, приходят (здесь иначе никак), ротируют командиры боевых частей – увольняются, переводятся (с повышением, с понижением – кто во что горазд). Самые постоянные – мичманы. Систематический некомплект экипажей ремонтирующихся кораблей был одним из болезненных явлений флота (а «Москва», как помним, благополучно стояла в доке «на плановом»). И тут вдруг крейсер интенсивно, с опережением всех расписаний и графиков, начали готовить к боевой службе. Кадровые органы довольно быстро укомплектовали штат офицерами и остальным недостающим личным составом, надёргав людей с других кораблей. – Не понимаю, – бычился старпом, – даже списывая на поспешность выхода корабля в море. Даже… ну, пусть «Ангара» – она и на БПК-1134 «Ангара»… или какие там ещё типовые РЛС[160]. Да, допустим, часть специалистов перевели с систершипа[161] «Ленинград» – по меньшей мере хоть это вяжется с логикой, так как им не придётся осваивать посты, не будут путаться в коридорах и трапах. Однако имеющаяся несплаванность экипажа налицо! – Но, – деликатно уточнит Скопин, – невзирая на то… костяк опытных офицеров всё же сохранён, насколько я увидел из списочного состава. И мичманы. Особенно на самом сложном участке – БЧ-5, дивизион движения. – Это да. Потом к этому разговору он ещё вернётся, тогда и будут найдены объяснения, в том числе и на сомнительное старпомовское «не понимаю». А пока… * * * В «командирском кресле» возобладал ещё один немаловажный аспект – профессионализм… обязывало. Офицеру, претендующему на должность командира корабля подобного класса – со всей его спецификой «вертолётоносца ПЛО» и ходовыми особенностями, рекомендовалось для начала пройти серьёзную школу на борту в качестве старпома, перенимая опыт, изучив «коробочку» как следует. Знакомство с этого и началось – действующий старший помощник настойчиво, но вежливо (субординация, знаете ли) поинтересовался: «Насколько товарищ капитан второго ранга знает матчасть и специфику маневрирования крейсером? Имеет ли допуск к самостоятельному управлению кораблём?» Знал… допускался… На самом деле ему, в свою бытность ещё молодому выпускнику «Нахимки»[162], послужить на этой самой «Москве» вполне представилось. Самое обыденное – это несение вахты на якоре или дежурным по «низам». Однако довелось и на ходу вахтенным дублёром «порулить». Неоднократно. Так что представление о боевых возможностях и маневренных элементах крейсера имел. «А ведь, что ни говори, – не без ностальгии вспоминал Андрей, – захватил последние годы корабля. В начале „девяностых“ – девяносто первом намотали три с лишним тысяч миль, сбегав на полноценную БС в Средиземку. Вернулись, отстоялись… прокатились до Новороссийска (там ещё аврал-шухер случился – принимали Ельцина). Затем в череде утюжили акваторию Чёрного морю – учения, боевое дежурство, и-и-и…» – память немного пасовала… впрочем, не обязана. Будто не желала бередить начавшийся перестроечный бардак: уже в девяносто четвёртом крейсер печально стоял на рейде и никуда не выходил. На следующий год его вывели в резерв 2-й категории, и это был конец. Как ПКР покинул Севастополь (навсегда) на буксире в Индию на порезку, этого он уже не увидел, получив предписание с приказом о переводе, отбыл на Северный флот, зафиксировав в личных данных послужного списка лейтенанта Скопина, в разделе ВУС[163], так необходимый сейчас черноморский раздел: «проходил службу… освоил… сдал на классность…» В конце и вовсе «пробив» себе зачёт на самостоятельное несение ходовой вахты. В том числе освоившись в практическом управлении кораблём при швартовых операциях: съёмка с якоря, постановка к стенке кормой и лагом… прочее. «Не удивлюсь, если штабные кадровики-канцеляры приняли эти зачётные листы к сведению. Плюс протекция Терентьева и кто там за ним стоит (как мне намекнули – личное «добро» главкома Горшкова). Иначе кто бы меня допустил на мостик вертолётоносца». Разумеется, «те» бумаги исчезли в секретной части. В штабе флота нарисовали другие, «липовые», форму которых надо было засвидетельствовать содержанием, то бишь подтвердить допуск к управлению кораблём, как и обновить многое в памяти практикой, навёрстывая… Чем и занялся сразу, ещё в Севастополе, ступив на борт. «Москву» как раз из дока перегнали к причалу на Угольную пристань – принимать назад всё то, что сдали перед постановкой на ремонт: боезапас, топливо, воду. Командование на всё про всё выделило меньше пяти суток, но портовики впряглись со знанием дела: автомашины со спецскладов УРАВ[164] подгоняли прямо по пирсу к борту, с другой стороны работали плавучие транспорты и баржи-погрузчики, обеспеченные плавкранами. А у него в эти «пять дней на якоре» появилась возможность параллельно ознакомиться с личным составом непосредственно на местах.