— Да ладно, извини, чего ты в самом деле, я ж не хотел, — бубнил, пробираясь за ней следом, Дима. — Черт! — Он запрыгал на одной ноге, схватившись обеими руками за другую. — Ящик! Зараза! — Живешь, как бомж! — Эля остановилась. — Не успел, недавно переехал. Оставил Людке квартиру в центре, а она мне бабкину хату. Сарай, зато лес и свежий воздух. А в саду ручей и дикие цветы. Я студию пристроил, сам! — В его голосе прозвучали хвастливые нотки. — Какой Людке? — Бывшей жене. Так что, согласна? — То есть ты хочешь прийти к Артуру и запросто обвинить его в краже? — Что я, дурак? — Дима даже обиделся. — У него через неделю день рождения… — И что? — с недоумением спросила Эля. — Напросишься! — приказал Дима. — Позвонишь, расскажешь, какой у него охренительный дом, гости, он сам… весь из себя! Распустишь розовые сопли, он это любит. — И что дальше? — Откроешь окно в кабинете. «Природа» или там или в спальне. Я знаю, где искать. — А если застукают? — Значит, сделаешь так, чтобы не застукали. Откроешь и наберешь меня. Дальше я сам. Да ты не бойся, там все будут упитые в хлам, танцы-шманцы и треп до утра. — А ты не можешь просто прийти на день рождения к другу? Как нормальные люди, через… дверь? — В последнее слово она вложила изрядную порцию яда. — Ты чего? Я ж под прикрытием, меня там и близко не будет! — Он подумает, что это я! Эля чувствовала краем сознания, что разговор принимает какой-то сюрреалистичный характер. У нее даже скулы загорелись от волнения. — Ну ты даешь! Это же твоя «Природа»! Имеешь право. И потом, ты что, туда с мешком потащишься? У тебя сумочка и платье без карманов, куда ты ее засунешь? Он на тебя не подумает. Арик же всех за дураков держит. Там полно всяких рыл будет, он забодается пальцы загибать, кто спер! Он уже знает, что тебя грабанули? — Нет еще. — Вот увидишь, будет на меня волну гнать! — ухмыльнулся Дима. — Кидать намеки, сочувствовать, держать за ручку… Тот еще бабник. Ну ничего, мы ему вставим! — Он снова радостно захохотал и потер руки. — Между прочим, красивая прическа! — Спасибо… — пробормотала Эля. Она смотрела на Диму испытующе и не знала, верить ли ему. Способный на все крикливый грубиян без тормозов в несвежей майке против лощеного и воспитанного Артура! Черт их обоих знает… Еще влетишь в историю… с этим. Откуда ей знать, что он еще прихватит из кабинета? Деньги, антиквариат, коллекцию монет… а что? Вполне может. Она поежилась. — Ну? — прервал молчание Дима. Эля молчала. — А твоя прабабка запросто бы! — фыркнул он. — Личность была, царствие ей небесное. Она бы с него не слезла и глаза выцарапала! Любила «Природу», рассказывала, как купила, молодая еще была, а супруг против… Эх! — Дима махнул рукой. — Покажи картины, — вдруг сказала Эля. — Ты же художник или как? Дима не удивился: — Пошли! Дверь вела не в другую комнату или в кладовку, как подумала Эля, а в упомянутую студию. К ее удивлению, это было большое помещение, полное яркого солнечного света, лившегося через стеклянный потолок; десятки холстов на подрамниках были прислонены к стенам; на консолях стояли гипсовые головы, руки и ноги, вазы, горшки, шкатулки, коряги и даже пни. Эля как зачарованная стала на пороге, осматриваясь — она не ожидала ничего подобного… Получается, не врет, и правда художник! — Это последнее, — Дима сорвал тряпку с картины. — «Испанец». Эля замерла, удивленная: красавец в черном с кружевным воротником… Автопортрет? — Это… ты? Художник самодовольно ухмыльнулся: — Я твоей Елене Станиславовне подарил «Карнавал в Венеции», она очень хвалила. — С Арлекином? Она у меня. Это тоже ты? — Ну! Кстати, как выйдешь из гостиной, вторая дверь направо, поняла? * * * — Не буду звонить, — сказала себе Эля, у которой голова шла кругом. — Если сам позвонит и пригласит, тогда пойду… может быть. Не верю! Артур… и этот! Даже не смешно. А вообще, если украл он, то должен сам позвонить, чтобы разведать, почему я не звоню и не жалуюсь на грабеж. Точно! А сама не буду. Больше всего ей хотелось забыть про Артура, Диму и даже про бронзовую «Природу». Она оказалась втянута в какие-то странные, ненужные ей разборки… и что теперь прикажете делать? Наплевать? Или ввязаться? А что сделала бы Лёля? Та бросилась бы в драку! Но она Эля, а не Лёля! Артур позвонил через два дня… * * * …Артур встретил ее, как и в прошлый раз, очень сердечно, поцеловал руку. Эля почувствовала себя предательницей, ей было стыдно, она не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. У нее мелькнула мысль, что она в сговоре с неадекватным художником, которого едва знает, собирается ограбить этого… уважаемого человека. Кажется, за коллективное преступление дают больший срок. Во рту у нее от волнения пересохло, в голове тонко, по-комариному звенело, коленки подгибались, и только усилием воли она заставляла себя улыбаться, подозревая, что улыбка ее больше похожа на гримасу. При этом она кожей чувствовала, что лавина, которую она стронула своим неосторожным согласием участвовать в сомнительном предприятии, набирает скорость и готова накрыть ее с головой. Она протянула Артуру подарок и с трудом выговорила: — С днем рождения! — Ну что вы! Не нужно было! Что это? Артур развернул яркую упаковочную бумагу — внутри был уродливый оловянный подсвечник в виде вставшей на задние лапы собаки; в ее открытой пасти торчала свеча синего цвета. — Спасибо! Какая… прелесть! — Он поцеловал ее в щеку и спросил участливо: — Эля, что с вами? Вы какая-то грустная… Что-то случилось? — Меня ограбили! — выпалила она. — Украли «Природу»! — «Природа»? Это что? Картина? — спросил Артур. Эля вспомнила, как художник говорил, что он сидел на сайте какого-то там аукциона с «Природой»… — Это бронзовая фигурка, Лёля ее очень любила. Ваш друг Дима просил продать, она ему тоже нравится… — Дима! — ухмыльнулся Артур. — Ох, уж этот Дима! Наш пострел везде поспел, как говорится. Сочувствую. И как прикажете это понимать? Художник сказал: Артур переведет стрелки на него… Похоже, перевел… судя по ухмылке. И это друзья? Кто кого сильнее пнет? Эля выпила один за другим три бокала шампанского и почувствовала, что все стало трын-трава. Она собирается ограбить Артура! Эля расхохоталась. Давешний журналист Леша Добродеев травил какие-то байки, упоминая известные имена, и страшно хвастался при этом. Все его истории назывались: «Я и мэр», «Я и Лама», «Я и наша Дива», «Я и знаменитый индийский йог…» и так далее. Эля слушала вполуха и поминутно взглядывала на большие старинные часы в углу комнаты. Равномерное движение маятника завораживало ее. Часы мелодично пробили девять, потом половину десятого, потом десять! Эля поднялась с дивана и покачнулась, с трудом удержавшись на ногах. Добродеев, сидевший рядом, тоже вскочил. — Что-то мне… — пробормотала она, хватаясь за горло для достоверности. — Извините… — Неловко обходя гостей, она вышла из гостиной. Коридор был пуст. Эля на негнущихся ногах, касаясь рукой стены, двинулась направо, бормоча: — Вторая дверь… сюда, кабинет, окно… направо, дверь, тихонечко, осторожненько… Нажав на ручку, она проскользнула в кабинет; там было темно. Дверь мягко чмокнула, закрывшись, и отрезала ее от освещенного коридора. Она постояла, привыкая к темноте, полумертвая от ужаса. Протянув вперед руки, сделала шаг, другой и с облегчением увидела впереди неясный прямоугольник окна, закрытого шторой. Вдруг в коридоре раздались громкие голоса, резко щелкнул замок — дверь приоткрылась и на пол упала полоса света. Эля окаменела и перестала дышать, чувствуя: еще миг, и она упадет в обморок. Сразу же кто-то громко позвал Артура — похоже, Добродеев, и сообщил, что гости хотят выпить за именинника, а горючее на пределе и надо бы добавить. Дверь захлопнулась, и голоса стали удаляться. Эля, мигом протрезвевшая, чувствуя холодную испарину на спине, перевела дух и прислушалась. В коридоре было тихо. «Может, хватит? — спросила она себя. — Ну не дано тебе, и не лезь! Выбирайся отсюда, пока он не вернулся!» Она представила себе, как художник сидит в кустах и ждет сигнала, вспомнила «Испанца» в белом воротнике и пробормотала: — Идиотка… Мата Хари! Она отдернула портьеру и открыла окно. Глубоко вдохнула холодный воздух, пахнущий травой и цветущей сиренью; на миг у нее мелькнула мысль выбраться через окно и сбежать… и гори оно все! Она снова прислушалась и на цыпочках пошла к двери… — Все нормально? — озабоченно спросил Добродеев, когда она вернулась. — Может, таблеточку?