- Ты про сезонный всплеск психических расстройств? - Ну! Я тут посмотрела в Интернете статистику и криминальные сводки. Судя по ним, по стране шагает весеннее обострение! В одной столице только за первую неделю марта произошло несколько кровавых семейных драм. Один мужик, гастарбайтер, на глазах у детей зарезал свою сожительницу, а потом себя самого. Другой - военный, прапорщик, из табельного оружия застрелил жену и пустил себе пулю в лоб. Третий, фармацевт, отравил супругу, а после сам принял яд. И все это из ревности, представляешь?! - К чему эта пугающая информация на ночь глядя? - встревожился мой супруг. Он услышал громкий голос Ирки из трубки, лежа на соседней подушке. - Не бойся, я тебя ни в чем не подозреваю. - Я похлопала благоверного по крутому плечу. - И вообще у меня нет ни пистолета, ни кинжала, ни яда. - Зато у тебя есть богатое воображение, - не успокоился Колян. - И сильные гибкие пальцы, натренированные стучать по клавиатуре. Чем не смертельное оружие? - Молился ли ты на ночь, Николаша? - зловеще вопросила Ирка в трубке и демонически хохотнула. - Слушай, спи уже, Дездемон! - Я вылезла из постели и побрела на кухню. Там мне никто не помешает спокойно поговорить с подругой. Во всяком случае, в ближайший час. Чай с пирожными мы пили аккурат перед сном, так что ночные набеги на холодильник мои мужики начнут только ближе к полуночи. - Продолжай, - сказала я Ирке, удобно устроившись на кухонном диванчике. - И вот я подумала: а что, если Даше и впрямь не стоит верить? Вдруг она все придумала? - Хочешь сказать, девушка сама себя порезала, а обвинила мужа? Но зачем?! - Да мало ли! Ты же писатель, сама можешь придумать с десяток правдоподобных ответов на этот вопрос. Может, наша Даша не дружит с головой, а тут вдруг весна - обострение. Ну, согласись, она здорово смахивала на ненормальную? - А кто бы не смахивал - голый, в крови и в шоке?! - Эй, ты не защищай ее! Она, быть может, ни в чем не повинного мужика оговорила! Его теперь наверняка арестуют… - Задержат, - поправила я, совсем как Лазарчук недавно. - И ты права, он уже в ИВС. - Откуда знаешь?! - Сереге позвонила. Повязали уже гражданина Покрышкина Дмитрия, отчество не помню. На даче взяли пьяным настолько, что даже не поняли, что он вообще-то немой. - О! Это плохой признак. Не оттого ли гражданин так напился, что терзался чувством вины? - Ты уж определись, кто у тебя виноват - Митя, Даша… - Весна виновата! - Ирка шумно зевнула. - Ой, прости. Пора на боковую, но мы подумаем об этом завтра. Спокойной ночи! - Доброе утро! - Уверена? - буркнула я, но все же придавила кнопочку домофона. Не держать же лучшую подругу на крыльце только потому, что она явилась в несусветную рань. - Помнишь, была когда-то песня со словами «Лишь бы день начинался и кончался тобой»? - спросила я, впуская Ирку в квартиру. - Помню, Эдуард Хиль пел. - Про тебя. Подруга тихо фыркнула, сбросила босоножки и бесшумно прошла на кухню. Там она первым делом извлекла из своей торбы картонную коробку, поместила ее на середину стола и поправила, добиваясь идеальной геометрии. - Пахнет вкусно, что там? - Я потянулась к белой коробке без картинки и надписи, но Ирка шлепнула меня по руке: - Это мальчикам на завтрак! Осетинский пирог с мясом. - Правильное название - фыдджын. - Я сделала грустную мордочку. - Он вкусный… - Вкусный, но вредный, а ты же не хочешь толстеть? Вот малина. - Ирка достала из сумки-самобранки пластиковую коробочку. - Оцени, я сама собирала ее для тебя на рассвете! - Ценю! - Я признательно кивнула, забрала коробочку с ягодами и покосилась на торбу: - А кофе там нет? - А кофе я сварю, пока ты будешь одеваться. - Подруга сдернула с гвоздика фартук и повязалась им. - Иди, собирайся, нам надо поторопиться. Малину я склевала в процесс сборов, а кофе перелила в термостакан и взяла с собой. - И куда мы в такую рань? - оглядев пустой двор, спросила я уже на крыльце. - К дому Даши. - Целеустремленная Ирка без задержки сошла по ступенькам. Я сделала глоток кофе и поспешила ее догнать. - А зачем нам туда? - Там люди, Лена! Лю-ди! - важно ответствовала подруга на ходу. - Простые граждане, у которых есть глаза и уши, а это значит, что жизнь супружеской пары Покрышкиных они видели, слышали и делали какие-то выводы. - Которыми сейчас поделятся с нами? В такой-то час? - Я интонацией выразила недоверие. Лично я, попытайся кто-то затеять со мной беседу в шесть утра, поделилась бы с организатором опроса разве что народной мудростью: лаконичным посылом куда подальше. - Вчерашняя бабка была совсем не прочь поболтать, - напомнила Ирка. - А у нее в авоське лежали пакетики с собачьими сухарями. Не сама же она их грызет? - А! Ты хочешь подстеречь старушку-собачницу и помочь ей скоротать время, необходимое псинке для совершения важных утренних дел, за приятной беседой? - Нравится мне, как четко ты формулируешь. - Подруга одобрительно похлопала меня по плечу. Мы не повторили вчерашнюю ошибку и проследовали в соседний двор пешком. Получилось быстро не то, что на колесах. Ирина Иннокентьевна - мудрая женщина. Ее расчет оказался верным: по чахлому газону, заинтересованно шурша невнятной растительностью, уже сновала маленькая лохматая собачка из тех, при наличии которых в домашнем хозяйстве вовсе не нужны щетки для обуви. Животинку бдительно караулила вчерашняя бабка. В руке у нее был свернутый арканом поводок, на лице - выражение смертной скуки. При нашем появлении старуха оживилась: - Что-то зачастили вы, девки? - В дребезжащем голосе отчетливо прозвучало одобрение. - Вот спасибо на добром слове! - расплылась в улыбке Ирка. - Меня уже лет двадцать никто девкой не называл! - А мне восемьдесят два, и все, кто еще не пенсионерки, - девки, - ухмыльнулась бабка. - Вы чего это сюда в такую рань? Скрипнуло открываемое окно. - Тось, эт хтось? - донеслось до нас одновременно с клубом сигаретного дыма. Со второго этажа выглянула, как Баба-яга из чердачного окошка избушки, еще одна старушенция, совершенно разбойного вида - с цигаркой во рту и в престранных очках: одно стекло простое, второе - темное. - Марусь, я сама разберусь, - остро глянув на Старенькую Разбойницу, пообещала ее подружка. - Какие рифмы, а? - Ирка, доморощенная поэтесса, в восхищении подпихнула меня локтем. - Тось - хтось, Марусь - разберусь! - Простите, Антонина… а как ваше отчество? - Я не отвлеклась на несвоевременный литературно-критический анализ. - Марковна я. - Нам, Антонина Марковна, нужно собрать отзывы соседей о супругах Покрышкиных, Дмитрии и Дарье, - официальным тоном сказала я. Запасливая Ирка, поддерживая мою версию, тут же достала из своей торбы блокнот и ручку и демонстративно приготовилась записывать. - Вот вы явно женщина основательная, не вздорная, что можете нам о них сказать? - Все-таки разводятся голубки? Теперь уже, надо понимать, по суду? А я говорила Митяю: не пара она тебе, вертихвостка эта. Ну, неудельная же деваха, девять классов образования, ни ремесла в руках, ни заработка, ни приданого, ни даже родни порядочной! - моментально завелась бабуся. - Митяй-то - он совсем другой. Надежный, основательный, работящий. Подумаешь, безъязыкий? Муж молчит - бабе счастье: про борщ пересоленный не скажет, лишнего не спросит! - Они ссорились? - спросила Ирка, что-то черкая в блокноте. - Да кто ж их знает? Он немтыка, она просто тихушница - лишний раз слова не скажет, все норовит мимо даже без «здрасте» проскочить. А стены у нас в доме толстые, сталинская еще постройка, что там у них в квартире творилось - никому не известно, - сказала бабка с нескрываемым сожалением. - Но раз Митяй из собственного дома ушел, значит, допекла его чем-то змеючка эта верткая. Ему-то здесь нравилось жить, в старой родительской хате. И квартира хорошая, двухкомнатная, и гараж капитальный, - старуха мотнула острым подбородком на упомянутую постройку, - у Митяя там инструмент и материал, он же мастер-плиточник. - А она ему изменяла! - авторитетно заявила Старенькая Разбойница и поправила странные окуляры. - Откуда знаете? - Ирка вскинула голову на голос. - «Откуда знаете?» - передразнила ее старуха. - Отсюда и знаю! В окно смотрела, видела, как ее вечерами чужая машина к дому подвозила. - Такси, может? - предположила я. - Ага, такси-макси! - снова передразнила бабка. - Приземистая машина, блестящая, будто серебряная. На таких не таксуют. - Марка, номер?