Смотрите, твари. Смотрите. Будет вам зрелище. – Ты, как всегда, да, Ра? Только и можешь, что отдавать приказы. А что, если я не послушаю тебя? Что ты сделаешь? – И все же Вэл плюнула. Разве что себе под ноги. И метко попала на носок черного ботинка Раза. Громкие крики оглушили. Вэл услышала звук опрокидываемых стульев и длинных скамей, когда разгоряченные и возмущенные зрители повскакивали со своих мест. Толпа бесновалась, выкрикивая ругательства и проклятия в ее адрес. Они хотели крови. Вэл не боялась их. Она ничего не чувствовала, кроме ярости, поглотившей рассудок и лишившей тело воли. Раза вскинул вверх руку, и толпа мгновенно затихла, подчиняясь. «Послушные тупые звери, – мелькнуло в безумной голове. – Кто сильнее, тот и прав. Уроды». – На колени, Вэл, – жестко и сдержанно произнес Раза. Сердце ее запнулось, сбилось с ритма, а потом неуклюже выровнялось. Безумные голубые глаза смотрели прямо в черные, каштановые пряди волос обрамляли худое лицо. Вэл сглотнула, раздумывая всего секунду, а потом решительно сказала, громко выговаривая каждое слово так, чтобы его точно услышали во всех углах этой долбаной таверны: – Пошел в пекло, Раза, понял? Я тоже не буду повторять это дважды. В лице Раза ничего не изменилось, лишь глаза его сузились, в упор рассматривая глубоко и часто дышащую девушку. И в этот самый момент ожидания своей участи Вэл узнала ответ на давно терзавший ее вопрос. Озарение, насмехаясь, нахлынуло волной, являя истину. Во всем происходящем не было никакого смысла. Ни в ее возвращении, ни в Раза. Она должна была умереть давным-давно, жалкая, никчемная, никому не нужная. Страж Границы обязан был прикончить ее, и это была бы самая лучшая и правильная участь. Потому что все, что случилось потом, привело ее к краху. Как она ни пыталась подняться, она всегда падала. Потому что Раза снова и снова ломал ее, уничтожая все сильное, что успевало распуститься. Она должна была умереть тогда, потому что не могла быть с таким, как Раза, но не могла быть и без него, стремясь к нему, как глупая бабочка, летящая в липкую паутину к безжалостному пауку. Вэл знала, что пощады не будет, но вновь вернулась сюда, к этому неумолимому мужчине, который вновь, без раздумий, уничтожит ее, легко и не прикладывая усилий. Каждый в стае был уверен, что Вэл нужна Раза. Но на самом деле это Раза был нужен Вэл. Как она ни старалась жить, оставив за спиной устремленные в душу черные глаза, жизнь ее, с каждым прожитым без этого проклятого мира днем, все больше напоминала пресную безвкусную подделку. И вот она здесь – и ненависть к Раза захлестывает все, сметая и уничтожая ее саму. Потому что Вэл хотела быть свободной, хотела принадлежать себе, и только черный баргест мешал ей. И если у нее никогда не получится избавиться от этого помешательства, то пусть Раза сделает это за нее. Вэл захотела умереть. И эта мысль лишила ее любых зачатков зарождающегося страха. По таверне прокатился удивленный гул. Волна за волной он нарастал и нарастал, взмывая к самому потолку. Вэл не реагировала. Она хотела, чтобы Раза наказал ее, отдав на растерзание толпы. Пусть делают с ее телом что хотят. Пусть насилуют, бьют, ломают и рвут на части. Потому что это не жизнь, а смерть неизбежна. Чуть слышно зашуршали полы плаща, когда Раза сделал шаг, приближаясь вплотную. Рука взлетела вверх, крепко хватая за подбородок. Сильные пальцы стиснули челюсть, и Вэл вытянула шею, вцепляясь в запястье мужчины. – Я. Сказал. На. Колени, – ровно произнес Раза. Вэл заскулила от боли, промелькнувшей перед глазами яркой вспышкой, когда его рука, удерживая за лицо, надавила, заставляя опускаться вниз. Вэл, распахнув полные безумия голубые глаза, смотрела в прищуренные жестокие черные, изо всех сил сопротивляясь чужой воле. Пальцы усилили нажатие, впиваясь в кожу, почти ломая челюсть, и ее ноги подогнулись. Слезы унижения скатились, оставляя мокрые дорожки на коже щек. Вэл запнулась, приседая, изо всех сил сжимая запястье Раза двумя ладонями, безуспешно пытаясь оторвать его пальцы от своего горевшего лица. Раза приподнял верхнюю губу в оскале – и резкий рывок рукой швырнул Вэл на колени. Она больно ударилась, коленями о твердые доски пола; пальцы Раза разжались, оставляя вместо себя красные пятна отпечатков на побледневшем лице. И в то же же мгновение сильный удар кулаком в челюсть едва не вышиб из Вэл дух. Голова откинулась, глухая боль разлилась по пылающему лицу. Вэл рухнула на четвереньки, с трудом удерживаясь на дрожащих руках. Густая капля крови упала, плюхаясь на деревянный замызганный пол. Вэл увидела липкое пятно от пролитого пива, а затем кровь стекла по разбитой губе, и она облизнула рот, ощущая соленый вкус на языке. – Запомни, – раздался над ее головой спокойный голос, – запомни этот момент, Вэл. Это – твое место. Передо мной на коленях. Вэл прикрыла веки, прячась за упавшими на лицо волосами, ощущая, как горячие слезы стекают по щекам. Никогда ранее в своей жизни она не чувствовала себя такой униженной. Униженной и раздавленной. Горько, потому что всего несколько минут назад все было иначе. Таверна бесновалась, выкрикивая проклятия в ее адрес и поддерживая возвышающегося над ней мужчину. Раза уничтожил ее. Вновь. Не осталось ничего. – А теперь – пошла вон, – будто отдавая приказ своей собаке, произнес Раза. – Пошла отсюда вон. И Вэл, глотая кровь, смешанную со слезами, подчинилась. Она выскочила на улицу, остановилась всего на миг, сдерживая нахлынувшую рвоту, зажала рот ладонью, судорожно сглотнула, перевела дыхание и распахнула полные слез глаза. Снег, крупный и густой, медленно и бесшумно падал с темного неба. Ветер, бушевавший весь день, стих. Вэл, выдыхая облачка пара, двинулась вперед по занесенной снегом дороге. Ее куртка осталась в таверне, но она не чувствовала холода. Теплая толстая шерстяная туника, подпоясанная нешироким поясом, надежно удерживала тепло, но она знала, что надолго ее не хватит. Эта мысль пролетела на грани сознания и исчезла. Вэл не могла думать о таких обыденных вещах. Улица была пустынна, во многих домах закрылись ставни, а далеко впереди городской фонарщик длинной лучиной зажигал масляные фонари. Вэл бесцельно шла вперед, глотая замерзающие на щеках слезы. Снег медленно оседал на каштановых волосах, щека противно ныла, но она, погруженная в себя, ничего не замечала. Вэл просто делала шаг, а затем еще один, не особо задумываясь о том, куда идет и что ждет впереди. Ей было больно. Боль разливалась по грудной клетке, распарывая душу на рваные лоскуты. Не осталось ни кусочка плоти, не обагренного кровью. Внутри царапало, кололо и резало. Вэл запоздало поняла, что не может остановить льющиеся слезы. Но она и не хотела этого. Они приносили почти незаметное, но успокоение. Она жалела себя и одновременно просила смерти. Ее сознание, некогда ослепленное яростью, собственной дерзостью и ничем не подкрепленной уверенностью в своей правоте, теперь умывалось слезами, обнажая окровавленную нежную плоть. Не осталось ни ярости, ни смелости, но и страха тоже не было. Она была слишком самонадеянна и получила то, чего заслуживала. Вэл больше не злилась на Раза, только обвиняла его в том, что он не довершил начатое до конца. Нужно было убить ее, вот и все. И всем стало бы легче. Каждый из них обрел бы свободу. Но Раза проявил милосердие или жалость, а может, он не считал, что Вэл заслуживает смерти, – это не имело значения. Просто когда-нибудь настанет утро, взойдет скупое зимнее солнце, рассеивая тьму, и ей так или иначе придется поднять глаза и посмотреть вокруг – на город, смеющийся над ней, на стаю, наверняка смущенную и разочарованную ее поступком и злыми, необдуманными словами, и на Раза, которого ничто не могло задеть или сломить. Вэл запнулась, с трудом удерживая равновесие, чертыхнулась, отчего-то чувствуя себя еще более униженной, и продолжила бесцельный путь. Лицо замерзало, мокрые щеки неприятно холодило, а мороз потихоньку пробирался за шиворот туники.