- Так труп-то в области, поселок Никоновка, сорок километров. Опять дедок, кстати. По словам соседей, переехал из города лет пятнадцать назад, и все это время к нему какие-то деятели приезжали - на дорогих машинах. Я осмотрелся там бегло, на первый взгляд - наши это клиенты, шея у деда свернута, а на теле - следы пыток, - доложил Федор, сворачивая под указателем направо. - Потому-то вас начальство и дернуло с утра. - Понятно… а взяли что-то? - Ну, это я не успел… а вот иконы висят хорошие, старинные. - Я вот чего не понимаю, - снова развернувшись к нему, сказала Олеся, - что тогда нужно налетчикам, если они не берут лежащее прямо перед глазами? Иконы, золото, украшения, предметы с антикварной ценностью - как у Канунникова, например? За чем тогда они охотятся? - За тем, что легче сбывать. Подумайте - икону, особенно старинную, трудно продать так, чтобы не засветиться. То же и с антиквариатом. А так… монеты, например, золотые. Да самое элементарное - деньги. У Канунникова явно было чем поживиться, и не в квартире он это держал. Могли требовать доверенность или просто сделать перевод. - Мне еще не дает покоя след ноги, - призналась Олеся. - Может, вы правы и это действительно женщина? - Да мужик это, просто мелкий. Это я так, в порядке бреда предлагал. Где-то вдалеке завыли сирены и послышались звуки выстрелов. Мезенцев насторожился: - Это что за Чикаго тридцатых годов? Преследуют кого-то? - Звук удаляется, значит, едут в противоположную сторону, - заметила Олеся. - Может, нарушитель какой… - Да там перестрелка, похоже - слышите, очереди автоматные… По колесам палят, значит, серьезное что-то. Внезапно они увидели в свете фар сидящего на обочине человека в форме сотрудника ГИБДД, и Мезенцев с ходу затормозил. - Это еще что? - Он достал пистолет и вышел из машины, велев Олесе оставаться в салоне: - Я только гляну, что случилось и откуда он тут взялся один и без «патрульки». Федор подошел к сидевшему на земле человеку, нагнулся и что-то спросил, а потом крикнул: - Олеся Ивановна, аптечку принесите! Олеся вышла из машины и, прихватив аптечку, приблизилась к мужчинам. Сидевший на земле держался за простреленную ногу, под которой уже натекла приличная лужа крови. - Что случилось? - спросила Олеся, присаживаясь на корточки и осматривая рану. - Да летела какая-то «девятка», километров на двадцать превышение, - скривившись от боли, проговорил сотрудник. - Ну, я дал сигнал остановиться. Они вроде послушались. Я к машине - документы, то-се… в салоне четверо, у того, что за рулем, рука в повязке - кисть. Документы в порядке, а парни нервные какие-то. Я попросил машину к осмотру, и тут мне в ногу-то и шмальнули из задней дверцы. Я упал, водила - по газам, развернулся - и в противоположную сторону. Напарник успел по рации подмогу вызвать и сам в погоню, а я вот… - Хоть бы жгут наложили… а если бы мы тут не ехали сейчас? Почему не вызвали «Скорую»? - спросил Федор, разглядывая следы протектора на асфальте. - Рация с напарником уехала… Мезенцев только головой покачал, вынул телефон и набрал номер, быстро объяснив дежурной, что нужно сделать. Олеся тем временем наложила жгут и забинтовала рану. - Похоже, наши это клиенты, Олеся Ивановна, - сказал Мезенцев, когда она закончила перевязку. - Может, поедем, по горячему чего нароем в машине? Судя по стрельбе, уйти они не смогут, может, и допросим по ходу? - А как же лейтенант? Мы не можем его тут бросить. - А мы его с собой возьмем. - Так «Скорую» же вызвали… - Вот черт… - Мезенцев почесал в затылке, вглядываясь в пустую дорогу из города. - Да вы поезжайте, если надо, - проговорил лейтенант. - Кровь-то остановили… не окочурюсь, поди… - Так нельзя! - решительно заявила Олеся. - Мы дождемся бригаду, а потом поедем - мало ли, что может случиться. - Да пока мы тут в благородство играем, они уже за пределы области могут эту «девятку» угнать! - Ну, вы же сами сказали - раз стреляют, значит, задержат. - Вопрос в том, что именно нам достанется - задержанные или их остывающие тела! Возразить Олеся не успела - раздался вой сирены: из города к ним приближалась, мигая проблесковыми огнями, машина «Скорой помощи». Оставив раненого лейтенанта в руках медиков, Федор и Олеся развернулись и поехали в сторону области. Искать погоню и преследуемых долго не пришлось - примерно через десять километров дорога оказалась перекрыта двумя патрульными машинами, а наперерез машине Федора двинулся сотрудник ГИБДД, на ходу показывая жезлом, чтобы остановились. Мезенцев вышел и предъявил удостоверение, Олеся последовала за ним, и в какой-то момент ей показалось, что капитан, изучавший ее «корочки», как-то странно на нее посмотрел. Вернув удостоверение, он попросил Мезенцева отойти вместе с ним, и Федор, пожав плечами, подчинился. Олеся подошла к бровке и оказалась на краю длинного, довольно глубокого оврага. Там суетились сотрудники ГИБДД и кто-то в штатском, место аварии обтягивали лентой. Вид у всех был странно растерянный, и Олеся никак не могла понять причины. «Девятка» улетела в овраг, ткнулась носом в дерево. Стекол в машине не было - осыпались, разбитые выстрелами преследовавших машину нарядов. Из открытой задней двери свисала рука в черной перчатке. Водитель уткнулся головой в руль и был мертв - пуля разворотила ему затылок. Рядом с ним, склонив голову на панель, сидел человек и держался правой рукой за простреленное плечо. Окружившие машину гайцы выглядели растерянными, и это удивило Олесю. - Что они там разглядывают? - негромко спросила она у вернувшегося Мезенцева, но тот почему-то отвел глаза и промолчал. - Федор Ильич… - Капитан махнул рукой и отошел от нее. Олеся испытала беспокойство - от нее что-то хотели скрыть, и в голове зашевелились самые разные мысли. Она решительно спустилась в лог, шагнула к машине, отодвинула загораживавшего ей обзор сотрудника и почувствовала, как из-под ног уходит земля. На пассажирском сиденье, зажав рану на плече, сидел Максим. Ее родной старший брат, обожаемый с детства… Переведя взгляд на мертвого водителя, она увидела свесившуюся забинтованную руку. Максим вдруг поднял голову и, увидев Олесю, криво усмехнулся: - Ну, вот так, Лисенок… - Максим… - выдохнула она, все еще не веря своим глазам. - Максим, как… как ты здесь? - Ну, вот такая неудачная командировка в область вышла. Теперь что скрывать… Ребят не вернешь, значит, я «паровозом» пойду. Дело у тебя заберут, сестренка, не волнуйся. Олесе казалось, что все происходит не с ней, сейчас она откроет глаза, и все это окажется просто страшным сном, Максим на днях вернется из командировки, привычно бросит сумку в прихожей, будет долго шуметь вода в ванной. А потом он сядет за стол, и они с отцом позволят себе по рюмке коньяка, как всегда после возвращения Макса… Она даже зажмурилась, стараясь прогнать видение, но, когда открыла глаза, все было по-прежнему - разбитая «девятка», три трупа и - Максим, зажимающий раненое плечо. - Дайте кто-нибудь аптечку… - попросила она срывающимся голосом. - Не надо, Лисенок, ничего не надо… - пробормотал Макс, закрывая глаза. - Может, кровью истеку… - Придурок! - рявкнула Олеся, окончательно придя в себя. Аптечку принес Мезенцев, сунул ей в руки и тут же отвернулся, но Олеся успела заметить отвращение на его лице. Еще бы… не будь Макс ее братом, она точно так же кривила бы лицо - сотрудник СОБРа вдруг оказался налетчиком и убийцей. «Что мне теперь делать? - думала она, перевязывая плечо брата. - Черт с ним, с делом, его, ясно, заберут… но папа?! Как я скажу ему? Что будет, когда он узнает?» - Как ты мог? - негромко спросила она, стараясь поймать взгляд Максима. - Как же ты мог нас всех предать - деда, отца, маму, меня, в конце концов? Неужели ты не думал о том, что будет, когда вас поймают? - Да не гнали бы как угорелые, и не поймал бы нас никто, - огрызнулся он. - Говорил ведь Славке - не торопись, не наводи суету… так нет же - гонщик! Вот гайцы и прицепились. Надо было или не останавливаться, или сразу валить весь наряд… - Замолчи! - Олеся зажала уши руками. - Что ты несешь?! Говоришь как преступник… - А кто я, по-твоему, сестренка? Преступник и есть - одиннадцать эпизодов с четырьмя убийствами, - усмехнулся брат так спокойно, словно рассказывал о победах на соревнованиях. - Просто ты не обо всех еще знаешь, там такие терпилы, что заявлять не станут. И все трупы - на мне. - Я не понимаю… зачем?! - Зачем? - повысил голос Максим. Отошедшие на небольшое расстояние полицейские тут же вскинулись, но Олеся помотала головой: - Все в порядке… дайте мне еще несколько минут, пожалуйста. - Зачем, говоришь? Да чтобы отца на ноги поставить! Увезти его за границу, в хороший реабилитационный центр положить, чтобы реально помогли! Если это государство плевать хотело на человека, который всю жизнь ему служил верно, даже когда жрать нечего было, когда стреляли в него из-за каждого угла! В том пожаре он мог о себе подумать и наплевать на этих девок из канцелярии, пусть бы горели! Нет - он не вспомнил о том, что у него мы есть, - спасал этих девчонок и матерей их, чтобы от горя не повесились! А государство ему хоть спасибо сказало? Нет! Нет, Лисенок, - его даже на пенсию не проводили, просто списали как инвалида! Скажи, как я мог дальше служить? - Ну, я же могу, - негромко сказала Олеся. - Потому что, кроме государства, есть еще люди, Максим. Простые люди - как матери тех девочек, которых папа из огня вытаскивал ценой своего здоровья. И он, вот поверь, не о себе думал, не о наградах - он не мог смотреть, как погибают люди. А ты… ты старикам шеи сворачивал за какие-то деньги и золотые монеты. Вы ведь больше ничего не брали, правда? Все продумал, да? Сбывать легче? Кто ты после этого, Максим? Да папа, если бы узнал, откуда у тебя деньги… - Она задохнулась, представив, как теперь отреагирует на новость отец. - Лучше бы тебя тоже застрелили… - выдавила она, даже не ужаснувшись тому, что говорит. - Ты права, Лисенок… - вдруг тихо сказал брат. - Лучше бы меня тоже застрелили… Уходи, Олеська, не хочу, чтобы ты меня в наручниках видела. Уходи, ну! Олеся оттолкнулась от машины, постояла еще минуту, пристально глядя на Максима, словно хотела запомнить его лицо, и, махнув рукой, тяжело пошла к дороге. Ее догнал Мезенцев, взял за руку, помог взобраться на крутой склон. - Дайте мне сигарету, пожалуйста, - глухо попросила она. - Ты ж не куришь. - Федор вдруг перешел на «ты», но она этого даже не заметила. - Все равно - дайте. Мезенцев пожал плечами, вынул из пачки сигарету и, прикурив, протянул Олесе. Та сделала глубокую затяжку, закашлялась, почувствовав, как дым мгновенно забил легкие, но сигарету не выбросила, затянулась снова. - Не надо, Олеся, - отобрав у нее окурок, тихо произнес Федор. - Это не поможет… - А что? Что мне теперь поможет?! - вскрикнула она, вдруг упала к Мезенцеву на грудь и зарыдала. Федор неловко обнял ее, прижался щекой к макушке: - Все пройдет, Олеся… - Да как мне жить теперь?! Ведь он мой брат! Он меня вырастил! А папа?! Что с папой будет?! Ее истерику прервал резкий хлопок выстрела и раздавшийся из оврага крик: