* * * Она распахнула шкаф и замерла, рассматривая одежду. Неброские тона, джинсы, рубахи, пара юбок, черный официальный костюм и белая блузка. На полках футболки и свитера таких же неброских расцветок: черные, коричневые, синие. Дожила — выбрать не из чего! И в чем прикажете идти к Артуру? В черном костюме? Там все будут в вечерних платьях… женщины в смысле, а она как из дома ритуальных услуг. А с другой стороны, что значит дожила? Можно подумать, раньше у нее были вечерние платья и бурная публичная жизнь! Не было. Права была Лёля. «Зануда ты, Элька, тебя ж никто выдержать не может, только бумага. Технический перевод самое то для тебя. Еще микробиология, всякие микробы и вирусы, какое вечернее платье! Какой театр, ресторан, приличный мужик в конце концов! Хоть любовника завела бы для здоровья. Старая дева, смотреть противно». «Ну и не смотри», — фыркнула Эля, хлопнула дверью и пропала на полтора месяца. Тем более нужно было в авральном порядке заканчивать увесистый том технической документации. Сейчас она понимает, что погорячилась, выпустила из виду — Лёля уже старенькая, сколько там ей осталось. А теперь царапает внутри и стыдно, потому и продавать ничего не хочет — совесть не позволяет. Лёлины любимые вещи: фарфоровые женские фигурки, танцовщица, «Природа», лампы. Целая эпоха, интересная жизнь, поездки, вечные гости… Громогласная энергичная Лёля никогда не была одна! «В кого ты, Элька, такая — ума не приложу, — говорила она, рассматривая правнучку. — Подкрасилась бы, а то краше в гроб кладут!» Сама Лёля раскрашивала в синий цвет веки, в красный — щеки и в малиновый — губы. «Клоунесса», — мстительно думала Эля, а теперь ей было стыдно. Ладно, к черту лирику! Она вытерла слезы и принялась перебирать платья, юбки и блузки. Нет, нет и нет! Не то, все не то. Она потянулась за мобильным телефоном — отказаться! Соврать, что… Просто сказать, что быть не сможет. Главное, ничего не объяснять. Вообще, никогда не нужно пускаться в долгие объяснения. Нет, и все. Без соплей, как говорила Лёля. Не могу, и точка. Тут Эля вдруг вспомнила, как он поцеловал ей руку! Как смотрел на нее, улыбался, рассказывал всякие забавные истории… Если она откажется, они больше никогда не увидятся. Можно, правда, зайти в «Старую лампу»… — Сию минуту иди и купи черное платье! — скомандовала Лёля. — Без рукавов, с вырезом до пупа и открытой спиной. Ты тощая, на тебе любая тряпка заиграет. Поняла? И сходи в парикмахерскую. Можешь взять мое колье, так и быть… Эля даже оглянулась, так явственен был голос прабабки. * * * Она заставила себя опоздать на двадцать минут. Здесь Эля никогда раньше не бывала. Артур жил в кооперативе для богатых «Октавия» — в большом двухэтажном доме под красной черепицей. От ворот до дома вдоль дорожки тянулись длинные клумбы с тюльпанами, на газоне росли маленькие цветущие деревца. Артур, встречавший гостей, обрадовался, приобнял ее, отпустил комплимент. Она покосилась на себя в громадное зеркало и не узнала. Изящная женщина в «маленьком черном платье», платиновые торчащие вихры — стилистка убедила, это именно то, что ей нужно, — и колье Лёли: четыре перекрученные нитки серого и розового жемчуга с шикарной застежкой — розовый камень в оправе белого металла, а вокруг мелкие стразы. Эля чувствовала себя выряженной и раскрашенной куклой в слишком крупном колье. Ну не умеет она носить все это! Артур меж тем подозвал толстого краснощекого мужчину: — Эля, это коллега Елены Станиславовны, наш известный журналист Леша Добродеев, который жаждет с вами познакомиться! — Рад, рад! — затрепетал Добродеев, хватая руку Эли. — Елена Станиславовна! Как же, как же! Прекрасно ее знал! Столп, мамонт, знаковая фигура отечественной журналистики, с прискорбием воспринял весть о ее кончине, примите мои искреннейшие соболезнования! Идемте, Эля… Можно я так, по-домашнему? Я буду вашим Данте! Путеводителем по дворцу Артура! Вы же тут впервые? Данте? Эля с трудом вспомнила, что путеводителем был не Данте, а, кажется, Вергилий, и водил он поэта по аду. Странная аналогия… Журналист знакомил ее с разными людьми, которые, оказывается, прекрасно знали Елену Станиславовну; она пила шампанское, ела крошечные канапе с приколотой шпажкой креветкой или кусочком семги с маслиной, и вскоре почувствовала себя как дома. Все вокруг смеялись, громко разговаривали, гуляли по огромной гостиной с бокалами и тарелочками в руках или сидели на диванах и креслах. На нее, к ее облегчению, никто не смотрел. У нее кружилась голова, с непривычки она быстро опьянела, улыбалась шуткам журналиста, не понимая их смысла, и снова пила потрясающе вкусное шампанское. А потом уснула в уголке дивана, обняв подушку. Разбудил ее Артур, тронув за плечо. Эля открыла глаза и бессмысленно уставилась на незнакомую обстановку. Люстра горела вполнакала, людей оставалось совсем мало. — Устали? — спросил Артур. — Не хотел вас будить. Леша отвезет вас домой. А хотите, оставайтесь, тут несколько спален. Эля вскочила, готовая сгореть от стыда… …Она переступила порог своего дома, едва не застонав от облегчения. Сбросила туфли, босиком прошла в кухню, жадно напилась из-под крана. Стащила платье, расстегнула колье; добралась до кровати, нырнула под одеяло и мгновенно уснула… * * * Художник Дима Щука сидел на веранде собственного дома и работал над старинной лампой, найденной в сарае Елены Станиславовны. Он разобрал ее на отдельные детали и теперь чистил каждую из их. Он заметил Элю, когда она остановилась у крыльца и уставилась на него. Дима так удивился, что даже привстал с ящика, на котором сидел. Взгляд гостьи не предвещал ничего хорошего. — Добился своего? — резко выпалила она. — Доволен? Ворюга! Бандит! Дима при всей врожденной разговорчивости так удивился, что впал в ступор. Стоял как дурак с тряпкой в руке и молчал. — Где она? — Эля вбежала на веранду. — Отдашь сам или звать полицию? — Ты о чем? — опомнился он наконец. — Как ты вообще сюда попала? — Думал, не найду? Да тебя тут всякая собака знает! Только спроси! Ты… скотина, клялся, что дружил с Лёлей! И посмел протянуть свои грязные лапы! Ты… ты… скотина! Дима невольно посмотрел на свои руки — Эля права, грязные. Она между тем дернула за ручку двери и ворвалась в дом. Промчалась через прихожую, вбежала в комнату, где царил страшный беспорядок. Ящики всякого барахла, разобранная постель на разваленном диване, выцветшие занавески на окнах, стол, заставленный немытыми тарелками… Растеряно оглядываясь, она стала посреди комнаты. Дима вошел следом и спросил: — Ну и?… Чего орать-то? Скажи толком. — Ты спер «Природу»! — закричала Эля и зарыдала. — Какую… — начал было Дима, но осекся. — «Природу» сперли? Как это? Кто? — Никто про нее не знал! Один ты! Ты хотел купить… Лёля ее очень любила! — Артур! Ну, гад! — При чем здесь Артур? — вспыхнула Эля. — Он даже не посмотрел на нее! — При том! — заорал Дима. — Я был вчера у него в «Лампе», и он рассматривал сайт аукциона Артнет! Одна из «Природ» ушла за шестнадцать тысяч зеленых! «Причем здесь Артур, даже не посмотрел»… — передразнил он. — При том! Тот еще крендель твой Артур! Нигде своего не упустит. — Он не мой! — в свою очередь закричала Эля. — Я тебе не верю! Ты хотел выдурить ее у Лёли, ты… ты… Сам крендель! — Грабанули днем? Что еще взяли? — Ничего, только «Природу». Вечером. — А ты где была? — На юбилее у Артура. — Эля сбавила тон, почему-то чувствуя себя виноватой. — А где, интересно, находился ты? У Артура тебя не было! — На юбилее? У Артура? — Дима закатил глаза. — Уже снюхались? Ну, Арик, ну штукарь! Лично я не хожу на его тусовки — рылом не вышел. Вести себя не умею, пью как лошадь, нету фрака до самой… — Он запнулся. — Не воспринимаю ихние морды и выпендреж. Богема, блин! Какой еще юбилей? — Пятнадцать лет магазину. — Уже пятнадцать? — удивился Дима. — Не заметил. А с какой это радости ты поперлась к Артуру? — Меня пригласили! «Поперлась»… Жлоб! — Артур аферист, перепродает мои картины! Мы даже как-то подрались, а он говорит: чего ты хочешь, свободный рынок. Дурит, что берет только комиссию, но «продавай сам, если такой умный». Я ему дом оформлял, классно, правда? — И ты с ним после этого дружишь? — не поверила Эля. — А чего? Мы с ним с детства дружим. Он неплохой, только жулик и скотина. Дикий капиталист, но интересный чел, историю классно знает. А с «Природой» промахнулся! — Дима заржал. — Что значит промахнулся? — Не стоит она шестнадцать штук, не туда он посмотрел. Та, что в аукционе, прилично тянет, а твоя — фиг. Торгаш, он и есть торгаш, не врубился. Они разные, их несколько моделей. Даже по величине отличаются, и нет ни бирюзы, ни малахита. Твоя из лавки старьевщика, Елена Станиславовна говорила, куплена за гроши. Оно и видно. Хочешь, покажу сайт? — Не хочу! Артур не мог, он все время был на виду! — Ха! «Артур не мог!» — передразнил Дима. — Еще как мог! Он же тот еще жучила! Вытащил тебя из дома и спер. Все упились, и никто даже не заметил, что он смылся. Спорим? А хочешь, вставим ему фитиля! Дима был счастлив; он раскраснелся, размахивал руками и трубил своим на редкость неприятным голосом. — В каком смысле? — В прямом. На что спорим, это он? — А как мы узнаем? — Эля заколебалась, не зная уже, кому и чему верить. — Элементарно. Спорим? — Только имей в виду, спать с тобой я не буду, — отчеканила она. — Ой, напугала! Это я с тобой спать не буду! — заржал Дима. — Ты не в моем вкусе. Спорнем на «Природу»! Если Арик спер, то «Природа» моя. На хрен она тебе? Ты ж переводчица, ни уха ни рыла в апельсинах. — Хам! — закричала Эля. — Сам ты свинья! Она резко развернулась и помчалась к выходу, перепрыгивая через всякую рухлядь.