Опрокинули – провалилось коротким традиционным молчанием… Запивая, заедая всё то вчерашнее, будто желая побыстрее проглотить и забыть, как не очень вкусную, но обязательную пищу для размышлений. За окном Москва темнела закатными красками, вынудив включить в квартире свет. Суетно спохватившись, Терентьев поднялся – дотянуться до настенного включателя, заодно решив пошуршать на кухне – подновить опустошённые тарелки. – А если не получится реализовать задуманное – продать те же «Кречеты»? – прокричал ему вслед Скопин. – А-а-а, – не расслышал, хлопая холодильником, появляясь, красуясь не столько закусью, сколько ещё одной коньяка. – Я говорю, если наши ТАРКи никому не приглянутся, что тогда? – Сами будем «донашивать». Придётся. Вплоть до отказа от закладки улучшенных проектов (коль уж совсем с деньгами припечёт). Но будем строить расчёт хотя бы на вариант лизинга… многоцелевую атомную ПЛ индийцы пожелали, почему бы и с авианесущими не попробовать. Поскольку уже сейчас сделан вывод, что тоннаж первых трёх кораблей проекта 1143 считается неудовлетворительным и для носителя палубной авиации требуются большие водоизмещения: сюда, сам понимаешь, входит возможность производить взлётнопосадочные операции при большей качке на море и саморазумеющееся увеличение авиагруппы в возросших объёмах ангаров, не говоря о ресурсе базирования самолёта ДРЛО… – Ф-ф-ф! Это ты о Як-44? Когда он ещё будет – раки радостно свистят где-то на горах. – …В усреднённой перспективе (плохие времена – стагнация – подъём экономики) их нам по минимуму надо три. Авианосца, я имею в виду. Больше накладно – минимальная необходимость, всё от той же бедности, или жадности. Или тенденций морских доктрин следующего тысячелетия, иначе – вырождения авианосцев как класса. Поскольку это как есть большая и привлекательная цель, гибнущая при первой же серьёзной схватке. Тут поспоришь и не оспоришь. Один АВ[148] на Северном флоте, второй на Тихоокеанском. И резервный – для «поддержания штанов» в случае текущих и плановых ремонтов, или на оперативную замену в непредвиденных обстоятельствах, насколько возможен будет быстрый межфлотский переход. В любом случае, будет ли противостояние с НАТО сохраняться в жёсткой форме или нет, их придётся использовать по максимуму, демонстрируя приписанный к Владивостоку и в Тихом океане и в Индийском. Авианосцу Северного флота, очевидно, предстоит ходить на Средиземноморский ТВД и в Южную Атлантику, так как от баз в Сирии и Анголе отказываться не собираемся. – «Три киля» всё ж получше «одного». Строить всё это великолепие будут, разумеется, на Николаевских верфях. А если вдруг случится? – Что? – А-ля горбачёвщина, ельцинщина, самостийщина… Не успеем спустить на воду, и пропадёт всё горемычно. Всё нажитое. – Здесь всё уже давно подумано (это в теме «стелить соломку») – Николаевская область юридически уж год как переписана на РСФСР. – Надо ж… а никто ни сном, ни духом. Терентьев легковесно пожал плечами: – Да незачем народ баламутить попусту. Подход поэтапный комплексный: скоро Украина и Белоруссия выйдут из ООН вследствие утраты статуса независимых республик в составе СССР, и всё административное построение страны будет перелицовано по типу губерний. Скопин только присвистнул, переваривая: – Радикальненько! Да уж! Ан ладно, пока проехали – после подробней обрисуешь. Вернёмся к нашим носителям палубной авиации. Так какие «три»? Авианосца в смысле… – С этим тоже как бы… не всё однозначно. Но на долговременное планирование, если всё же будет принята точка зрения «отказаться от „Варяга“, стоящего в очередности на закладку»… Сразу, более ранними сроками, замахнуться на атомный «Ульяновск». И если экономическая обстановка будет располагать, то следом на стапель выводить корпус ещё одного АТАВРК (чего уж мелочиться). Вот и получится (это будет расчёт уже на следующий миллениум, не ранее) – два атомных, на СФ и ТОФ, и «Адмирал Кузнецов» на подхвате. – Что-то я не услышал в этом раскладе, или ты якобы по случайности не упомянул ТАВКР «Баку» ибн «Горшков», – между прочим подметил кавторанг, потянувшись за очередной крепкой порцией, – уж не уйдёт ли всё-таки его ибн-вариант «Викрамадитье» в Индию?! А? – Да, – подтвердил Терентьев, – практически во всех расчётных событийных версиях, что генерировали специалисты отдела «Х». Наши яйцеголовые считают, что реперных точек истории по возможности надо непременно придерживаться. Ну, чтоб не гневить бога, так-с-сказать. – Интересными ты понятиями категоришь, в смысле категориями мыслишь, – обронил наконец хорошо подхмелевший Скопин и подобрал… …Подобрал уже в мыслях, находя, насколько все эти «гневи бога» и «реперные точки» перекликаются с тем беспрецедентным феноменом, что произошёл во время его встречи (его – пришельца из будущего) с самим собой – с мальчишкой этого времени. Когда в его голову хлынуло всё из детской головы… и очевидно, и явно пошёл обратный процесс – пере-мешка, слияние, взаимный обмен памятей! Просто эдакое не пойми чёрт знает что – следствие и невероятная производная их «прокола Пространства и Времени»[149]. То, о чём хотел сразу по прибытию поведать командиру (по секрету: «ты только представь»!), но с ходу не сложилось: суета, неизменные «лишние уши» и угроза прослушки. А затем, когда стал перебирать в голове, соображая, как вообще всё подать, вдруг осознал, что это откровение, которое случилось подобно вспышке, загрузив голову лавиной мыслеформ короткой сиюминутной подкорки мальчишки, всё время с момента начала будто постепенно и необратимо улетучивалось, как уходят из памяти давние, не подогреваемые напоминанием события! Заронив подозрение: неужели это некая защита, что срабатывает у мозга от перегрузки? Просто примерив на мальца, представляя: а каково было ему, его детскому неокрепшему уму принять на себя единомоментным вбросом груз жизни взрослого мужика. Сейчас так и вовсе всё то произошедшее казалось наваждением (а было ли?), колебля неуверенностью. Вот поэтому и посчитал, что по-трезвому такое адекватно принять будет как-то не очень уж… Такие вещи лучше рассказывать с путями отступления. Учитывая, что и подтверждения будто уплывают из рук, текут как вода сквозь пальцы. Учитывая, что ничего подобного ни у кого из тех ребят – сослуживцев по «Петру», кому удалось тоже съездить на «свиданку с прошлым» и воочию столкнуться с самим собой «в стране Детство, где всегда было много солнца», – не произошло! Специально присматривался во время разговоров о впечатлениях от поездок – никто, ни жестом, ни уводом глаз в сторону, ни нервностью не выдал, не проявил… Он бы обязательно просёк. Он так и не решился… Не решится сказать сегодня. Он так и не расскажет и после – ни завтра, ни послезавтра. И уж тем более не доверит рапортичке официального доклада или бумаге подробного изложения. Правильно ли – не правильно, но… Терентьев, будучи ответственным лицом – повязанный «коридорами власти», самой системой, просто обязан был бы отреагировать согласно всем необходимым протоколам. Поскольку мало того, что это уникальный феномен для яйцеголовых, непременно требующий изучения, это ещё и вероятная утечка! А значит, и мальца захомутают… И ему не светит мостик корабля. Даже сдёрни в поход – снимут с борта как миленького… Прилетят «в голубом вертолёте и бесплатно покажут кино». И всё же… Всё же оставляя себе время и фору на решение: «Может если только перед самым-самым отъездом на ЧФ, когда буду буквально с чемоданом в руках, когда наверняка снова сядем на посошок – выдать некой сумасшедшей версией-гипотезой наваждения? Пусть подумает». Впрочем, в это сиюминутное сейчас, когда время незаметно добежало до «без десяти двенадцать» и благородные янтарные алкограммы давали о себе знать – сглаживали углы, развязывая язык, он таки был почти готов расколоться. Почти. – …Сам должен понимать, по твоему поводу приняты более чем исчерпывающие меры безопасности, – голос вырвал из минутного погружения, а Терентьев точно по закону жанра заговорил о соблюдении особых режимов. – Что? – переспросил Скопин. – К тебе в индивидуальном порядке приставляется офицер КГБ. Подполковник. – Какая честь… – Ты, Андрей Геннадьич, не ерничай. Я его лично знаю, это бывший мой куратор. Вова зовут. – Так уж и Вова. Просто Вова?! – Не любит он особо по отчеству… если не на людях. Ну, Владимир Николаевич, если хочешь. Поладить с ним можно. Учитывая, что штатный состав особистов на корабле цензурирован фильтрами: «кто ты и откуда», а подполковник КГБ как раз в курсе всего – в этом есть свои положительные моменты. Он и замполита, глядишь, укоротит от излишнего рвения, а то, понимаешь, чуждые мы этому «празднику соцреализма», иной раз лезет из нас – вовремя не прикушенный тобой язык даст замуле лишний повод настучать в докладной. Плюс, не забываем о том, что «контора» наверняка подсунет в экипаж пару-тройку негласных сотрудников. И ребят из ГРУ, в едином фронте или в межведомственных противоречиях, тоже не следует сбрасывать со счетов. Так что… – Плотная опека носителя тайной инфы? Плотная – вплоть до того, что грохнуть в случае чего? А какие это, интересно, случаи? Мы разве не доказали свою верность давней присяге?! Беседы со мной провели не по одному разу, но в лоб подобных предупреждений не делали. Странное, однако, у них понимание такта. – Особый отдел… они параноики по необходимости. Не думаю, что на Лубянке руководствовались деликатностью. Присяга? Здесь квалификаторы иного смысла, – Терентьев состроил неопределённую гримасу, – вдруг ты разочаровался в «совке»… – Разочаровался?! – неожиданно завёлся Скопин. – А что они себе думали?! Настанут времена, когда вся страна оказалась разочарованной! Но мы-то, именно мы-то можем сравнивать! При всех недостатках «века потребления» наших россиянских «двухтысячных», то убожество, что доводится наблюдать порой сейчас, приводит даже не в уныние (и дело не в прилавках магазинов) – окончательно зарапортовались товарищи партийные работники: врут напропалую с телеэкрана, со страниц газет! До тошноты! А тебе-то самому не претит «ку» на партсобраниях приседать?[150] – «Разочаровался»! – брюзгливо передразнил Скопин. – И что? Попытаюсь сигануть за борт с целью побега к западным благам?! Бляха-муха в три уха! Мне даже льстит этот бред. Да меня, можно сказать, золотом аргентинским… «царицей соблазняли»!..[151] В другой раз это прозвучало бы как шутка, но сейчас он смотрел… уже устало: – Ну и?.. Если так не доверяют, чего вообще либеральничают? И как в таком случае меня отпускают в дальние моря, к чужим берегам? Или есть что-то, о чём я не знаю? Тогда, уже, по сути, в окончании затянувшегося вечера, он ответно услышал: «Повременим с предположениями. Ничто нам не препятствует чувствовать себя свободно в тех водах, где пока ничего не происходит… а возможно, что ничего и не предвидится». В тягучей интонации «от третьего лица» подвыпившего, да чего уж – изрядно выпившего, Терентьева что-то иносказательно пряталось, о чём не столько командир, а скорей уж политик так и не соизволил поведать… По каким-то, видимо, и действительно серьёзным причинам – всё тех же секретных правительственных грифов. И когда уж за полночь Терентьев всё же решится оправдаться перед товарищем, заговорив: «Знаешь, теория непроверенная и есть сомнения…» – разморенный Скопин уж спал, обмякнув в кресле. * * * Оттуда, из московской паузы межфлотского перевода, его всё-таки догнало… Буквально перед самым выходом в море на борт корабля явился строгий товарищ в штатском – командиру ПКР «Москва» весьма строгой процедурой будет вручён секретный пакет (ещё один, лёгший под спуд всех других), место и время вскрытия которого будет лимитировано особой, непосредственно генштабовской шифровкой; и в обязательном присутствии приставленного офицера Особого отдела (у коего, несомненно, имелись свои собственные инструкции). Индийский океан. Развёртывание. Функция отвлечения Операция флота – совокупность мероприятий и действий, проводимых силами флота в мирное время по единому замыслу и плану… Воспоминания до поры можно было загонять на задворки, времени на них не оставалось – отряд вошёл в радиоэфирное взаимодействие с кораблями контрадмирала Паромова. С приёмного поста доложили, что происходит предварительный обмен «квитанциями» по телеграфу ЗАС. – Дешифровка – и сейчас призовут, – капитан 2-го ранга Скопин ловил уходящие минутки, задержавшись на мостике у камеры корабельного теленаблюдения (уже «насиженное» местечко), подмечая, как сигнальщики устали тянуться перед задумчивым командиром – повисли локотками на планширях, позёвывая взглядами в бинокли. Доцеживал огонёк сигареты, дружно шипящий вместе с клокочущей в форштевне набегающей волной. В зените аппетитно полдничало солнце, приветливо преобразив серые контуры надстроек, а где и заиграв флотской медяшкой. Из рубочной двери (нараспашку – теплынь, юга́ чужих морей) доносились звонки машинной группы… ну вот – в проёме из «штурманской» показался вестовой – командир потребовался на ГКП[152].